Певица Анита Цой – о том, как настроить себя, чтобы азарт участия в жизни никогда не отступал перед пассивным интересом к её течению
Начало ХХ века. Пролетарии всех стран объединяются
В России только что отгремела революция, да ещё образовалась такая прекрасная страна СССР, где все равны. «Надо обязательно туда поехать, вступить в партию, получить образование, вернуться домой и устроить революцию в Корее – освободить от империалистического гнёта!» – согласно семейной легенде, примерно так размышлял мой дед, Юн Сан Хын, в свои шестнадцать лет. В Корее тогда действительно была очень тяжёлая жизнь. Дед – выходец из очень простой и многодетной семьи. Буквально голодали. И вот в шестнадцать у него появилась мечта. Но как добраться до СССР? Денег-то не было. А к тому моменту уже были известны прецеденты, когда ради хлеба насущного корейцы тайно переходили границу в районе реки Туманган. Селились на плодородных землях Дальнего Востока, возделывали её, и некоторые поселения в конце концов официально признавались властью.
Дед рассматривал и такой вариант. Но получилось по-другому. Можно сказать, в Россию деда ветром занесло. Он устроился коком на рыболовецкий траулер. И вот в один из выходов в море был сильный ветер, шторм, и корабль случайно пересёк границу и оказался в территориальных водах СССР. Пограничники команду арестовали и отправили в лагерь. Радости деда не было предела! Мечта осуществилась. Он тут же начал жадно учить русский язык, чтобы вступить в партию. В общем, всячески выказывал желание остаться в СССР. И получил эту возможность. Через какое-то время устроился на хабаровское радиовещание, поскольку прекрасно знал корейский и японский языки, был начитанным и грамотным мальчиком. И стал делать карьеру. В Хабаровске же встретил будущую жену, Анисью Егай. Как признавался дед, он женился на ней только потому, что очень полюбил будущую свекровь – харизматичную красавицу-певунью.
В Хабаровске дед и бабушка родили двух дочек, моя мама была второй. Потом… Думаю, почти у многих советских семьей есть своя история, связанная со сталинским периодом: сослали, расстреляли. Вот и семью деда сослали в степи Узбекистана. Три очень тяжёлых года, но даже там дед сделал карьеру – его назначили председателем колхоза. Там же родил ещё двоих деток. А потом в срочном порядке его вернули в Хабаровск, чтобы он возглавил радиовещание на Корею. Такой был ценный работник.
Деду я благодарна за всё, а в первую очередь за то, что он поселился в СССР, ведь в результате мне достался в наследство невероятный мультикультурный замес, который и меня делает сильнее, и питает мою музыку…
А вот загадка генов: все в семье говорили на корейском, свято соблюдали корейские традиции – все, кроме моей мамы. С самого раннего детства она была бунтаркой. Отказывалась говорить по-корейски, мечтала попасть в Париж. Почему в Париж? Не знаю. Мечтала покорить Москву… В ней была невероятная жажда свободы. И бесстрашие. Все вокруг говорили: «Ты посмотри на своё лицо, ты кореянка, значит, сиди тихо и не высовывайся».
Маме это было бесполезно говорить. Всё, что думала, тут же было на языке. Правдорубкой была невероятной. Ещё мама была очень музыкальной. Играла на рояле. И когда в Хабаровск приехал знаменитый композитор Дмитрий Кабалевский в поисках молодых талантов и услышал, как играет мама, он подарил ей ноты с автографом: «Славной и талантливой ученице Элоизе Юн». И может быть, если бы кто-то в семье тогда её поддержал, мамина судьба повернулась бы по-другому.
А повернулась так: в шестнадцать лет неожиданно для всех мама заявила, что поедет в Москву поступать в МГУ, чтобы стать химиком. А тогда как раз вышел модный, трендовый, как сейчас говорят, призыв к молодёжи: «Электрификация и химизация всей страны!». И мама решила, что должна помочь стране на химическом фронте… Семья была в шоке. Но деньги на поезд до Москвы по сусекам собрали… Так мама оказалась в Москве.
1972 год. Детские комплексы
На последнем курсе химфака мама встретила моего будущего отца, чистокровного корейца, он учился на мехмате, был сопроматчиком. Отец сразу влюбился и уже на втором свидании привёл маму в свою семью – знакомить с родителями. Мама так хотела остаться в Москве, что, не задумываясь, ответила «да» на предложение руки и сердца. Вскоре сыграли свадьбу. И началась проза жизни в семье мужа, которая маму никак не хотела принять.
Прячась за стародавние корейские традиции, эти люди на самом деле блюли какие-то недалёкие и глупые суеверия. Скажем, считалось, что, если в семье первой родилась девочка, а не мальчик, это к несчастью! Ну бред! Тем не менее родители отца просто зомбировали этим. Естественно, закончилось всё разводом. Мне был всего год. Мне кажется, отец действительно любил маму. Потому что ещё год после развода они встречались – в тайне от его родителей. Но семью было уже не склеить.
Это был поворотный момент и в маминой жизни, и в моей. Мама больше так и не вышла замуж. И когда я её спрашивала почему, она объясняла так: «Очень хотела, чтобы у тебя была прочная семья, что не получилось у меня. И не хотела, чтобы ты видела других мужчин и могла невольно перенять неправильную модель…» Это была абсолютно сознательная жертва.
А что касается меня, то недолюбленность, отсутствие отца рядом наградили меня большущим комплексом. Что не так уж и плохо. Потому что я убеждена: комплексы, которые не дают нам покоя, становятся основным локомотивом в жизни. Мы потом всячески доказываем, что достойны любви, достойны быть счастливыми. Достойны благополучия. Ведь, посмотрите, многие богатые люди планеты Земля когда-то да, грызли землю, после чего давали себе клятву: никогда больше не буду голодать, не позволю себе быть бедным. И добивались своего!
1970-е – начало 80-х. Наука выживать
Конечно, у мамы осталась обида на отца, я видела её слёзы. И она была в Москве одна-одинёшенька, никто не помогал. Всё тянула на себе. Что, замечу, не помешало ей защитить диссертацию и получить хорошую должность в институте, в котором работал и академик Сахаров. Но очень скоро на Сахарова начались гонения, его сослали в Горький. Он там объявил голодовку.
А мама-то всегда была искренняя, жгучая, революционная, против несправедливости! И она никогда не могла сидеть тихо и не высовываться. И что получилось? Она стала активно выступать в защиту Сахарова. И выступать очень громко. Поехала к Сахарову в Горький, там подняла шумиху… В общем, когда мама вернулась в Москву, окружение сделало так, что её поместили в психиатрическую клинику. «Мама заболела, у неё карантин» – это всё, что сказал мне дед, который стрелой вылетел в Москву, как только обо всём узнал. Это был первый раз, когда мама пропала на полгода. Я училась в первом классе.
Потом, когда она вернулась, я её не узнала, это была постаревшая женщина, которая не могла говорить, не могла сама есть, даже сидеть… Закололи транквилизаторами. Врачи убедили деда, что у мамы психический срыв. Со мной он эту тему никогда не обсуждал. Просто взвалил на себя моё воспитание: водил в школу, заплетал косички – был и за маму, и за папу.
А мама… После того как приходила в себя, снова шла и активно выступала в защиту Сахарова, после чего её снова увозили на несколько месяцев в клинику. Так продолжалось много лет.
Конечно, маму уволили с работы, дали вторую группу инвалидности, она могла подрабатывать только надомной работой. Началась нищета. Когда она выходила из больницы, у неё было две задачи: отстоять честь и достоинство Сахарова и прокормить меня. Помню, однажды в доме вообще не было еды, а я пришла из школы и жалобно запросила: «Хочу есть!» Что сделала мама? Ушла и вернулась с сумкой, полной продуктов. «Откуда? У нас же нет денег?» – спросила я. На что услышала: «Дочка, ты обязательно должна выучиться, чтобы себя обеспечить, чтобы у тебя всегда всё было». Потом выяснилось, что продукты мама в отчаянии… украла. Её вычислили. И деду пришлось замять скандал.
Что было делать? Помогать маме. С двенадцати лет начала подрабатывать. Нелегально, конечно. Мыла подъезды. Разносила почту в пять утра.
Потом был такой случай. На экраны вышел фильм «Пролетая над гнездом кукушки». Мне сказали, что это история о психиатрической клинике. Решила посмотреть – что это за место, куда маму увозят, что там с ней делают? Мама же и дома горстями пила таблетки. Я часто видела: пьёт, плачет. И с отчаянием мне говорит: «А ты сама попробуй, узнаешь, как это тяжело». И вот в этот день я решила попробовать выпить мамину дозу таблеток… Выпила и пошла в кинотеатр. В сознании остались только первые пять минут фильма. А дальше, как мне рассказали, я упала и друзья волоком меня тащили домой, где я ничком пролежала двое суток. И ещё неделю отходила. Вот тогда я реально, физически почувствовала, как маме плохо.
А затем был ещё один важный момент: маму в очередной раз привезли из клиники. Как всегда, в состоянии «овоща». Она лежала на диване. А по телевизору передавали какое-то пленарное заседание… И вдруг на трибуну вышел Горбачёв и объявил амнистию Сахарову. Никогда не забуду тот день. Мама, как мумия, поднялась с дивана, уставилась в телевизор, и по её щекам покатились крокодиловы слёзы. Раньше мама говорила: будь смелой, дочка, умей себя защитить. Слова, которые пролетали, честно говоря, мимо моих ушей. А тут я поняла, что я действительно должна стать сильной – ради мамы. И сделать всё, чтобы мама больше никогда не знала бед, забот и тревог.
80-е годы. Экспериментатор
С деньгами всегда было трудно, но, если я говорила, что хочу коньки, мама приносила мне коньки, старые, изношенные, но приносила. Мама же где-то нашла скрипку и отвела меня в музыкальную школу, где у меня нашли абсолютный слух и тут же перевели в Центральную музыкальную школу. Срочно нужно было всех догонять. И меня определили к одному педагогу, попросили со мной дополнительно позаниматься. Отблагодарить его мы ничем не могли. Поэтому, наверное, он всю свою злость вымещал на мне. Стоило взять не ту ноту, получала смычком по руке. А какие косточки у семилетнего ребёнка? Хрупкие. В какой-то момент он так ударил, что сломал мне запястье. А на следующий день должен бы быть экзамен. Руку мне загипсовали, только пальчики торчали. Само собой, экзамен я провалила. После чего поставила маме ультиматум – со скрипкой покончено.
В одиннадцать лет я увидела документальный фильм о лошадях. Была так потрясена, что тут же села на автобус и поехала на ипподром. Чтобы заниматься спортом, требовалось письменное разрешение родителей. Мама отказалась – так я сама подписала. Меня было не остановить. Потихоньку дошла до кандидата в мастера спорта. Однажды нам, юным кандидатам, устроили путешествие на Урал. Добирались поездом, около недели, кони ехали с нами в вагонах.
Естественно, когда их выгрузили, опьянённые свободой, они начали беситься. А я, неопытная, вместо того, чтобы переждать, тут же вскочила на лошадь. Та меня, естественно, сбросила… Получила двойной перелом грудного и поясничного отделов позвоночника. Перевозить меня было нельзя. А вокруг только простые сельские больницы… Месяцы ушли на восстановление, всё зажило, конечно, но конный спорт на этом для меня закончился. Уже позже, когда вышла замуж и родила ребёнка, я сильно растолстела – больше ста килограммов весила! Решила, что конный спорт поможет мне похудеть. Начала сгонять вес тренировками. Но опять упала и сломала ровно те же места! Это уже был очевидный знак – всё, не твоё.
Мама, зная мой неуёмный нрав, понимала, что мне обязательно нужен рядом человек, который старше, мудрее, который будет направлять меня, помогать… Муж, короче. И когда девочка, я то есть, уже окончательно созрела, целенаправленно взялась приводить свой план в исполнение. Причём цель была не просто выдать замуж, а правильно и по-корейски! Конечно, я сопротивлялась, уходила из дома. Всячески оттягивала этот момент. Последней каплей для мамы стала история моего побега в Европу через окно…
В то лето я устроилась пионервожатой в подмосковный лагерь «Ёлочка». И мне доверили так называемый польский отряд, подростков из Польши. И так мы сдружились, что они решили после лагеря пригласить меня в гости в Польшу. Родители детей, действительно, сделали мне приглашение, я получила визу. И вот прихожу домой, радостно объявляю маме, а мама в позу: «Никуда не пущу!»
Надо заметить, что денег на поезд не было, но я нашла ребят, которые ехали в Польшу на машине. И согласились взять меня с собой. В назначенный день и час, когда ребята ждали меня в условленном месте, мама заперла меня в комнате на ключ. Путь отхода был только один – окно, мы жили на первом этаже пятиэтажки. И вот, пока мама цербером стояла у двери, я выбросила чемодан в окно и сама тем же путём выскочила из квартиры, и дала дёру.
До Варшавы мы добирались дня три. И когда я наконец смогла позвонить маме, сказать, что со мной всё в порядке, мама закричала: «Ты мне больше не дочь!» И бросила трубку. Вернувшись, увидела, как мама без остановки плачет… И я сдалась: выйду замуж! Но строго заявила: «Хорошо, выйду замуж, но потом сама на похоронах моих будешь слёзы лить!»
1990 год. Укрощение строптивой
Сыграли свадьбу. И начались для мужа адовы два года. Я такое ему устраивала! Всё для того, чтобы доказать маме, что она совершила ошибку. При том что муж, Петрович, всячески пытался показать, что он заслуживает любви и уважения. Знаете, что творила? Помню, мы ехали на машине в районе метро «Сокол». Ехали близко к тротуару. Так я на ходу, километров пятьдесят была скорость, открыла дверь и выпрыгнула из машины. Перекатилась, вскочила на ноги и побежала куда глаза глядят…
Могла встать на оконный карниз, а жили мы на седьмом этаже, и сказать: «Если не будет по-моему, выпрыгну!» Море было по колено. Безобразно себя вела. Но парадокс в том, что чем больше дурила, тем больше влюблялась в мужа. Он так стоически всё переносил! Не заметила, как влюбилась. И тут же появился сын. И началась совсем другая жизнь. Но прожили мы счастливо недолго. Потому что, видимо, я так его измучила за два года, что ему надоело терпеть, решил, что я стерва и ничего уже не изменить. Муж только много лет спустя признался: «У меня было абсолютное разочарование, так корил себя, что быстро и бездумно женился». У него началась своя история… И тут пришлось уже мне его завоёвывать.
Как-то прилетела к своим родственникам в Сеул. И застала свою тётю за тем, что она листает журналы с фотографиями молоденьких девушек, и под каждой фотографией телефон… Спросила – что делаешь? А она спокойно так ответила: «Ищу на вечер спутницу твоему дяде». Я была в шоке! Она заказывала гостиницу, где проходят такие встречи, она созванивалась с агентством, она проверяла справки медицинские! Я пыталась спросить, а не ревнует ли она? Для неё это было нормально! Вернувшись домой, подшутила над мужем: «Петрович, хочешь, закажу тебе девушку?» Он смутился. «Сам справлюсь». Он не понял, что я всё равно ему самую страшную бы нашла, я же женщина!
Корейская семья создаётся, чтобы выживать вместе было легче, для продолжения рода. Если появляется любовь – замечательно! Но это не самое важное. Важнее – передать традиции. К примеру, беспрекословное уважение к тёще или свекрови, то есть к старшим. Вот с этим у меня долго были проблемы.
Это я сейчас, когда моему сыну двадцать пять лет, понимаю мать мужа. А тогда мы никак не могли найти общий язык, буквально стенка на стенку сходились. И жёстко сходились. Никто никому не уступал, у обеих упрямый характер. Я, кстати, подозреваю, что муж поэтому и выбрал меня – характер как у его мамы, прямолинейный, волевой, за справедливость. Другое дело, что у каждого же своя справедливость…
Помню одну историю. Мы вместе поехали на машине в Питер. И в машине между мной и свекровью произошла стычка. В итоге муж остановил машину, все вышли, я пошла в одной сторону, свекровь – в другую. И вот иду я, долго иду, потом оборачиваюсь и вижу: свекровь далеко-далеко где-то, а Петрович с ребёнком на руках стоит у машины и не знает, за кем бежать.
И тут до меня дошло: ну что за дуры обе, что же мы делаем?! Бросили мужика с ребёнком посреди дороги, и он разрывается между нами… Конечно, он и меня любит, и её. И с того момента я решила – так нельзя. Надо по-другому действовать, я же своему любимому мужу только хуже делаю. Вернулась, догнали маму, помирились. Думаю, и для неё это была знаковая история. Не сразу утихомирилась: пыхтела, ворчала, но тоже стала ко мне прислушиваться. А теперь мы не разлей вода, команда.
1997 год. Своя игра
Я с детства танцевала, пела, мне легко давалась игра на разных музыкальных инструментах, но дома все считали, что это так, баловство. Мама говорила: ну какая сцена, ты посмотри на себя, даже не Роза Рымбаева… Грубо – не лицо титульной нации… Вышла замуж – муж то же самое говорил. Старался не замечать, что я сочиняю. Ну бренчит на гитаре – ну и пусть дальше тихо бренчит. Аккомпанирует семейному дуэту, а мы с ним изображали Татьяну и Сергея Никитиных, ну и славно. И в конце концов, я решила сама себе доказать – музыка не моё. А что моё? Бизнес? Попробую… И началось: челночила, продавала вещи, квартиры ремонтировала. Открыла сеть быстрого питания. В двадцать семь лет была генеральным директором телекомпании «Метео-ТВ» и ещё попутно три бизнеса вела. Всё получалось. Но как объяснить – всё это я делала с холодным носом. Пришло время доказать себе и всем, что я стою и музыки: подготовила песни и пошла сдаваться в звукозаписывающую студию…
Причём я отлично понимала, что семья не готова так просто принять, что теперь я певица, у меня будут гастроли, записи… Муж, конечно, ревновал. На мероприятия за мной стали прилетать частные самолеты, меня ждали, стали восхищаться и любить совершенно посторонние для семьи люди. Должно было пройти время, чтобы он осознал, что я уже не сверну. Это не сразу случилось, лет десять прошло.
Зато чётко помню момент, когда увидела в глазах мужа восхищение. Это был 2005 год. И новое шоу, которое я сама ещё и поставила. Я уже не говорю о том, что к этому шоу я похудела на пятьдесят три килограмма… Так что, поверьте, когда даю советы в проекте «Свадебный размер», я чётко знаю, о чём говорю, испытано, как говорится, на себе.
Помню, после шоу была вечеринка, все поздравляли, и вдруг подошёл муж с горящими глазами: «Не верю, неужели это всё моё?!» Теперь гордится мной. Двадцать лет на сцене, десять поставленных мной шоу. Шоу 2016 года «20\10» вообще уникальное, взять хотя бы интернациональный балет, постановку лучшего хореографа мира, Хосе Холливуд, который ставил для Бьёнсе, Рианы, Джей Ло… Думаю, я всем уже доказала, чего стою, в том числе и коллегам, которые, чего скрывать, в самом начале называли меня «поющий кошелёк»…
2000-е годы. Покой нам только снится
Для меня всегда было важно найти баланс: чтобы и на работе всё было безупречно, и дома всем хорошо. Я же перфекционистка. Мы построили за городом несколько домов. Есть дом свекрови, есть дом тёщи. И теперь я каждое утро делаю обход: смотрю за двумя бабушками, меряю давление, даю таблетки. Обе живут в мире. И как при коммунизме. Это отдельное удовольствие – знать, что ты можешь позаботиться о самых близких.
И ещё одну новую роль мне скоро предстоит сыграть, усиленно готовлюсь, – свекрови! А это отдельная веха в жизни. Помню, как сын дружил с соседкой по даче, ей было одиннадцать, ему – десять, они подолгу гуляли во дворе, катались на велосипедах, это были совершенно детские отношения. И однажды приезжаю с работы, а девочка подбегает ко мне и спрашивает: «Тётя Анита, а хотите, я вам огород вскопаю? Я умею. И посуду помыть могу». Надо же, думаю, какая хорошая девочка, а сама не понимаю, куда она клонит. А девочка продолжает: «А ещё я шарфик могу связать. Хотите?» И тут я напряглась. «Зачем это, – говорю, – ты ему шарфик будешь вязать?» Расстроилась ужасно, подбежала к Петровичу, рассказываю: «Ты представляешь, такая маленькая, всего одиннадцать лет, а уже клеится к нашему мальчику!» В общем, непростое это дело – быть свекровью. Важно же и сына не подвести.
Дело в том, что муж, как только у нас родился ребёнок, сказал: «Пока сыну нет десяти лет, я в воспитании не участвую. Ровно в десять лет я этим займусь». Я сначала думала, что это отмазка, уходит так от своих отцовских обязанностей. Но действительно, как только сыну исполнилось десять лет, жизнь наша резко изменилась. Муж стал брать сына на деловые переговоры. Или раз – и без меня стали уезжать в отпуск. Петрович таинственно улыбался и иногда говорил: «Мама – женщина, ей не стоит знать наши мужские секреты».
Прошло какое-то время, и я поняла, зачем всё это нужно было! Однажды у меня сломалась машина и я доехала до дома на такси, но не хватило ста рублей, я зашла домой и кричу: «Сын, где твоя копилка? Дай мне, пожалуйста, сто рублей!» Мальчику тогда было тринадцать лет. Он вышел, посмотрел на меня и заявил: «Мама, а разве ты у папы спрашиваешь, где его заначка? Мама, тебе достаточно только попросить, и мы всё для тебя сделаем». И вынес из своей комнаты сто рублей. И вот тогда я поняла – всё идёт правильно. Маму уважает! Но где копилка – не сказал!..
Автор: Вера Тихонова
