Очерки. ТЕПЕРЬ НЕ УМИРАЮТ ОТ ЛЮБВИ

 
  Юлия Друнина. Это имя известно  каждому человеку, который хоть однажды прикоснулся к стихам. 10 мая ей  исполнилось бы 88 лет. Но поэтесса трагически ушла из жизни, покончив с собой  20 ноября 1991 года.

  Она готовилась к смерти неспешно и  тщательно. Так готовятся к серьезному делу. Собрала сборник стихов, теперь он  называется посмертным. Последним положила в книгу вот это стихотворение:

   Судный  час

 Покрывается сердце инеем —
 Очень холодно в судный час…
 А у вас глаза, как у инока —
 Я таких не встречала глаз.
 Ухожу, нету сил,
 Лишь издали
 (Все ж крещеная!)
 Помолюсь
 За таких вот, как вы,
 За избранных
 Удержать над обрывом Русь.
 Но боюсь, что и вы бессильны,
 Потому выбираю смерть.
 Как летит под откос Россия,
 Не могу, не хочу смотреть!

    Твердым  почерком написала предсмертную записку, в которой почти нет эмоций: строгие и  точные указания, точнее, просьбы, что нужно делать после ее смерти дочери,  зятю («Андрюша, не пугайся. Вызови милицию, и вскройте гараж»),  внучке, подруге, которых очень любила. Встала из-за стола, вышла, закрыла  дверь и пошла в гараж, закрылась в нем, села в машину, включила мотор  и… отравилась выхлопными газами.

  Так погибла Юлия Друнина.  Санинструктор, сестренка, сестра фронтовая… Сколько видела она в жизни  горя, страданий, крови, жизней, оборванных в самом начале. Это она написала  знаменитые строки: «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не  знает о войне». Выдержала. Поэт, испытавший и непризнание, и  безденежье, и славу. Выдержала и то, и другое.

  «Почему ухожу? По-моему,  оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными  локтями мире, такому несовершенному существу, как я, можно только, имея  личный тыл». Рухнуло все, чему верила и служила, ушел из жизни тот,  кого любила. Любовью невероятной. Неземной. Нереальной. Вроде бы абсолютно  несовременной, нездешней. Но бывшей на самом деле и длящейся не год и не два,  а четверть века. Две папки — стихи и любовь. Судьба.

  «Поздравляю тебя, чудо,  случайная искорка…. будь счастливой, веселой, трижды любимая, трижды  прекрасная, трижды единственная». Это писал не мальчик, не  пятнадцатилетний восторженный юноша. Когда они встретились, ему было 50, ей  — 30. Алексей Каплер и Юлия Друнина. Это было как раз, когда у нее не  было денег, и стихи не печатались. Решила поступить на высшие сценарные  курсы. Поступила. И записали ее в мастерскую к некому Алексею Каплеру. Кто  такой, она понятия не имела. Пришла на первое занятие. И так распорядилась  судьба, что из семи слушателей она пришла единственная. И Каплер тоже пришел.  А потом — любовь в четверть века!

  «Родная моя, сегодня 8 марта, я  приехал на дачу. Нет у меня ни слов, ни таланта, чтобы рассказать, что я почувствовал, когда вошел в  наш дом, когда увидел прорытые тобой дорожки и… пустую кормушку. Все  твои птицы улетели. Тихо. Ни одной ангельской души. Как странно,  противоестественно быть без тебя, моя любимая. У меня сейчас буквально  разрывается сердце, и я не могу дождаться твоего возвращения. А это письмецо  пусть лежит тут, на даче. Мало ли что, вдруг меня действительно не будет на  свете, а ты его прочтешь и вспомнишь, что был такой толстый, противный  человек, для которого ты была жизнью. А ведь, правда, никогда не думал, что  могу так мучительно, до дна любить. Жил дурак дураком. И что мне делать,  чтобы ты всегда была счастлива, чтобы не спускалась на тебя тень  никогда?» Они жили в большой квартире, состоящей как бы из двух  квартир. Каждый работал в своем кабинете, и если не встречались они часа два,  то Алексей Яковлевич подсовывал ей под дверь записочки или оставлял на столе.  Чтобы она вышла на кухню, а там послание. «Моя самая! Я пошел за  чем-нибудь насущным… Я тебя обожаю».

  «Юленька, дорогая, я дерьмо,  дурак, мелкий подлец, крупный подонок. Я тебя люблю». Представить себе,  насколько знаменит был кинодраматург с мировым именем, ведущий «Кинопанорамы»  Алексей Каплер, сегодня просто невозможно. Его любила вся страна. И, может  быть, надо было пройти через сталинские лагеря, в которые попал за знакомство  с дочерью Сталина Светланой, через предательство друзей, чтобы научиться так  иронично относиться к самому себе. А может быть, для этого надо быть просто  интеллигентом, понимающим, что почем в этом мире. А нам, простым обывателям,  все важней любви, на все времени хватает, кроме вот таких мелких, но  по-настоящему великих знаков внимания. Когда Друнина уезжала, он посылал  телеграммы в поезд, на борт самолета, а уж в гостиницу — обязательно.

  «Сидел дома, занимался, и вот  меня выстрелило срочно бежать на телеграф, сказать, что я тебя люблю. Может  быть, ты не знаешь или забыла. Один тип». И когда уезжал сам —  телеграммы посылал каждый день, а то и несколько раз на дню. «Который  ужасно скучает по тебе. Который как полчеловека без тебя. Который очень любит  тебя, обнимает и целует свою милую, дорогую, трогательную. Командировочный  человек». Оставшись как-то раз один, он взял томик стихов Друниной,  раскрыл и стал читать. Читал так, как будто впервые, как будто никогда не  знал. Читал и плакал. «…Кланяюсь тебе в ножки, любимая моя, за  все, за все. И, прежде всего, за стихи, которые я прочел, сам становясь под  их светом лучше. Твой человек и любитель».

  Можно ли научиться такому отношению к  женщине? Наверное, нет. Тут уж так: или есть, или нет. А когда Друнина  заболела и попала в больницу, он чуть с ума не сошел. «Родная моя, не  знаю, как добрался, когда узнал. Не могу без тебя не то что жить —  дышать. Я не знал до конца, как люблю тебя, что ты для меня. Ни одной минуты  не буду без тебя, любимая, жить. Я тут с ума схожу от страха. Только будь  здоровенькой, а все остальное я сделаю так в нашей жизни, чтобы ты чувствовала  себя счастливой совсем-совсем. Моя дорогая, самая красивая на свете, самая  благородная, самая умная, жизнь моя, любимая моя, я Богу молюсь, будь  здоровой скорее».

  А однажды Юлия Друнина приехала на  дачу в свой день рождения. Вся дача была разукрашена плакатами:  «Встанем на трудовую вахту в честь 10 мая — праздника всех  угнетенных мужей!», «Да здравствует моя любимая жена!»,  «10 мая — праздник всех трудящихся и бездельников».

  Читая эту историю любви, понимаешь,  как ущербно мы живем. С какой необыкновенной легкостью требуем  справедливости, с какой радостью (порой) обвиняем друг друга. А вот любить не  научились. Себя отдавать другому человеку не получается. Признаться, что без  кого-то жить не можем — это ниже нашего достоинства. Жизнь свою разучились  дарить другому человеку. И это страшно. А как дорого стоит одна коротенькая  телеграмма Каплера: «Жду тебя, любимая».

  Предсмертное письмо Юлии Друниной  подруге заканчивается так: «А теперь, пожалуй, самое-самое сложное.  После кремации урну надо отвезти в Старый Крым и захоронить ее рядом с  памятником А. Я. Под плитой, понимаешь? Я бы с удовольствием сделала это  сама, но… Еще бы мечталось перенести на плиту наш общий снимок, который  прилагаю. Так надо! Господи, спаси Россию!».

  Понятно, что А.Я. — это Алексей  Яковлевич Каплер. Она и «там» не захотела быть без него. В одном  ее старом стихотворении есть строчка: «Теперь не умирают от  любви». От любви не умирают. А от безлюбья?