23.12.2024

Аминадо Дон


Напои меня малиной,
Крепким ромом, цветом липы…
И пускай в трубе каминной
Раздаются вопли, всхлипы…
Пусть, как в лучших сочиненьях,
С плачем, с хохотом, с раскатом
Завывает все, что надо,
Что положено по штатам!
Пусть скрипят и гнутся сосны,
Вязы, тополи и буки.
И пускай из клавикордов
Чьи-то медленные руки
Извлекают старых вальсов
Мелодические вздохи,
Обреченные забвенью,
Несозвучные эпохе!.. 

Напои меня кипучей
Лавой пунша или грога
И достань, откуда хочешь,
Поразительного дога,
И чтоб он сверкал глазами,
Точно парой аметистов,
И чтоб он сопел, мерзавец,
Как у лучших беллетристов…

А сама в старинной шали
С бахромою и с кистями,
Перелистывая книгу
С пожелтевшими листами,
Выбирай мне из "Айвенго"
Только лучшие страницы
И читай их очень тихо,
Опустивши вниз ресницы…

 

Потому что человеку
Надо, в сущности ведь, мало…
Чтоб у ног его собака
Выразительно дремала,
Чтоб его поили грогом
До семнадцатого пота
И играли на роялях,
И читали Вальтер-Скотта,
И под шум ночного ливня
Чтоб ему приснилось снова
Из какой-то прежней жизни
Хоть одно живое слово.

( 14.11.1957.Париж)

В 1920-30-е гг. в Париже "эмигрантский народ знал его куда лучше, чем Цветаеву или Ходасевича!", как удивленно вспоминал один из его современников. Максим Горький в 1932 году: "Мне кажется, что гораздо более искренно и верно отражает подлинное лицо эмиграции развеселый негодяй Дон-Аминадо…". Сегодня он мало известен у себя на родине.

0- юлия лучкина - во всем что не ты томятся твои возможности.jpg

"Поезд на третьем пути"

Как весело, ярко пылает камин,
А чайник поет и клокочет,
Клокочет, как будто он в доме один
И делает все, что захочет.

А черный пушистый и ласковый кот,
С пленительным именем Томми,
Считает, что именно он – это тот,
Кто главным является в доме.

За окнами стужи, туманы, снега.
А здесь как на старой гравюре,
Хрусталь и цветы, и оленьи рога,
И лампы огонь в абажуре.

Я знаю, и это, и это пройдет,
Развеется в мире безбрежном
И чайник кипящий, и медленный кот,
И женщина с профилем нежным.

Но все же, покуда мы в мире пройдем,
Свой плащ беззаботно накинув,
Пускай у нас будет наш маленький дом
И доброе пламя каминов.

Пусть глупую песенку чайник поет
И паром клубится: встречай-ка!
И встретит нас Томми, пленительный кот,
И наша и Томми хозяйка.

1- Yulia Luchkina - жизнеутверждающее лето.jpg

Вот слова Марины Цветаевой: "Вы совершенно замечательный поэт. Я на Вас непрерывно радуюсь и Вам непрерывно рукоплещу – как акробату, который в тысячу первый раз протанцевал на проволоке. Сравнение не обидное. Ведь акробат, ведь это из тех ремесел, где все не на жизнь, а на смерть… И куда больше – поэт, чем все молодые и немолодые поэты, которые печатаются в толстых журналах. В одной Вашей шутке больше лирической жилы, чем во всем "на серьезе"".

А так писал Иван Бунин в 1927 году: "Дон-Аминадо гораздо больше своей популярности (особенно в стихах), и уже давно пора дать подобающее место его большому таланту, – художественному, а не только газетному, злободневному"….

Уездная сирень

Как рассказать минувшую весну,
Забытую, далекую, иную,
Твое лицо, прильнувшее к окну,
И жизнь свою, и молодость былую?

Была весна, которой не вернуть…
Коричневые, голые деревья.
И полых вод особенная муть,
И радость птиц, меняющих кочевья.

Апрельский холод. Серость. Облака.
И ком земли, из-под копыт летящий.
И этот темный глаз коренника,
Испуганный, и влажный, и косящий.

О, помню, помню!.. Рявкнул паровоз.
Запахло мятой, копотью и дымом.
Тем запахом, волнующим до слез,
Единственным, родным, неповторимым,

Той свежестью набухшего зерна
И пыльною, уездною сиренью,
Которой пахнет русская весна,
Приученная к позднему цветенью.

Был месяц май, и птицы пели,
И за ночь выпала роса…
И так пронзительно синели,
Сияли счастьем небеса,

И столько нежности нездешней
Тогда на землю пролилось,
Наполнив соком, влагой вешней,
И пропитав ее насквозь,

Что от избытка, от цветенья,
От изобилья, от щедрот,
Казалось, мир в изнеможенье
С ума от счастия сойдет!..


 

Был месяц май, и блеск, и в блеске
Зеленый сад и белый дом,
И взлет кисейной занавески
Над русским створчатым окном.

А перед домом, на площадке,
Веселый смех, качелей скрип.
И одуряющий и сладкий,
Неповторимый запах лип.

Летит в траву твой бант пунцовый,
А под ногой скользит доска,
Ах, как легко, скажи лишь слово,
Взмахнуть и взвиться в облака!..

И там, где медленно и пышно
Закатный день расплавил медь,
Поцеловать тебя неслышно,
И если надо, умереть…

Был месяц май, и небо в звездах,
И мгла, и свет, и явь, и сон.
И голубой, прозрачный воздух
Был тоже счатъем напоен.

Молчанье. Шорох. Гладь речная.
И след тянулся от весла.
И жизнь была, как вечер мая,
И жизнь и молодость была…

И все прошло, и мы у цели.
И снова солнце в синеве,
И вновь весна, скрипят качели,
И чей-то бант лежит в траве.

Возвращается ветер на круги своя.
Не шумят возмущенные воды.
Повторяется все, дорогая моя,
Повинуясь законам природы.

Расцветает сирень, чтоб осыпать свой цвет.
Гибнет плод, красотой отягченный.
И любимой – поэт посвящает сонет,
Уже трижды другим посвященный.

Все есть отблеск и свет. Все есть отзвук и звук.
И, внимая речам якобинца,
Я предчувствую, как его собственный внук
Возжелает наследного принца.

Ибо все на земле, дорогая моя,
Происходит, как сказано в песне:
Возвращается ветер на круги своя,
Возвращается, дьявол! хоть тресни.

Месяц у моря

Притворялись веселыми, бодрыми…
Приезжали из душных столиц –
Любоваться роскошными бедрами
Неизвестных матрон и блудниц.

Одевались в халаты купальные
И у моря, в полуденный час,
Все глазели на груды овальные
Пожилых человеческих мяс.

Пантеистами были! Эстетами!
Отрицали костюм. Пардессю.
И, от солнца закрывшись газетами,
Восхищались природой вовсю…

Лоботрясы в подстриженных усиках,
Словно новый открыв Марафон,
Танцевали с девицами в трусиках
Под охрипший с утра граммофон.

А кругом, как моллюска бесполая,
Не вкусивши ни зла, ни добра,
Желторото-коричнево-голая
Полоскалась в воде детвора.

…И однажды, откуда-то… с севера,
Точно жалобы горестных струн,
Пронеслися дыхания севера
В притаившейся зелени дюн.

Заблистали короткие молнии.
Прошумели в ночи поезда.
И, несказанной мысли безмолвнее,
Прямо в море упала звезда.

Кто-то плакал над долей проклятою.
Возвращался на каторгу раб…
И о жизни с креветкой усатою
Разговаривал шепотом краб.

Читать далее:

https://mail..com/mail/u/0/?shva=1#trash/15929f644e829f9d

 


70 элементов 1,226 сек.