Окуджава – Париж – Окуджава
Михаил Федотов,
Чрезвычайный и Полномочный посол,
Постоянный представитель РФ
при ЮНЕСКО (1993 – 1998 гг.)
Булат Булат Шалвович Окуджава окончил свой земной путь в Париже 12 июня 1997 года. Он предсказал это в своих стихах, но отказывался в это верить. Задолго до рокового дня он написал:
«Париж для того, чтоб бродить по нему,
Глазеть на него, удивляться,
Грозящему бездной концу своему
Не верить и жить не бояться».
Он отказывался верить, что Париж грозит ему бездной конца. И он не боялся приезжать в Париж, чтобы жить в нем, творить, дружить…
Так случилось, что по жизни мы не раз пересекались с Булатом Шалвовичем и его семейством, поскольку с ним дружил мой тесть, великий русский актер Михаил Андреевич Глузский. Когда водоворот российской политики выкинул меня в Париж, бросив в уютное кресло Постоянного представителя, проще говоря, посла России при ЮНЕСКО, наши встречи участились. Каждый раз, когда Б.Ш.О. и его жена Оля приезжали в Париж, я становился его шофером, а моя жена – переводчиком, гидом, проводником. Так было и в 1994-м, когда мы вместе возвращались после замечательного концерта Окуджавы в Théâtre de la Ville, известном еще как театр Сары Бернар. Булат Шалвович, обернувшись со своего переднего сиденья (все остальные, в том числе значительно превосходящие его своими габаритами, уважительно теснились на заднем), слушал, а точнее, вкушал наши сбивчивые рассказы о тех подробностях атмосферы концерта, которые не могли быть ему видны со сцены.
О том, например, как на place du Châtelet задолго до начала выступления собралась немалая толпа искателей счастья лишнего билетика. Запомнилась вполне буржуазного вида дама с табличкой поверх дорогого манто: «Куплю билет за любые деньги!» и ниже – то же по-французски.
О том, сколько общих знакомых, в том числе русских парижан, французских славистов и прочих обожателей и почитателей, не смогли попасть на концерт.
О том, с какими злоключениями получала оставленный для нее билет Великая Княгиня Леонида Георгиевна Романова. Эта, мягко говоря, немолодая и довольно грузная женщина, совершенно неподготовленная для того, чтобы пробиваться сквозь толпу, попала в зал лишь после начала концерта и все первое отделение просидела на ступеньках. Во время антракта, заняв, наконец, приготовленное для нее кресло между мной и послом России во Франции Юрием Алексеевичем Рыжовым, она рассказала нам о случившемся. Не как о грубом нарушении протокола, не как об оскорблении монаршей особы, а так –как о занятном приключении.
Вот тут-то логически и выкристаллизовалась идея организовать еще один концерт в этом, столь любимом Булатом Шалвовичем городе. Но теперь уже не в театре, с администрацией которого имелся не слишком приятный опыт решения организационных вопросов, а в Штаб-квартире Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО). Сразу же прикинули возможные расходы. Будучи главой российской миссии при ЮНЕСКО, я мог с уверенностью гарантировать получение самого большого и престижного зала в главном здании на place de Fontenoy за очень умеренную плату. Более того, если добиться включения этого мероприятия в программу празднования 50-летия окончания Второй Мировой войны и 50-летия образования ЮНЕСКО, то арендной платы вообще можно будет избежать. На изготовлении пригласительных билетов и программок можно сэкономить, если самим сделать их на компьютере. Но все равно нужно искать спонсора, чтобы оплатить то да се.
Все эти подробности наших рассуждений вполне могут показаться читателю скучными и совершенно излишними. Но тогда они имели принципиальное, «судьбоносное» значение, поскольку вход на концерт в ЮНЕСКО традиционно бесплатный, а в бюджете российского представительства для подобных культурных акций не предусмотрено ни франка (евро тогда еще не родилось), ни даже рубля.
…Все складывалось как нельзя лучше. Генеральный директор ЮНЕСКО Федерико Майор – даром что биохимик по образованию, но философ и стратег по призванию, поэт по душевному строю и творческому беспорядку в бюрократических делах, – конечно же, дал добро, особо отметив тот факт, что Окуджава – ветеран той самой войны, юбилей окончания которой широко отмечался всеми международными организациями семьи ООН. Дату концерта удалось подобрать таким образом, что она попала на период пребывания Б.Ш.О. с женой в соседней Германии, а значит дорожные расходы резко сократились. Наконец, удалось-таки найти спонсора. Им стал наш давнишний друг, глава радиостанции «Европа плюс» Жорж Полинский.
Надо сказать, что Жорж представляет чрезвычайно редкую среди людей российского бизнеса разновидность – человека чувствующего, тонкокожего, легко отзывающегося на созвучные ему нотки знакомых голосов. Едва услышав о нашей идее, он тут же нашел необходимые деньги, подчеркнув, что это «всего лишь деньги», а после вложил еще неизвестно сколько в выпуск уникального CD-альбома – «Булат Окуджава. Последний концерт в Париже». Увы, эти диски увидели свет тогда, когда Б.Ш.О. увидеть их уже не мог.
Разумеется, при подготовке концерта не обошлось без курьезов. Когда сотрудник российского постпредства передавал заявку на проведение концерта в департамент культурных акций Секретариата ЮНЕСКО, то его попросили дополнительно представить… рекламный буклет. Дипломат опешил: «Ну, это все равно как потребовать рекламный буклет от Льва Толстого!». «А что, у господина Толстого нет рекламного буклета?». Пришлось срочно звонить в Москву и уже через неделю с оказией доставили нам увесистый сверток, в который заботливая Оля положила несколько книг, кассеты, диски, газетные и журнальные вырезки, фотографии, но ничего даже отдаленно напоминающего рекламный буклет. Впрочем, когда все эти материалы оказались представлены секретариатской клеркессе, а пара лазерных дисков была ей оставлена на память, она и думать забыла о буклете.
Приближался день концерта. Младшие дипломаты постпредства клеили марки на конверты с приглашениями, в очередной раз подтверждая старую шутку о том, что для сотрудника загранучреждения главное – язык. Шеф протокола суетился с рассадкой почетных гостей: не дай Бог определить кому-то место не по чину или того хуже вообще забыть. Руководство ЮНЕСКО долго выбирало, кто будет выступать от имени Организации на торжественной церемонии.
За день до концерта приехали из Германии Окуджавы: Булат Шалвович, Оля и Булат-младший. К тому моменту самому младшему члену семьи, «сыну кудрявому» Буле уже стукнуло тридцать и он вполне сформировался как самостоятельная творческая личность, чтобы стать не только верным оруженосцем отца, но и его соавтором, во всяком случае в том, что касалось профессиональной аранжировки гениальных мелодий.
«В день рождения подарок преподнес я сам себе,
Сын потом возьмет озвучит и сыграет на трубе…
Что ж, играй, мой сын кудрявый, ту мелодию в ночи.
Пусть ее подхватят следом и другие трубачи.
Нам не стоит этой темени бояться,
Но счастливыми не будем притворяться».
Буля на этот раз играл не на трубе. Буля играл на рояле. Такой аккомпанемент к песням Окуджавы в Париже еще не слышали. Честно говоря, в душе было опасение, что эксперимент может оказаться неудачным. Но все сомнения оказались напрасны: Буля даже не играл, а, согнувшись над клавиатурой подобно старому часовщику, извлекал из черного лакированного ящика мягкие и трепетные звуки, незаметно вплетая их в те складочки мелодии, которые словно специально были для них оставлены. И когда теперь я слушаю старые записи Окуджавы, мне, ей Богу, не достает этого деликатного, ненавязчивого, почти незаметного аккомпанемента.
В день концерта Окуджавы всем семейством с утра отправились в ЮНЕСКО: приноровиться к залу, проверить аппаратуру, прорепетировать работу с переводчиком Ярославом Богдановым. Б.Ш.О. столько натерпелся от неисправных микрофонов и нерадивых толмачей, что категорически не доверял ни тем, ни другим. Вот почему он настоял, чтобы в программке были тексты песен на французском языке. Вполне сносный подстрочник нашелся в книге Hellène Blanc “Les Auteurs du printemps russe. Okoudjava, Galitch, Vyssotski”. Это в большой степени облегчило задачу переводчика и он перед началом каждой песни просто зачитывал тексты из программки. Конечно, такая технология не сразу, но все-таки вызвала ропот в зале: подавляющее большинство владело русским языком и не желало мириться с тем, что переводчик отнимает у них драгоценные минуты общения с поэтом. «Как это в Париже – без перевода, – отреагировал Булат Шалвович.- Будем уважать Париж».
На самом же деле, думаю, причина была в другом: за счет перевода выкроить несколько минут отдыха между песнями. Из-за болезни легких Б.Ш.О. не только петь, но и говорить было трудно.
Вот как выглядела наша самодельная, по причине нищенского бюджета, программка концерта.
…Оба Булата, старший и младший, спокойно готовились к выступлению. Напротив, Оля волновалась, ежеминутно повторяя «Зал будет пустой. Надо отменять концерт».
За полчаса до начала зал уже был переполнен. Вперемежку, в нарушение всяческих протокольных правил теснились послы, студенты Сорбонны, министры французского правительства, российские журналисты, церковные иерархи, аристократические отпрыски первой волны эмиграции, русские художники, русские галеристы с французскими женами, русские жены с французскими мужьями… С превеликими трудностями выкроили местечко для замечательной русской балерины Ольги Васильевны Лепешинской, гостившей в те дни в Париже. Рассчитанный на 1200 мест, зал вмещал в этот вечер не меньше двух тысяч зрителей. Как потом выяснилось, многие воспользовались тем, что пригласительные билеты были сделаны на обычном принтере и легко их скопировали с помощью ксерокса. Честно говоря, мы были на них не в обиде. Особенно, с учетом Олиных волнений.
Началась торжественная часть. В театре политики, как внешней, так и внутренней, подобный гарнир почти обязательно подается к концерту. Причем, для организаторов нередко собственно концерт бывает гарниром к официальной церемонии. Но в данном случае все участники – первый заместитель Генерального директора ЮНЕСКО А.Badran, известный французский писатель и педагог Marek Halter и автор этих строк – ясно отдавали себе отчет в происходящем и старались по возможности быстрее унести ноги с подиума.
Анан Бадран, рассыпавшись в извинениях по случаю отсутствия в Париже Генерального директора ЮНЕСКО Федерико Майора, зачитал его послание, выдержанное в традиционной стилистике дипломатического многословия. Вот лишь некоторые выдержки: «Выступление Булата Окуджава в ЮНЕСКО – не только экстраординарное событие, но и высокая честь для нашей организации.
Его поэзия, сотканная из простых слов и незабываемых мелодий, доходит до сердца каждого. Это послание любви, послание надежды, послание терпимости и мира, послание уважения к простым людям. Но это и призыв к сопротивлению насилию. Сам Окуджава – живой символ сопротивления несправедливости и давлению. Вот почему его поэзия воодушевляет всех, кто стремится к свободе и справедливости.
В одной из его песен говорится о маленьком оркестре надежды. Этот оркестр и есть Булат Окуджава, которому сегодня внимает ЮНЕСКО».
Выступивший следом Марек Хальтер сказал: «В то время, когда мы боролись за демократию в России, мы пели песни Окуджавы. Для нас, друзей России, именно он и есть Россия. Он выражает в своих стихах те ностальгию и русское милосердие, которые мы так ценим и любим, находя их в книгах Достоевского, Толстого, Тургенева, Чехова. Вот почему я повторяю снова и снова: браво, Булат Окуджава».
Завершая официальную часть, я сказал: «Имя Булата Окуджавы символизирует свободу духа, свободу гармонии, свободу поэзии. 35 лет назад он впервые вышел с гитарой на сцену. С тех пор записи его песен, в основном самодельные, появились в каждой семье в нашей стране. Не скажу, что его книги и стихи находились под запретом. Но даже те из них, которые были официально разрешены, были проникнуты идеями духовного андеграунда.
Он инициировал перестройку и гласность задолго до Горбачева. Его поэзия создавала совершенно особый и обособленный мир высоких нравственных ценностей внутри тоталитарной системы.
Убежден, что существует некое единство генетических кодов, заложенных в творчестве Окуджавы и деятельности ЮНЕСКО. Это неистребимые гены нравственной солидарности, свободомыслия. Это гены уважения к правам человека, гены беспокойства о сохранении и развитии культуры. Как-то мой коллега, бывший посол Франции при ЮНЕСКО сказал: “ЮНЕСКО бесполезна, как Моцарт”. И этот Моцарт, как в песне Булата Окуджавы, вот уже 50 лет играет на старой скрипке цивилизации, не выбирая отечеств, а объединяя их.
Разве ЮНЕСКО – не дышит воздухом свободомыслия как и поэт Булат Окуджава? В нашем прагматичном и сугубо материалистическом мире ЮНЕСКО поистине выглядит высоким идеалистом, проповедующим и, что еще важнее, исповедующим высшие духовные ценности.
Я думаю, вы понимаете, почему мы решили посвятить этот концерт 50-летию окончания Второй Мировой войны. Через несколько минут вы увидите на этой сцене солдата той войны. Вы увидите гуру целых поколений людей во многих странах мира, вы увидите Булата Окуджаву».
Конечно, нам троим следовало быть покороче, ведь для подавляющего большинства зрителей официальные речи не имели вообще никакого смысла: они пришли на встречу с Окуджавой и любое промедление вызывало лишь досаду.
Наконец, появился Булат Шалвович. Сутулясь, он быстро пересек сцену под несмолкающие аплодисменты и потом еще долго смущенно кланялся, вглядываясь в рукоплещущий зал. Когда стихло, он поставил ногу на стул, положил гитару на колено и произнес: «Свет. Дайте свет в зал». Дали свет. «Очень много комплиментов здесь говорили в мой адрес, – продолжал он, задавая алгоритм вечера. – Я постараюсь оправдать. Но я хочу сказать, что у нас не концерт. У нас встреча. И если вы будете присылать сюда вопросы, я буду с удовольствием на них отвечать и мы будем общаться».
Потом, постучав по микрофону и убедившись, что с техникой все в порядке, бросил переводчику: «Песенка о ночной Москве». Ярослав начал с выражением читать французский подстрочник. Слушая его, Б.Ш.О. глядел в пол и пощипывал струны, репетируя аккорды. «А как по-французски звучит? Хорошо?»- спросил он и взял первый аккорд. Концерт начался.
Песни перемежались стихами, стихи – общением с аудиторией. Разумеется, записок с вопросами было много, по большей части – просьбы исполнить ту или иную песню, либо просто комплименты. Но одна – серьезней некуда: о Чечне. И старый учитель в очередной раз преподал урок честности: «Вы знаете, я не политик и рецептов у меня, конечно, нет. Но я думаю, с этой кровавой и бездарной властью нужно разговаривать очень твердым языком. Вот появился некто Басаев, совершил очень тяжкий поступок, но прекратил стрельбу в Чечне. Наверное этот путь… Я не знаю, что еще можно придумать. Объяснить ничего нельзя властям: они в амбиции. Вот Грачев же кричал: за полчаса все уничтожу, все приведу в порядок. А тянется это полгода уже. Пятьдесят тысяч мирных жителей погибли. Почему-то о них никто не говорит, а говорят о тех, которые погибли в Буденновске. Тоже ужасно, страшно… Но тех-то не надо забывать. Ведь войны-то нет, она не объявлена. Это просто «военная операция».
Поздним вечером, обсуждая прошедший концерт за торжественно накрытым по этому случаю столом, мы не преминули заметить, что все Олины страхи оказались напрасны. Она благосклонно согласилась считать концерт относительно удачным. Как оценил выступление сам Б.Ш.О., одному Богу известно. Он уже думал о том, как завтра с утра снова окунется в суету парижской «фауны», которую он всегда так любил.
В мае 1997 года Окуджавы снова приехали к нам в Париж. Вот как об этом пишет старый друг Б.Ш.О. русский писатель с парижской пропиской Анатолий Гладилин. «В мае 1997 года Булат позвонил мне из Германии и сказал, что они с Олей хотят приехать в Париж просто так, отдохнуть, побродить по городу. И не найду ли я ему гостиницу?
– Пожалуйста, – ответил я. – Но ты же всегда останавливаешься у Федотова, на рю де ля Тур (Михаил Федотов тогда был послом России при ЮНЕСКО, а на улице де ля Тур – дом, где живут российские сотрудники ЮНЕСКО).
– Да, мне там хорошо, – сказал Булат, – но не хочется лишний раз беспокоить Федотова, навязываться.
– Вот это уж моя забота, – ответил я. – Я позвоню Федотову и в зависимости от интонации…
Позвонил. Федотов среагировал мгновенно, и через неделю Булат уже звонил мне с улицы де ля Тур, что все прекрасно, ему все рады, и когда увидимся?».
Булат Шалвович хотел просто «пошляться» по любимому городу. Как-то за завтраком я отважился спросить, готов ли он дать еще один концерт в ЮНЕСКО. Окуджава согласился, поставив два условия. Первое – никаких песен. Почитаем стихи, пообщаемся. Второе – аудитория должна быть максимально узкая, знакомая и близкая. Без чужих, без официоза. Немедленно сев за компьютер, я соорудил макет приглашения. Выглядело оно так:
Этому выступлению не суждено было состояться: грипп, госпиталь, груз № 200…
– Вот я в Комиссии по помилованию у Анатолия Приставкина. По двести дел разбираем на каждом заседании. У всех на слуху “русская мафия”, “киллеры”, “заказные убийства”, “чеченцы”, “лица грузинской национальности”, “сексуальные маньяки”. А я тихонько веду свою статистику. И по ней получается, что 96% убийц – из рабочих и крестьян, 97% – русских, и 99% убийств – по самой элементарной бытовой пьянке! Да фигу эту статистику кто-либо напечатает. А я спрашиваю: что, действительно гибнет наш народ, спивается? Ты видишь какой-нибудь выход?..
Так что концерт, датированный 23 июня 1995 года, остался первым и последним выступлением Окуджавы в ЮНЕСКО. Кстати, на том концерте Булат Шалвович читал свои поразительные провидческие стихи о Париже.
Девятнадцатого мая 1997 года он написал:
Нет, он не умер в суперсовременном госпитале в парижском пригороде Сlamart. Он именно воспарил. Растаял в небе над сахарной головой собора Sacré-Coeur, затерялся в улочках Монпарнаса, в арбатских переулках, в тишине ночных московских бульваров, навеки оставшись верным, может быть даже последним Часовым Любви.
