Очерки. Николай Рерих и последний крестовый поход в поисках утраченного ХРАМА СУДЬБЫ

Художник и археолог Николай Рерих всю жизнь мечтал, чтобы в его трудовой книжке было написано «религиозный гуру».

Чтобы этого добиться, ему пришлось пойти на большие приключения.

Бесконечный майский питерский закат светит в огромное окно. Рядом с окном — уютное кресло, в котором лежит мальчик, заложив пальцем книжку и забыв уже о ней: он пристально смотрит на небо. В солнечном луче летают пылинки, и кажется, что ночь не придет никогда.

У Николая Рериха, появившегося на свет в 1874 году, было без­об­лачное дореволюционное детство в интеллигентской питерской семье. Папа, известный нотариус и либеральный общест­венный деятель, постоянно приглашал полный дом умных и веселых друзей: ученых, художников, писателей. Мама, с девичества приученная к купеческому хлебосольству, умела сделать так, чтобы все были обласканы и накормлены. Зимний сезон общения и учения сменялся летним раздольем в деревенском имении. 

Коле-гуру три года

Николай довольно рано решил, что хочет учиться на художника. Отец его со скепсисом отнесся к этой блажи. У него самого не было возможности окончить университет: внебрачный сын помещика, он начинал в должности железнодорожного счетовода и, занимаясь непрерывным самообразованием и самостоятельно налаживая связи, сумел сделать успешную карьеру. Поэтому для старшего сына у него имелся четкий план: юридический факультет, государственное поприще, блестящее будущее.

Когда пришло время определяться, Николай нашел оригинальное решение: в 1893 году он поступил разом и на юрфак, и в Академию художеств к Архипу Куинджи.

Начались сумасшедшие студенческие годы, когда надо было разом успеть все: лекции, рисование, экзамены, еще занятия на историческом и археологические раскопки! Для юного и увлекающегося Рериха это были экспедиции в стиле Индианы Джонса: охота за таинственными сокровищами и магическими артефактами, ночевки в дремучих лесах, лишения, опасности…

Конечно, на самом деле это были просто вылазки в окрестности Питера в студенческие каникулы. Однако спустя тридцать лет юношеская мечта Рериха сбудется. В его жизни было такое количество скитаний, открытий, шпионских заговоров и смертельных опасностей, что их хватило бы на Индиану Джонса и Лоуренса Аравийского, вместе взятых!

Взлет

В Академии художеств. 1896 год

Тем временем фортуна готовила Рериху ворох подарков и авансов. Его карьера складывалась хоть и не по папиному сценарию, но самым головокружительным образом. Дипломное полотно «Гонец» было тут же приобретено Третьяковым, Рериха премировали поездкой по Европе, взяли на стажировку к известным французским мастерам.

В то же время на даче у друзей он познакомился с петербургской красавицей из родовитой семьи, Еленой Шапошниковой (ее мать была из рода Голенищевых-Кутузовых), и начал за ней ухаживать. Родители Елены были против этой связи. Они вообще всячески берегли дочь от артистической среды, не дали ей в свое время поступить в консерваторию, так как считали, что участия в студенческих волнениях плохо скажутся на перспективах выгодного брака.

Дочку в итоге все-таки проглядели. Рерих так увлек ее знакомствами с самыми знаменитыми художниками своего времени, романтическими поездками на раскопки и своим рыцарским поклонением, что через два года, в 1901-м, влюбленные обвенчались в церкви при Академии художеств.

Дальше карьера Рериха только набирала обороты: его выставляли в России и за рубежом, он стал известен как академический исследователь древнерусской иконописи и зодчества, участвовал в дягилевских «Русских сезонах» в Париже, его избрали председателем основного российского художественного общества «Мир искусства» и назначили директором Художественной школы.

В 1910 году Рерих, еще не достигнув сорока лет, уже был уважаемым профессором и художником мирового уровня. Елена организовывала в их доме званые вечера, на которые собирался цвет петербургского общества, чтобы поговорить об искусстве, индийской философии, мистике и заняться модным в то время столоверчением. Она участвовала во всех делах и поездках мужа, успев тем не менее родить ему двоих сыновей. Это было парадоксальное счастье, счастье художника, который получил признание при жизни, да еще и образцовую семью в придачу. Конечно, как в фильмах, которые начинаются с кадров идеального дома с солнечной лужайкой, что-то должно было пойти не так…

Конец счастливой эпохи

Николай Рерих в 1898 году

Беда подкралась незаметно и постепенно. Сначала как очередной парламентский кризис, потом переворот, война, революция… Картины перестали продаваться, бытовые проблемы вроде трудностей с покупкой дров и привычной еды становились все катастрофичнее. Однако долгое время казалось, что жизнь вернется на круги своя, стоит только перетерпеть.

Семья Рерихов поняла, что настала пора что-то предпринимать, когда постоянный стресс и бытовые неурядицы переросли для Николая в хроническую пневмонию. Надо было выбираться из промозг­лого города, который лихорадило в преддверии революции.

Осенью 1916 года, собрав студию и кое-какие пожитки и законсервировав петербургский дом, Рерихи отправились в Карелию. Чувствовал ли Николай, закрывая двери, что их былая благополучная жизнь с чаем под абажуром, с уютным чтением у камина, с гостями и всем тем, что он так любил и помнил из детства, навсегда проваливается в небытие? Едва ли. На даче Рерих с новыми силами и надеждами взялся за работу, он планировал вернуться домой с новым циклом картин, даже радовался вынужденному затворничеству.

Однако новости, которые доходили к ним в леса, становились все страшнее. Революционная Россия явно не была комфортным местом для маститых профессоров и художников державной старины. Вскоре карельская дача оказалась на территории воюющей с Россией Финляндии. Опять надо было сниматься и двигаться дальше, в безопасность, туда, где военный кризис еще не заслонил от людей искусство. Друзья в эмиграции помогли Рериху устроить несколько выставок в Финляндии и Швеции, совместно с Леонидом Андреевым они организовали кампанию против варварства большевиков. А в 1919 году семья художника переехала в Лондон.

Жена Елена. 1900 год

Для Елены это был восхитительный глоток знакомого воздуха светских салонов, возвращение к нормальной жизни, театры, новые книги для мальчиков, возможность сшить новое платье, в конце концов. Для Николая — необходимость практически с нуля начинать жизнь, когда тебе за сорок и ты привык, что твое имя само открывает все двери. Впрочем, кое-что от былой славы работало на него и здесь.

В Ковент-Гардене, конечно, слышали о дягилевских сезонах, и Рериху удалось устроиться театральным декоратором (впрочем, без больших доходов и большого успеха). Остались кое-какие связи и в выставочном мире — сочувствующие арт-дилеры организовали выставку его новых работ. Увы, не удалось продать ни одной. Однако завязались кое-какие полезные знакомства с американскими художественными критиками. Елена со своей стороны делала все для признания их семьи в местном обществе.

Тут ей неожиданно помог опыт петербургского столоверчения. Рерихи познакомились с членами Теософского общества Блаватской и стали его активными участниками. Эзотерические увлечения оказались эффективными для выживания в незнакомом мире: «братья и сестры» с удовольствием помогали новичкам, тем более что это были не просто эмигранты без денег и профессии, а семья известного художника. Рерих включился в игру: он не только молчал и надувал щеки, исполняя роль гуру, но и сверкал «пронзительными» глазами и даже основал собственное учение — агни-йогу.

Дети Юрий и Святослав. 1907 год

Однако даже в качестве эзотерических гуру русским эмигрантам непросто было ассимилироваться в лондонском снобистском обществе. Николай все чаще размышлял над идеей, которая в питерской благополучной жизни была его заветной мечтой, — поехать в Индию с научной экспедицией, затеряться на ее просторах, писать с натуры экзотические пейзажи, невиданные в западном мире, сделать кучу археологических открытий невероятной ценности и вернуться в Европу уже не беглецом, а знаменитым путешественником, который до конца жизни может разбирать материалы и ездить на конференции с докладами.

Все это можно было бы сделать еще и под новым теософским соусом — пусть будут поиски Шамбалы, все что угодно, но нужно однако же немалое финансирование. Ни работа в театре, ни выставки таких денег, естественно, не приносили. Друзья-теософы восхищались новым учением и ходили на обеды, а все-таки на разговоры об экспедиции старались отвечать уклончиво.

Фортуна тем временем сменила гнев на милость и открыла перед Рерихами новые пути: американские друзья позвали художника с семьей в США, где планировалось организовать для него серию выставок по всей стране.

Большая игра

Нью-Йорк

Огромная Америка с ее сумасшедшей жизнью была так далеко от войны! Турне с выставками растянулось на два года. Тем временем семья художника поселилась в Нью-Йорке, где не было английских аристократических снобов и поэтому люди казались гораздо более открытыми и дружелюбными. Рерихи быстро наладили связь с американскими теософскими обществами, продолжали держать себя таинственно, в духе мистического оккультизма, и вскоре нашли новых почитателей, гораздо более влиятельных и богатых. Одним из них был Луис Хорш, состоятельный биржевой деятель, который называл Николая Рериха духовным учителем и скупал его картины в оптовых количествах.

Тем временем сам художник, почувствовав наконец благодатную почву под ногами, развил невероятную активность. Именно в тот момент были созданы Международный центр искусств, организация по охране памятников культуры, Школа агни-йоги и даже несколько концессий по разработке полезных ископаемых в Советской России. Однако главным достижением Рериха стало получение финансирования для осуществ­ления экспедиции его мечты. Помимо Индии художник собирался посетить верхние Гималаи и, в частности, закрытый для иностранцев таинственный Тибет.

Луис Хорш с женой и Николай Рерих. 1922 год

Возможно, поначалу Рерих и сам не подозревал, в какую игру он ввязывается. Дело в том, что Тибет, оккультная Шамбала, в те времена являлся одной из потенциально горячих точек на карте мира — зоной, в которой Россия, Китай и Великобритания только и ждали момента, чтобы схлестнуться в геополитическом конфликте.

Формально это высокогорное государство было независимым, однако фактически его контролировали британцы, в руках которых находилась Индия в тот момент. Китай мечтал о восстановлении собственного влияния в регионе. Советская Россия, громившая остатки белогвардейцев на территории Монголии, а также воевавшая с Японией, рассматривала регион как стратегически важный.

На первый взгляд, позиция «нейтральной» американской научной экспедиции в данных обстоятельствах была для Рериха самой выгодной. Однако на деле это означало, что ему предстоит преодолеть подозрение всех трех сторон и ни у кого он не сможет попросить поддержки.

Николай Рерих у картины «Варяжское море». 1921 год

Существует довольно скандальная версия Олега Шишкина (большинство биографов Рериха считают его шарлатаном) о том, что Николай Константинович был завербован ОГПУ еще в США и вся экспедиция проходила с ведома и при содействии «красной» разведки.

В 1995 году, после того как были рассекречены документы из советских архивов в отношении Рериха, глава пресс-бюро СВР Юрий Георгиевич Кобаладзе признал, что «Рерих обращался к советским властям, в частности в МИД, с просьбой о помощи в организации экспедиции», но Россию в тот момент его предложение не заинтересовало. В любом случае это означает, что еще до начала своего великого похода Николай Рерих осознавал, что без поддержки со стороны хотя бы одного из участников Большой игры* ему не прорваться через Гималаи.

Большой игрой, а также Турниром теней с подачи Редьярда Кип­линга называют противостояние супердержав в Южной и Центральной Азии. Во времена Рериха оно происходило в основном между Великобританией и Российской империей за господство в регионе. Иногда к участникам присоединялись Китай и Япония

Великая трансгималайская экспедиция

Читать далее:

http://zagopod.com/blog/43217829214/Nikolay-Rerih-i-posledniy-krestovyiy-pohod-v-poiskah-utrachennog?utm_campaign=transit&utm_source=main&utm_medium=page_30&domain=mirtesen.ru&paid=1&pad=1