Лилия Шевцова о том кому на самом деле выгодно устраивать теракты, как изменится мир с приходом Дональда Трампа на пост президента США и какой процент россиян сегодня верит своему президенту Владимиру Путину.
– 3 апреля в питерском метро произошел теракт. Впоследствии строились разные версии о том, кому это могло быть выгодно, и версии звучали совершенно разные. От смертников, поддерживающих ИГИЛ, до причастности ФСБ. Что думаете вы?
– Действительно, мы в России продолжаем строить версии о том, кто организатор этого террористического акта. Коль скоро все больше людей не верит власти, то версия причастности силовиков сохраняется и будет продолжать хождение. Даже неискушенные в политике наблюдатели делают вывод, что власть стремится предложить обществу «нарратив», который бы отвлек народ от проблем, от критики самой власти, от обвинений премьера Медведева в коррупции.
Консолидация через угрозу жизни и безопасности – самый эффективный путь легитимизации власти. Кстати, не только в России. А Россия уже не раз проходила через эту модель консолидации. Но если отказаться от эмоций, то возникает вопрос: зачем теракт нужен Путину за год до президентских выборов?
Кроме того, такой акт в городе Путина и в момент, когда он приехал в Питер с визитом, работает на дискредитацию власти. Ведь люди неизбежно будут задавать вопрос: почему Путин после 17 лет правления не гарантировал нам то, что он всегда обещал – безопасность?
Я думаю, все же более вероятно, что к этой трагедии действительно причастны террористы. Но очевидно и то, что российские спецслужбы, которые занимаются прессингом в отношении общества и поиском террористов среди протестующих, не эффективны. Хотя, конечно, мы видим, что полностью исключить угрозу терактов нельзя даже в государствах с исключительно профессиональными спецслужбами. Недавняя трагедия в Стокгольме тому пример.
– Если это террористы-смертники, то чего они хотели достичь?
– Если это теракт исламских радикалов, то мотивы на поверхности и первый мотив – возмездие за российское участие в войне в Сирии. Но могут быть и местные мотивы. Приходится учитывать активизацию радикалов на Северном Кавказе. Могут быть мотивы и у исламистов из государств Средней Азии, которые могут мстить, скажем, за унижения мигрантов в России. Мотивов – веер…
Террористический акт – это всегда возмездие, демонстрация ненависти, попытка запугать, отвлечь, посеять страх. Целый набор целей. Приоритет получают те, которые «перемалываются» через личные эмоции самого террориста и через его собственную психику.
– Сказались ли как-то недавние аресты на митингах в РФ на имидже и рейтингах Путина?
– Рейтинг Путина продолжает стоять, как скала. Да, мы еще можем делать вывод о «тефлоновом» российском президенте, рейтинг которого, кажется, не зависит от результатов его деятельности.
Сегодня деятельность Путина одобряет 82% опрошенных, не одобряет 17% респондентов. Рейтинг «стоит» несмотря на все проблемы, которые испытает народ: снижение жизненного уровня, отсутствие перспектив и неопределённость будущего. Путин все еще сохраняет остатки мобилизации через «Крымнашизм» и внешнеполитические тактические победы.
Напомню, что в 2012 году, в период протестного движения его рейтинг упал до 68% одобрения. Не одобряли деятельность Путина 31%. И все же мало кто верит в естественность этого «стоящего» рейтинга. «Одобрямс» Компартии Советского союза в конце 1980-х не предотвратил ее падения.
Сомнения относительно реальной поддержки Путина подтверждают другие опросы. Так, премьера Медведева поддерживает 42% опрошенных и не одобряют его работу 57%. Работу Правительства одобряет 43% опрошенных и не одобряет его работу 55%. Получается, что люди одобряют активность президента, не одобряя работу его команды. Но еще более любопытно, что в 2012-м только 34% опрошенных хотели бы другого президента после 2018 года. Сегодня уже 63% хотели бы видеть в Кремле не Путина. Следовательно, рейтинг Путина – это и подтверждение того, что люди боятся говорить правду. И доказательство того, что в Путине люди усматривают последнюю опору хоть какой-то стабильности, отождествляя его с государством. В их глазах падение Путина это мрак и черная дыра…
– То есть, эффект от «Крымнаша», когда Путина зауважали за то, что он «вернул Крым», все-таки прошел?
– Политический эффект от «Крымнашизма» и войны с Украиной, который работал на поддержку власти, уже исчерпывается. Он почти иссяк. Россияне не хотят жить в парадигме войны и военного патриотизма, они хотят нормальной жизни.
Вот, смотрите сами: 63% россиян хотели бы нормальных отношений с независимой, но дружеской Украиной, и только 27% хотели бы, чтобы Россия контролировала Украину. Конечно, когнитивный диссонанс в сознании россиян все еще сохраняется. Так, поддержка аннексии Крыма весьма серьезна – 64% считают, что «присоединение» принесло больше пользу и только 19% полагают, что от этого больше вреда. Но одновременно происходит и процесс размывания великодержавности в общественном сознании. Только 64% россиян полагают, что державность – это обеспечение благополучия граждан, а не постоянные попытки демонстрировать военную мощь. Это уже прогресс для российской нации, привыкшей существовать в имперско-державной модели видения себя и мира.
– Какой реакции стоит ожидать от Путина на ракетный удар США в Сирии?
– Пока Кремль ответил на трамповский сирийский «гамбит» ожидаемо: жесткой критикой и выходом из соглашения 2015 года о предотвращении столкновений в воздухе. Это естественная реакция. Ведь Трамп выбивает почву из-под кремлевского сценария управления сирийской войной.
В то же время, ни Кремль, ни Вашингтон не хотят конфронтации, тем более – в Сирии. Поэтому можно ожидать, что обе стороны будут искать возможности управления рисками этом регионе и поиска новой формулы сосуществования. Но учитывая непредсказуемость Трампа и стремление Путина сохранить лицо, это будет очень сложный и болезненный процесс. И конфликты, и реальная текучая напряженность не исключены, хотя обе стороны этого не хотят.
– Есть ли вероятность, что эскалация этого конфликта сможет выйти за рамки Сирии?
– Конечно! Ведь и США и Россия вошли в фазу, когда обе стороны готовы сбрасывать шахматные доски и претендуют на формирование своих правил и на свое понимание существующих норм в международных отношениях. Трамп провозгласил принцип: «Америка превыше всего», что означает не просто изоляционизм, а готовность вмешательства и создания силовых прецедентов. Путин также готов к собственной интерпретации мировой игры и опоре на силу. Поэтому столкновение двух моделей лидерства вполне может привести к конфликтам.
Сами американцы, в частности, опытный дипломат обамовского поколения Филип Гордон, прямо предупреждают, что ментальность Трампа и его понимание политики ведут к угрозе конфронтации на мировой сцене. Стремление Путина решать внутренние проблемы за счет сохранения державности также порождает напряженность и риск конфронтации. В то же время, как это ни парадоксально, Россия меньше всего заинтересована в конфликте с Америкой. Несмотря на активную антиамериканскую пропаганду внутри самой России.
– Почему?
– Использование ресурсов Запада – это способ выживания российской системы. А Америка контролирует основные ресурсные рычаги Запада. Кремль постоянно ищет возможности для осуществления своей Триады: Быть с Западом- быть внутри Запада и быть против Запада. До сих пор это удавалось. Но наступают новые времена и продолжать эту модель будет уже сложнее.
– В каких взаимоотношениях Трамп и Путин? Могут ли они договариваться друг с другом?
– Между ними нет никаких отношений. «Рисунок» их лидерства и ментальности говорит о том, что они вряд ли найдут общий язык. Слишком разные люди и, кажется, психологически несовместимые. Я уже не говорю о несовместимости интересов Америки и России.
Путин привык подавлять партнеров и для него важно обеспечивать превосходство в диалоге. Поведение Трампа состоит в попытках зажать партнера по диалогу в угол, сломать его волю и навязать ему свое решение. Вряд ли Путин примет эту игру. Так что будет удивительно, если они просто смогут найти формулу вежливости в отношениях с друг другом.
Словом, начинается новая эпоха, связанная не только с выходом на сцену Американского Терминатора, но с завершением прежней эпохи постмодернизма, которые означал отказ от идеологии и стандартов. Это будет эпоха новых вызовов, прихода новой элиты и поиска новых моделей развития. Это будут реальные «американские горки» на мировой сцене.
Александра Горчинская
