130 лет со дня рождения Петра Дмитриевича Барановского.
Если мы, москвичи, еще можем видеть что-то прекрасное вокруг себя, то в этом немалая его заслуга. Инженер, архитектор, реставратор и искусствовед, он всю жизнь спасал здания – церкви, монастыри, усадьбы, дома.
Чтобы спасти от большевиков хоть часть уничтожаемых культурных сокровищ, Барановский организовал в 1923 г. Музей русской архитектуры в подмосковной усадьбе «Коломенское». Из многочисленных экспедиций он в одиночку свозил в Коломенское тысячи экспонатов со всей страны: иконы, церковную утварь, старинные предметы быта. Он умудрился доставить в столицу (в разобранном виде) башни Николо-Корельского монастыря, угловую башню Братского острога и домик Петра I из Новодвинской крепости. И он добился придания Коломенскому статуса музея, восстановил его первоначальный облик.
Он фотографировал, описывал и обмерял церкви, которые потом уничтожали. Он был последним посетителем древнего Чудова монастыря на территории Кремля перед тем, как его снесли в 1929 г.
Однажды в экспедиции он сорвался с десятиметровой высоты в ходе обмеров церкви, и, придя в сознание через четыре часа, вскоре отправился осматривать другую церковь. И нашел там деревянную резную дверь 12-го в. Он несколько раз падал и жестоко разбивался и в последующие годы, но не переставал делать свое дело, порой взбираясь уже на шатающиеся стены, к ужасу окружающих.
Ну и, разумеется, в условиях скотской власти он все время рисковал. Еще в 1931 г. Петру Дмитриевичу было предъявлено обвинение в утаивании «богатого материала, собранного по периферии по памятникам искусства и старины», в «аполитичной» защите памятников, в «некритическом отношении» к распоряжениям администрации о проведении реставрационных работ для церковных общин за их счет и в том, что он «в общественной работе никакого участия не принимает». Через некоторое время в газете «Безбожник» была напечатана статья с клеймящим заголовком: «Реставрация памятников искусства или искусная реставрация старого строя?». Потом появляется статья в газете «За коммунистическое просвещение», в которой риторически спрашивается: «Что они сделали, верные сыновья буржуазии? Они снова превратили науку в церковь, искусство – в боrомазню». В качестве «верных сынов буржуазии» упоминаются десяток имен, включая академика Грабаря и Барановского. Все они потом, кроме Грабаря, оказались в тюрьме.
По чьему доносу или благодаря какой своей реплике он сел в 1933 г., точно неизвестно. Есть несколько рассказов на эту тему. Когда собирались взорвать собор Василия Блаженного, он резко поговорил с Кагановичем, а потом отправил телеграмму Сталину. Храм был спасен. Потом ему приказали решить, какое следует снести здание в Охотном ряду – палаты Троекурова или дворец Голицына – для строительства здания Госплана (в котором сейчас Госдума). Он назвал это предложение "варварством и дикостью". Наконец, он отказался сносить Сухаревскую башню
Но в любом случае его мучили в тюрьме, а потом дали три года лагерей по 58-ой, обвинив в покушениях на жизнь тов. Сталина, в активном участии в политических организациях по свержению советской власти. Период, проведенный в тюрьме, был недолгим, но страшным. Как пишет сам Барановский, "Всё последующее, то есть 3 года лагерей, меркнет перед кошмарной трагедией допросов, искусного обмана и моральных пыток, испытанных в тюрьме". В Сибири, в Мариинском лагере, будучи назначенным замначальника строительной части, он спроектировал здание местного сельскохозяйственного музея.
Но, в сравнении с другими, Барановский в то время отделался сравнительно легко. Благодаря заступничеству Игоря Грабаря, друга и коллеги, его даже выпустили досрочно, в мае 1936 r., хотя и без права проживания в Москве. Местом жительства ему определили Александров Владимирской области, где он ежедневно должен был расписываться в книге учета у местного оперуполномоченного. В первый же день, с первым поездом он отправился в Москву на Красную площадь – поскольку следователь в тюрьме твердил ему, что собор Василия Блаженного ломают. Собор Василия Блаженного оказался на месте, но Казанский был наполовину разобран. Барановский тут же бросился проводить замеры, что он делал каждый день еще два месяца, все так же первым поездом отправляясь в Москву. Он успел сделать все замеры Казанского собора, прежде чем его снесли в том же году. И только благодаря Барановскому собор был восстановлен в 1993 г. в первоначальном виде. А возвращаясь в Александров, он реставрировал памятники местного кремля.
Спасо-Андроников монастырь, где работал и жил Андрей Рублев, также сохранился благодаря Барановскому. Тут история почти детективная. Как-то поздно вечером ему посчастливилось обнаружить на территории монастыря надгробную плиту могилы Андрея Рублева, датируемую 15-м веком. Он наспех зарисовал надгробие и надпись на нем, и более детальное исследование Барановский отложил на утро. А утром оказалось, что рабочие успели раздробить надгробие, и посыпали его осколками размокшие монастырские дорожки. Но подробный доклад о надгробии был составлен, подлинность ее признали целый ряд серьезных ученых, и властям пришлось отказаться от намерения разрушить очередную жемчужину древнерусского искусства – имя Андрея Рублева было неприкосновенно. Позже исследователи пришли к выводу, что Барановский намеренно совершил мистификацию, и тем самым спас монастырь.
Всего Барановский подготовил более 100 проектов реставрации, из которых были осуществлены 70, а также исследовал несколько сотен старинных храмов, монастырей и прочих сооружений, расположенных на территории от Белого моря до Азербайджана. У него, преподавателя МГУ, множество учеников – историков и реставраторов.
Он вступал в борьбу за каждый старинный дом Москвы, который хотели снести, заметив как-то: «Москва слезам не верит…Давно уже верит, с тех пор, как сама вся в слезах. Я люблю Москву больше жизни, для меня она– символ вечности России. Почему у нее такая драматическая судьба? Кто в этом повинен?. .» И отвечал сам себе: «Только мы и турки не умеем беречь свое прошлое. Варвары!» По словам архитекторов, все исторические и архитектурно ценные дома на Пречистенке и Волхонке устояли благодаря вмешательству Барановского.
Но Барановский еще и занимался сбором сведений о русских зодчих: в его собрании были материалы о более чем 1700 древнерусских архитекторах. Из этих материалов Барановский хотел создать Словарь древнерусских зодчих.
По словам Игоря Грабаря, архитектора-эрудита, подобного Барановскому, не было во всей Европе. Архитекторы называют его Аввакумом ХХ в. и ангелом-хранителем церковного зодчества. По словам академика В.Виноградова, люди приходили просто, чтобы посмотреть на него, на живую легенду. В сборнике воспоминаний о нем, авторы, кажется, просто не находят адекватных слов, чтобы выразить свое восхищение и недоумение – как такое вообще возможно.
Барановский часто жил в монастырях, там где и работал. Церковным человеком не был, на службы никогда не ходил. Как-то он сказал: «Я служу Богу по-другому». Его жена однажды пожаловалась: «Не ест, не спит, только работает. Как он выдерживает?» – хотя и сама была подвижницей русской культуры.
На экскурсии в соборе Василия Блаженного вам могут рассказать, что узнав о намерении властей взорвать храм, Барановский заперся в нем и заявил, что храм будет взорван только вместе с ним. Это легенда, но, по сути дела, он так и жил.
/КР:/
Поразительное время, поразительные люди….
Благородство и подвижничество…/
