Чтобы приучить внука говорить со мной по-русски, намеренно игнорирую его обращения ко мне на иврите.
– Деда, – наконец не выдерживает он. – Ты что, немой?
– Нет, – отвечаю. – Я как раз твой. Понимаешь, Урька, ведь «немой» – это не только тот, кто не умеет говорить, но и вообще любой человек, с которым у тебя нет общего языка. Он для тебя – «не мой». А если «не мой» – стало быть, «чужой», «чуждый». В древности русские всех иностранцев называли «немцами». Не потому что те были немыми, а потому, что они не понимали их языка. А значит, не понимали их и ни о чем не могли с ними договориться. А в ирите «немой» – это «илем». Потому что он для нас словно «неэлям» – «исчезнувший, неизвестный». Мы его не знаем, и он для нас как бы не существует, потому что его не понимаем…
Разумеется, я не думаю, что он понял все из этих словесных экзерсисов. Но и многие взрослые сегодня вряд ли понимают, что все беды нашего мира следует искать именно в отсутствии общего языка, способности и желания понять друг друга.
Для бывшего советского человека эта проблема была актуальна всегда. Мы росли и жили с мыслью о том, что образованный и интеллигентный человек вполне может обойтись «великим и могучим», а к мировой культуре приобщались исключительно через переводы. Эта ситуация, судя по всему, сохраняется в России и сегодня. Иначе просто трудно объяснить недавнее высказывание одного известного еврейского деятеля о том, что перевод одного всемирно известного научного труда понадобился потому, что «одной из особенностей русской интеллигенции является то, что она не читает по-английски».
И ведь это правда – не читает. И не только по-английски, но и на всех других языках. Тем самым интеллигенция невольно превращает себя в этакого коллективного зэка, запертого в клетке собственного языка. Да, в просторной, великолепной, даже великой, но клетке! Отсюда это пронзительное «Я – зэк!» из замечательного стихотворения Марка Котлярского о языке.
Общество, запертое в такой клетке, легко зомбировать – ведь любое другое мнение, любой другой взгляд оно воспринимает лишь как бессмысленный посторонний шум. Каждый иностранец, иноземец, иноверец для него – «не мой», потому как чуждый, непонятный, а значит, скорее всего, враждебный.
Я не хочу сказать, что корни всех конфликтов между народами и внутри народов следует искать в отсутствии общего языка, но в итоге на языке многое замыкается. Именно отсутствие общего языка как в буквальном, так и в переносном смысле слова обусловливает в итоге массовое невежество, неспособность выслушать, понять и принять позицию другого, а значит, и пересмотреть собственную позицию и начать поиски компромисса.
Особенно грустно наблюдать за такой неспособностью, когда речь идет даже не просто о соседствующих, а о родственных языках и народах. Я говорю сейчас не только о русских и украинцах, как многие наверняка подумали, но и о евреях и арабах. И генетически, и лингвистически оба народа вроде бы необычайно близки. Знаменитое «Микола, ты слухал, як москали кличут наше пиво?!» на Ближнем Востоке трансформируется в то, что евреи говорят «херем», а на арабском это звучит как «харам», «кфар» как «кафр», «бейт-мидраш» как «медрессе» и тому подобное. Еврею достаточно начать прислушиваться к арабской речи, а арабу к ивритской, чтобы уже через месяц понимать друг друга: корневая система обоих языков практически идентична.
Но в том-то и дело, что понимать друг друга ни одна из сторон не желает. И пусть я покажусь предвзятым, но арабы несут за это ответственность куда большую, чем евреи. Потому что, к примеру, отвергая право евреев на эту землю, отвергая неразрывную связь евреев с Иерусалимом и Храмовой горой, арабы демонстрируют, в первую очередь, свое незнание Корана и своих же священных текстов. Когда начинаешь разбираться, то выясняется, что дело снова в языке. На этот раз в арабском: большинство из тех, кто убежден, что к убийству евреев призывает Коран, этой книги не читали и прочесть из-за своего языкового невежества просто не в состоянии.
Я часто разговариваю с арабами, в том числе и с представителями арабской интеллигенции. Что характерно, обычно на русском языке. И их невежество не может не вызывать удивления: они не могут процитировать Коран, а царей Давида и Соломона считают не евреями, а палестинцами.
Но ведь и евреи зачастую отказываются признавать, что в арабском, мусульманском сознании Иерусалим пусть занимает и не первостепенное, но тоже достаточно важное место, и абсолютно игнорировать это, сбрасывать со счетов – тоже нельзя.
Вот и выходит, что пока мы не преодолеем эту нашу взаимную немоту, пока не научимся слушать и понимать друг друга, ничего в арабо-израильском конфликте с места не сдвинется. Начинать все нужно опять-таки с образования, с «вопросов языкознания» – в широком смысле этого слова.
– Дед, – говорит мне внук по-русски. – Видишь, я – твой. А ты теперь – мой? Бо, нидабер иврит – «давай поговорим на иврите».
– Что ж, – отвечаю я на языке наших праотцов. – Давай попробуем…
Автор о себе:
Родился в 1963 году на Украине, жил в Баку, а с 1991 года живу в Израиле. Печататься начал еще в 1980 году, профессионально заниматься литературой и журналистикой – в 1988-м. Здесь, в Израиле, продолжил: публиковался в различных газетах, был редактором газеты «Русский израильтянин», сейчас работаю заместителем редактора газеты «Новости недели». Выпустил в России 20 книг, шесть из них – в серии ЖЗЛ, но все на одну тему: евреи, евреи и еще раз евреи. А что поделаешь – кругом одни евреи!
Мнения редакции и автора могут не совпадать.
Петр Люкимсон