Адмирал Боскауэн по прозвищу «Старый дредноут», согласно мнению историков, входит в топ-5 самых результативных британских адмиралов. Но, помимо всех славных битв, он вёл ещё одну незаметную войну, которую проиграл.
Бравый адмирал, или как всё славно начиналось
Как флотоводец Эдвард Боскауэн прославился во время англо-испанской колониальной «войны за ухо Дженкинса». Капитан торгового судна Дженкинс продемонстрировал ошарашенному британскому парламенту своё ухо, которое отрезали испанцы. Как позже отмечал Черчилль, «ухо Дженкинса потрясло воображение общественности и стало символом всеобщего возбуждения».
Боскауэн весьма удачно провёл боевые действия на Карибах. Затем поучаствовал в войне за Австрийское наследство. К Семилетней войне он подошёл уже в чине вице-адмирала. В 1758 году взял Луисбург — единственную серьёзную базу французского военно-морского флота в Канаде. После этого захват Квебека и ряда других французских колоний в Северной Америке уже не представлял особого труда. В итоге он стал адмиралом и был введён в Королевский тайный совет.
Осада Луисбурга 1758
В 1759 году сэр Эдвард разгромил французский средиземноморский флот в заливе Лагуш (Португалия) и захватил два линейных корабля. В процессе битвы вражеское ядро пробило брешь в небольшой лодке, на которой он перемещался между кораблями. Боскауэн заткнул дыру париком и продолжил сражение. После триумфального возвращения на родину его назначили «генералом морей».
Из ночной сорочки — в горячку
О его храбрости травили байки. Якобы однажды, когда сэр Эдвард шёл на «Дредноуте» (в честь которого и получил своё прозвище), дежурный офицер разбудил его со словами: «К нам приближаются два крупных корабля, судя по виду, французские, что будем делать?» «Что делать? — переспросил Боскауэн. — А что ещё делать? Сражаться с ними, чёрт бы их побрал», — и прямо в ночной сорочке отправился на палубу. Однако у него было ещё одно ценное качество, куда менее прославленное. Он насаждал среди своих подчинённых гигиену и заботился о медслужбе. Этому адмирала научил опыт осад Пондишери, Картахены и Луисбурга, где он увидел, что такое эпидемия в армии.
Атака в Картахене
Надо сказать, работа военного врача вплоть до середины XIX века была исключительно неблагодарной. У обычных докторов престиж строился на выживаемости больных, поскольку от науки в медицинских теориях оставалось одно название. Ориентировались на глазок: у кого больше людей выжило, тот и молодец. У военных врачей всё было иначе. Гибель от болезней и антисанитарии наносила любой воюющей армии урон, превосходивший потери в боевых действиях(для любопытствующих — советуем прочесть статью о небоевых потерях на войне и статью о самой доброй профессии в мире). Вот на этом невидимом фронте Боскауэн и пытался сражаться, но проиграл. Оборвала карьеру адмирала не пуля и не пушечное ядро. Он свалился в горячке и умер.
Дышите — не дышите
Банально сбить температуру, причиной которой (по современной версии) стал тиф, врачи не смогли. При том что дискуссии о происхождении и причинах температуры и лихорадки длились веками. Римский врач Гален считал температуру самостоятельным недугом, а не симптомом. Личный врач французского короля Людовика XV, современник адмирала, уверял, что за высокой температурой стоит множество причин: плохой воздух, неправильное расположение звёзд, ну и пара-другая органов. С такой диагностикой найти жаропонижающее средство было невыполнимой задачей. В числе самых распространённых методов снижения температуры были травы, отвары из растений и фруктов или нелепые талисманы. Почему они не помогали? Это легко понять на примерах. Рецепт первый: положить зелёный кориандр под подушку больного до рассвета. Рецепт второй: помыть больному ноги горячей водой, в которой заварены листья фиалки. Рецепт третий: сделать компрессы из листьев лопуха и т. д. Иногда в ход шли животные. Особенно почему-то врачи любили пауков.Так что смерть от высокой температуры была в то время в порядке вещей.
Смерть от бациллы
Эдвард Боскауэн подхватил инфекцию в декабре 1760 года, когда полоскался со своей эскадрой в бухте Киберон, блокируя вход в Ла-Манш остаткам французского флота. Больного доставили в Суррей. Там он и умер 10 января в семейном кругу в доме, который только что построил. В принципе, его смерть в 49 лет в зените славы практически ни на что не повлияла: флот так и остался стержнем военной мощи Британии, которая по итогам Семилетней войны отгребла себе колоний. И всё же это неплохой повод задуматься о соотношении расходов на войну и медицину. А то побеждаешь врагов направо-налево, а тебе в награду дают настойку из пауков и красивую эпитафию.
