Откровенный рассказ беженки из Северной Кореи
В июне на сайте Радио Свобода было опубликовано интервью с бывшим гражданином Северной Кореи, которому в 2003 году пришлось бежать из родного Пхеньяна в Сеул. Захватывающая история взлета, падения и спасения господина Джона, рассказанная журналисту Роману Суперу, вызвала большой резонанс: интервью прочитали более 115 тысяч человек.
Радио Свобода продолжает тему кризиса корейского полуострова еще одним уникальным материалом. Нашему журналисту Роману Суперу удалось оказаться в редакции маленького малоизвестного южнокорейского онлайн-издания Daily North Korea, в которое несколько лет назад пришла работать Кан Ми Джин – перебежчица из северокорейской провинции Янгандо. В отличие от предыдущего героя, госпожа Кан не скрывает свое лицо и настоящее имя. В КНДР она росла в хорошей состоятельной семье, окончила университет и устроилась на престижную работу. Но ее жизнь и отношение к режиму круто изменились с появлением дочери, вместе с которой она чуть было не попала в рабство и в конце концов в 2009 году бежала через Китай в Сеул.
Северная Корея
– Расскажите о себе. Как вас зовут?
– Меня зовут Кан Ми Джин.
– Сколько вам лет?
– Мне 49 лет.
– Это ваше настоящее имя?
– Да.
– Почему вы не изменили имя и разрешили вас сфотографировать? Почему согласились рассказать о себе? Вы не боитесь?
Беженка из Северной Кореи Кан Ми Джин
– Я не скрываю свое лицо, потому что хочу показать на своем примере, что изменить свою жизнь можно практически при любых обстоятельствах. Я согласилась с вами поговорить, потому что хочу привлечь внимание всего мира к проблемам, которые рождает разделение Кореи на Юг и Север. Прежде всего – это проблема соблюдения прав человека. Те условия, в которых оказываются многие северокорейцы, недопустимы в современном мире. Система, которая много лет калечит человеческие судьбы и превращает людей в рабов, недопустима в современном мире. Не может в двадцать первом веке человек быть рабом, у человека должны быть базовые права – это нормально.
– Давайте начнем с самого начала. Вы родились в Пхеньяне?
– Нет, я родилась в провинции Янгандо, в городе Хесане. На севере провинция граничит с Китаем.
– Это маленькая провинция?
– Не такая уж маленькая. Около семисот тысяч человек там живет.
– Из какой вы семьи? Кто ваши родители?
– Мой отец работал в пункте снабжения продовольствием. Он отвечал за распределение продуктов питания в провинции.
– Полагаю, это очень хлебная, блатная должность, когда народ существует во многом благодаря карточной системе распределения продуктов.
– Да, работа в центре распределения товаров была желанной. Хорошая должность.
– Значит, в девяностые, когда в Северной Корее свирепствовал голод, у вас не было проблем с едой?
– Тогда у всех были проблемы с едой. Но наша семья была богаче многих других семей, это факт.
– Вы это каким-то образом подчеркивали? Это вообще было принято в Северной Корее – кичиться зажиточностью перед соседями?
Телевизор в моей жизни появился, когда я покинула родительский дом
– Нет, что вы. Наоборот. Мой отец мог позволить вести более красивую жизнь, чем позволял на самом деле. Бытовой техники у нас практически не было. Мы вели себя очень и очень скромно. Мы и телевизор не стали покупать, хотя могли. Телевизор в моей жизни появился, когда я покинула родительский дом.
– Где работала ваша мама?
– Моя мама много лет занималась маленькими детьми, работала в яслях.
– Какое у вас образование?
– Я окончила трехлетний колледж, затем поступила в университет там же, где и жила, в Янгандо.
Северная Корея
– Куда вы устроились, когда окончили университет?
– Я устроилась в местный комитет северокорейского демократического союза женщин.
– Звучит угрожающе.
– Угрожающе звучит моя следующая должность. За четыре года до побега из Северной Кореи я стала командиром взвода 380-й воинской части Янгандо.
– Чем вы занимались в вашей 380-й воинской части?
– Это была особенная воинская часть. По сути, я работала на специальной базе, которая регулировала и обеспечивала безопасность торговых отношений с заграницей.
– Вы контролировали валютные потоки, которые проникали в страну?
– Да, в том числе.
– Общаясь с вашим соотечественником – господином Джоном– я понял, что вместе с валютой в Северную Корею с начала нулевых годов начала проникать и западная культура, информация о внешнем мире. Это так?
Я лично держала в руках и листовки, присланные из Южной Кореи
– Информация и отголоски другой культуры начали проникать раньше. Уже в восьмидесятые годы мы довольно много, хотя и не без страха слушали запрещенное радио. Уже тогда я лично держала в руках и листовки, присланные из Южной Кореи.
– Что было в этих листовках? Южнокорейская пропаганда?
– Какая-то элементарная информация о мире, которая теперь кажется банальной и смешной.
– Получается, что северокорейцы узнавали о мире из двух источников: радио и листовки из Сеула?
– Да, в основном так.
– Больше никакой запрещенки не было?
– Была, но до нее было сложнее добраться. Я смотрела немецкие фильмы, советские фильмы, было китайское видео. И южнокорейские фильмы тоже удавалось смотреть. Но южнокорейские фильмы были под самым большим запретом. Потому эти фильмы были и самыми желанными. Я их смотрела время от времени, по ночам, даже ближе к утру, когда никто точно не застукает. Мы узнавали какие-то крохи о мире и с удивлением и грустью сравнивали все это с нашей жизнью в Северной Корее.
Северная Корея
– Вы уже тогда – в восьмидесятые – начали подумывать о побеге?
– Мысли стали появляться уже тогда. Было два больших события, которые на меня повлияли. Первое – это летняя Олимпиада в Сеуле в 1988 году. Второе – тринадцатый Всемирный фестиваль молодежи и студентов, который проводился в Пхеньяне, куда приехало много разных людей. После этих мероприятий во мне отчетливо начал прорастать интерес к Южной Корее, к южнокорейской культуре, к южнокорейскому обществу.
– В какой момент этот интерес к Югу уперся в потолок и пробил его?
– Это все долго копилось. Мне кажется, что я очень многое сделала для Северной Кореи. Я усердно и хорошо работала. Я не делала никому ничего плохого и старалась жить честно и правильно, но атмосфера вокруг была совершенно неприемлемой.
– Вы имеете в виду идеологию, чучхе?
– Прежде всего я имею в виду человеческие отношения в обществе и отношение силовых служб к людям. Я имею в виду вымогательство взяток, я имею в виду наглость начальников и чиновников на каждом шагу, я имею в виду постоянную ложь, в которой рождаются, взрослеют, стареют и умирают люди.
– У вас вымогали деньги? Вы же были командиром взвода. Кому в голову могло прийти вымогать деньги у вас?
У меня начались в какой-то момент серьезные трения с властями из-за того, что я вела себя дерзко, не давала взяток, я пошла на принцип, а это было уже реально опасно
– Как только силовые структуры видят, что ты выбиваешься из общей бедной прослойки населения (а я выбивалась), так на тебя одна за другой начинают валиться всякие мелкие и крупные неприятности. И тут же появляется человек в погонах, который предлагает эти неприятности решить. За деньги, разумеется. Понимаете? Такое сплошь и рядом было. Являюсь я командиром взвода или кем-то другим – неважно совершенно. У меня начались в какой-то момент серьезные трения с властями из-за того, что я вела себя дерзко, не давала взяток, я пошла на принцип, а это было уже реально опасно.
Северная Корея
– Знаете, говорят, что ко всему можно привыкнуть. Почему вас это так раздражало? У вас ведь было больше еды, чем у других, вы контролировали внешние торговые отношения, а значит, имели доступ к товарам, денег у вас было больше, чем у других. Плохо, что ли?
Основная причина моего побега – это желание дать моей дочке лучшее образование и вообще – лучшее будущее
– У меня появилась своя семья, я много времени стала уделять воспитанию дочери и все чаще начала задумываться, что не хотела бы, чтобы этот фон был частью и ее жизни тоже. Это самое важное. Основная причина моего побега – это желание дать моей дочке лучшее образование и вообще – лучшее будущее, представление о котором я имела по фильмам, листовкам и радиопередачам.
– У вас тогда перед глазами уже были примеры успешных побегов из Северной Кореи?
– Да, были. Я знаю, что в нашем районе жили женщины, которые без особых проблем бежали из Северной Кореи. Но были и такие, кого поймали. Их задерживали, допрашивали и приговаривали к тюремным срокам.
– Вы психологически были готовы к тюремному сроку?
– Я готовилась к побегу. Я тщательно продумывала план. И, как мне казалось, я его придумала идеально.
– Вы решили бежать с дочерью?
– Да, я решила бежать вместе с дочерью и ради дочери. И в этом была главная проблема.
– Почему?
– Для северокорейской женщины самый очевидный и в каком-то смысле простой способ убежать – это продаться в рабство в Китай.
– Это метафора?
– Нет. В 2009 году, когда мы бежали, продажа северокорейских женщин в Китай была отлажена очень хорошо. Это настоящий бизнес.
– Вы так спокойно об этом говорите.
– Для вас это новость?
– Думаю, примерно для всех это новость.
Продажа женщин из Северной Кореи в Китай – это просто факт
– Нет, все, кто занимается этой проблемой профессионально, хорошо знают, что продажа женщин из Северной Кореи в Китай – это просто факт. В общем, я решила воспользоваться этой лазейкой и продать себя в Китай.
– Что значит продать себя? Есть некий черный рынок человеческих судеб?
– Можно и так это назвать. Рынок действительно есть. Есть участники рынка. У этого рынка есть правила.
– Расскажите, как это работает.
– В Северной Корее есть специальные "брокеры" – контрабандисты, которые занимаются торговлей людьми. Они обладают крепкими связями с разными высокопоставленными военными чиновниками и за деньги совершают всю эту процедуру "под ключ". Ты платишь им вознаграждение, они тебя продают в Китай, договариваясь с кем надо. В 2009 году, когда я бежала, расценки были такие: за молодых женщин до тридцати лет китайцы платили двадцать тысяч юаней. А за тех, кто постарше, от трех до пяти тысяч юаней.
– Получается три тысячи долларов за молодую девушку. И семьсот баксов за женщину постарше.
Северная Корея
Читать далее:
http://www.svoboda.mobi/a/27809880.html
1
