Насчет памяти она не приукрашивала. Сама Ахматова говорила, что Лидия Корнеевна знает ее стихи за пять минут до того, как она их сочинит.
Была у неё и другая способность – приходить к Ахматовой по первому зову. Хоть в мороз, хоть на ночь глядя, хоть под проливным дождем – Ахматова звонит по телефону, и Чуковская идёт. Если есть возможность, заходит в магазин. Берет сахар. Какую-то еду.
Проходит через дворик. Ахматова лежит. Волосы, скорее всего, растрёпаны. Халат, скорее всего, разорван. Сухари, скорее всего, черствые. За стеной наверняка ругань. Ели? Нет. Спали? Вряд ли. Поискав, Ахматова поставит чайник. Сядут пить чай. В комнату по очереди примутся ходить Пушкин, Пастернак, Берггольц, Тургенев, Лермонтов, Гончаров, Достоевский, Кант, Расин, Сервантес, и хочется верить, что, пока они там гостят, голоса за стенкой становятся тише, а комната теплее и что память Чуковскую не подведёт.
Кстати, только из мемуаров Лидии Корнеевны мы знаем, что в марте 1956-го – после того, как Хрущев на XX съезде КПСС начал кампанию по развенчанию "культа личности" Сталина – Ахматова произнесла речь, которую позже разберут на цитаты:
«Того, что пережили мы, — да, да, мы все, потому что застенок грозил каждому! — не запечатлела ни одна литература.
Шекспировские драмы — все эти эффектные злодейства, страсти, дуэли — мелочь, детские игры по сравнению с жизнью каждого из нас. О том, что пережили казнённые или лагерники, я говорить не смею. Это не называемо словом. Но и каждая наша благополучная жизнь — шекспировская драма в тысячекратном размере.
Немые разлуки, немые чёрные кровавые вести в каждой семье. Невидимый траур на матерях и жёнах. Теперь арестанты вернутся, и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили.
Началась новая эпоха. Мы с вами до неё дожили».
