Религиозный обозреватель Наталья Фролова считает, что подобными высказываниями патриарх извращает дух христианства. Не осуждая ядерные угрозы Путина и оправдывая смертную казнь, если она «по закону», он действует как идеологический соратник путинского режима, поддерживая его захватнические идеи.
Чем дольше длится полномасштабная война России против Украины, тем дальше высказывания патриарха Кирилла от христианства. Опытный оратор, он ловко жонглирует христианской лексикой для оправдания любых действий власти. В путинской системе координат он создает свою церковь: она собрана из правильных и красивых слов про церковь, Бога и христиан, но это «дом вверх дном».
Так стоит оценивать его высказывания про ядерные удары. Когда патриарх не критикует высказывания Путина, который угрожает нанести ядерные удары, а предлагает «не нагнетать страх», читай: критиковать Путина надо, как и надо бояться подобных высказываний. Да, христиане «чают воскресения мертвых и жизни будущаго века», как говорится в Символе веры, и ожидают прихода Мессии. Но христианство вовсе не предлагает человеку разрушить до основания этот мир, созданный Богом. Это задача Антихриста, а не человека, тем более верующего в Христа.
Так же, когда патриарх говорит, что смерть на поле боя, как он сам говорит, «братоубийственной» войны против Украины «смывает все грехи», читай: это несмываемый грех для христианина. Недаром имя ветхозаветного Каина, убившего своего брата Авеля, стало нарицательным. В христианском богословии невозможно найти ни одно толкование этого сюжета, где бы оспаривалась воля Бога — и вместо наказания изгнанием и скитальничеством предлагалось бы «смыть все грехи» Каина.
Похожая история со смертной казнью. Патриарх не солгал, когда сказал, что церковь никогда не осуждала смертную казнь, не настаивала на ее отмене, но при этом никогда ее и не приветствовала. Однако есть нюанс, и не один.
Патриарха цитирует ТАСС:
«Господь Иисус Христос смертную казнь не осуждал, хотя сам незаслуженно претерпел смертную казнь. Конечно, убийство человека в наказание за его преступления — это крайняя мера. И потому идеально было бы, чтобы люди не совершали таких преступлений, за которыми бы следовала смертная казнь. Но Церковь никогда не настаивала на том, что нужно отменить это наказание».
Когда патриарх говорит «Церковь» и приводит в пример слова Христа, у аудитории может возникнуть ощущение, что он говорит от лица и по поручению всего христианского мира. Но сказанное им отражает взгляд на смертную казнь лишь Русской православной церкви (РПЦ).
Этими размытыми словами сформулировано отношение к высшей мере наказания в «Основах социальной концепции РПЦ», принятых на Архиерейском соборе — церковном документе, объясняющем, как епископат, клир и миряне должны взаимодействовать с государством и светским обществом.
Кстати, на момент выхода в свет в 2000 году «Основы» воспринимались как весьма прогрессивный документ, учитывающий, насколько сильно современное российское общество эволюционировало с древних и более поздних времен.
В отношении узников в целом позиция церкви сформулирована четко: «Русская православная традиция искони предполагала милость к падшим» и «Не для обличения вас пришли мы сюда, а чтобы преподать вам утешение и назидание» (вторая цитата — слова святителя Иннокентия, архиепископа Херсонского).
Но в отношении смертной казни сформулировано именно то, что сказал патриарх: в целом — против, но не осуждаем, потому что «так надо».
В своей позиции концепция опирается на несколько важных посылов.
Первый: смертная казнь признавалась в Ветхом Завете, а «указаний на необходимость ее отмены нет ни в Священном Писании Нового Завета, ни в Предании и историческом наследии Православной Церкви». Да, прямого указания — «требуем отменить смертную казнь» — в этих источниках нет.
Но даже в законе, как говорится, есть буква и дух. И первая без последнего — ничто. Дух Евангелия — это утверждение жизни. Одно из главных отличий Нового Завета от Ветхого в том, что Иисус предлагает человечеству более гуманно относиться друг к другу.
Одно из главных отличий Нового Завета от Ветхого в том, что Иисус предлагает человечеству более гуманно относиться друг к другу
Ветхий Завет говорит: «Кто ударит человека так, что он умрет, да будет предан смерти» (Исход, 21:12). Иисус же предлагает отказаться от принципа «око за око, зуб за зуб» и, наоборот, подставить левую щеку, когда бьют по правой. То есть научиться самому сложному — прощать.
Но даже и в Ветхом Завете — все в той же истории с Каином и Авелем — Бог наказывает Каина, делает его «скитальцем на земле», однако говорит: «За то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро» (Бытие, 4:15).
Второй важный посыл: концепция вроде бы и говорит, что смертная казнь делает непоправимой судебную ошибку, что «наказание смертью не может иметь должного воспитательного значения» и что пастырскую работу лучше проводить, пока человек еще жив, но в то же время напоминает: «Для православного сознания жизнь человека не кончается с телесной смертью».
Эту мысль в интервью сайту Сретенского монастыря развивает видный московский протоиерей Владислав Цыпин, профессор Московской духовной академии:
«С точки зрения догматической также очевидно — для христианского взгляда смерть не является концом жизни человека. Жизнь продолжается и за гробом, и окончательная справедливость будет обнаружена лишь на Суде Божием. Поэтому даже если имела место судебная ошибка, это, конечно, очень печально и трагично, но все-таки это не окончательная трагедия».
«По букве» эта мысль верна — христианство и другие религии говорят, что душа вечна. Но «по духу» — опять неувязка. В такой формулировке «неокончательность трагедии» обесценивает земную жизнь человека.
Третий посыл: церковь не должна оспаривать право государства казнить, как бы сама церковь к этому ни относилась. То есть «Богу Богово, кесарю — кесарево», как говорил Христос. В концепции говорится, что РПЦ приветствует действия государств, которые отменяют смертную казнь, но при этом признает, что этот вопрос решает общество (читай «государство»), «с учетом состояния в нем преступности, правоохранительной и судебной систем, а наипаче соображений охраны жизни благонамеренных членов общества».
Патриарх Кирилл в своем нашумевшем выступлении говорит:
«Невозможно дать какую-то общую рекомендацию, но, конечно, было бы идеально, чтобы людей не лишали жизни. Однако пускай этим занимаются те, кто с точки зрения закона определяет меру наказания».
Понятно, что церковь не может решить за государство и общество, как им бороться с преступностью. Но церковь — и от нее этого ожидают как верующие, так и атеисты — может и должна выступить моральным арбитром. Вместо этого патриарх рассуждает так, словно речь идет о выборе блюда на ужин: запеченную севрюгу или макароны по-флотски. Севрюгу было бы идеально, но пусть решит хозяйка дома.
Очевидно, патриарх избегает критики государства и увиливает от прямого и простого ответа на вопрос про смертную казнь. А он может быть только один, если смотреть на высшую меру наказания с христианской точки зрения: лишь Господь дает жизнь человеку и лишь у него есть право ее забрать. Когда государство берет на себя право казнить человека, оно присваивает себе функцию Бога.
Когда государство берет на себя право казнить человека, оно присваивает себе функцию Бога
«Если умертвите образ Божий, как можете поправить сделанное, как воскресить погибших и возвратить души в тела?» — эти слова можно встретить у одного из главных христианских богословов второй половины IV века, архиепископа Константинопольского Иоанна Златоуста, автора наиболее часто совершаемой в православных храмах литургии.
В итоге складывается ощущение, что РПЦ с патриархом Кириллом во главе пытается усидеть на двух стульях. Понятно, почему это происходит. Русская православная церковь не умеет существовать по-другому, кроме как в зависимости от светской власти, империи, Третьего Рима, Кремля и так далее.
Это, с одной стороны, имперское наследие Византии и 300-летнего существования со Священным Синодом (1721–1917) во главе (то есть, по сути, c государственным органом вместо патриарха). А с другой — травма перерождения в советское время: Русскую православную церковь в 1943 году, в разгар Второй мировой войны, создал Сталин на обломках растоптанной и расстрелянной им же самим и его соратниками Русской церкви.
Тут невозможно не вспомнить весьма характерный эпизод из «Повести временных лет» про Владимира Великого: «Владимир же жил в страхе Божьем. И сильно умножились разбои, и сказали епископы Владимиру: „Вот умножились разбойники; почему не казнишь их?“ Он же ответил: „Боюсь греха“. Они же сказали ему: „Ты поставлен Богом для наказания злым, а добрым на милость. Следует тебе казнить разбойников, но расследовав“». Так же и сегодня: руководство РПЦ считает для себя правильным служить государству и мыслить как чиновники, а не как христианские проповедники.
Руководство РПЦ считает для себя правильным служить государству и мыслить как чиновники, а не как христианские проповедники
В итоге церковь с таким тяжелым анамнезом так не научилась независимости в ельцинские годы. А позже стала верным идеологическим соратником, проводником захватнических имперских идей Владимира Путина — от поддержки аннексии Крыма до призывов идти на захватническую войну против Украины и освящения оружия. Сегодня задача РПЦ — не бороться за жизнь, а оправдывать смерть, если она «по закону».
В этом смысле показательно, что со своими лукавыми рассуждениями про смертную казнь патриарх выступил перед участниками программы «Время героев». Эту Z-программу по поручению Путина реализует Высшая школа государственного управления. «Время героев» занимается «развитием участников специальной военной операции»: из ветеранов преступной войны якобы делают «высококвалифицированных, компетентных руководителей».
Может ли современная христианская церковь в принципе занять четкую и однозначную позицию по вопросу смертной казни? Может и должна. И этому есть конкретные примеры.
Католическая церковь после Второго Ватиканского собора (1962–1965 годы), где была значительно пересмотрена концепция отношений церкви и общества, тоже постепенно шла к осуждению высшей меры наказания безо всяких оговорок. Только в 1969 году Ватикан изъял смертную казнь из своих законодательных актов.
В Катехизисе католической церкви, принятом в 1992 году при папе Иоанне Павле II, говорилось, что если вина агрессора полностью установлена и если это «единственный возможный путь действенно защитить жизни людей от несправедливого агрессора», то традиционное учение церкви не исключает применения смертной казни.
Нынешний папа Франциск в 2018 году внес поправку в главу Катехизиса о смертной казни. Теперь в ней говорится, что мир изменился, что люди не теряют своего достоинства, даже совершив очень серьезные преступления, и что «разработаны более эффективные системы тюремного заключения, гарантирующие безопасность, на которую имеют право граждане, и не лишающие виновного возможности покаяния». А потому, опираясь на Евангелие, церковь «решительно выступает за ее отмену во всем мире» и говорит: «Смертная казнь — это недопустимая мера, оскорбляющая достоинство личности».
Тут можно возразить, что католическая церковь имеет собственное государство, а потому не должна подстраиваться под власти тех стран, где ее паства. Но можно привести в пример и другую, помимо РПЦ, православную церковь (и тоже наследницу Византии), которая сформулировала не менее четкую позицию по смертной казни, — это Константинопольская православная церковь. Ее глава Вселенский патриарх Варфоломей (его резиденция находится в Стамбуле) с начала полномасштабной войны России против Украины принял под свой омофор не менее десяти священников, которых РПЦ преследовала за антивоенную позицию.
Папа Франциск и патриарх Константинопольский Варфоломей
Социальная концепция Константинопольской православной церкви «За жизнь мира. На пути к социальному этосу Православной церкви» была опубликована весной 2020 года. И в ней тоже нет попытки переложить бремя моральной ответственности на плечи государства, но есть призыв к правительствам отказаться от смертной казни.
«Поскольку смертная казнь воздает злом за зло, ее нельзя рассматривать как добродетельную или даже терпимую практику. И хотя некоторые могут пытаться оправдывать ее как выражение соразмерной справедливости, для христиан подобная логика неприемлема. В Евангелиях Христос неоднократно отвергает сам принцип соразмерности. Он требует от Своих последователей придерживаться правила прощения, которое не только превосходит требования „естественной“ справедливости, но даже оставляет в стороне гнев Закона в пользу его же более глубокой логики милосердия», — говорится в концепции.
Обсуждая в том же 2020 году с папой Франциском отношение церкви к смертной казни, патриарх Варфоломей отметил, что неприятие смертной казни — это «логическое и моральное следствие» приверженности христианским принципам человеческого достоинства. «Поэтому логичным и моральным следствием является то, что тот, кто осуждает войну, должен отвергать и смертную казнь», — сказал патриарх Варфоломей. Именно так — только с точностью до наоборот — надо сегодня воспринимать то, что говорит и делает патриарх Кирилл.
3
