Мы рвемся к развязке, идем воевать,
чтоб землю в Дамаске Асаду отдать.
На самом-то деле — не все ли равно?
— плевать мы хотели на Башара, но
нам важно подвинуть всемирную рать,
блат-хату покинуть, пойти воевать.
Манят за туманом чужие дела.
Опять россиянам Россия мала.
Пусть ты паралитик в родимой стране —
но геополитик во всем, что вовне.
Враждебные сроду к заморским гостям —
несем мы свободу другим волостям,
но, промыслом Божьим зажаты в горсти,
себе лишь не можем ее принести.
Гренада-Гренада, Ангола, Донбасс…
Как надо, как надо — мы знаем за вас!
О, промысел дивный: с российских высот
идет непрерывный всемирный исход.
Отряд головастых — солидная часть —
прощается наспех: в Америку шасть!
А многие в Киев. А кто-то в Пекин.
В Париже Гуриев (Простили, прикинь!).
Пора и элите пристроить волчат…
«Валите, валите!» — иные кричат,
но валят и сами — в Луганск и Донецк, —
чтоб русское знамя поднять, наконец.
Скажу через силу, слезу развозя, —
в России Россию устроить нельзя.
Бывало, решают устроить уют —
но вечно мешают, всегда не дают.
Повсюду ухабы и пахнет войной.
Казалось, пора бы — под бум нефтяной —
поправить свой образ, спасти свою честь…
Тамбовская область* в Отечестве есть,
с картошкой, окрошкой, рогожкой, — и все ж
боюсь, что бомбежкой ее не спасешь.
Не жди неотложки, родной чернозем.
Ведь кроме бомбежки, чего мы могем?
В ударе, в угаре топчась на враге,
привычные хари в любом утюге
зовут на войну вас, орут на миру:
«Россия вернулась в большую игру!».
Вранье и растленность усвоив во всем,
какую мы ценность планете несем?
И чем мы богаты, и чем хороши?
Ответим — «Арматы», да плюс «Калаши»…
И главное — братство. В соседний режим
мы тут же забраться с ногами спешим.
Крутая работа, могучая стать —
от травли и гнета кого-то спасать.
Все люди нам братья, без всяких «На кой?!».
Их жажду собрать я под нашей рукой.
Мы это проклятье несем на горбе,
поскольку не братья мы сами себе.
(Я мог бы, конечно, сказать «на горбу»,
и рифма бы вышла на «сами себу»,
но рифма кривая уже не важна,
когда мировая маячит война.
Попали в прорыв мы. Не Страшный ли суд?
Я думал, что рифмы кого-то спасут,
гармонию мира посильно храня,
от чумного пира спасая меня.
Теперь-то я вижу, куря налегке:
бессмысленно жижу сжимать в кулаке).
Соседские дали пылают, дымясь,
— мы движемся дале, нам нужен Дамаск,
нужна нам Гренада, а там и Брюссель —
себя нам не надо, мы рвемся отсель.
Не знаю, родная, какого рожна
ты ждешь, загнивая. Кому ты нужна?
Соседским зазнайцам, чужим племенам,
арабам, китайцам? Уж точно не нам.
Какой еще смутой откликнется наш
раздетый, разутый, продутый пейзаж?
Пространства рыдают, как сотня зануд.
Свои покидают, чужие клянут, —
под гнетом распада, под толщей вранья
Ненада, Ненада, Ненада моя.
