Это настоящий Клондайк, золотая жила веселья. Здесь ничего не надо придумывать, надо только ходить по торговым рядам и записывать! И за покупателями, и за продавцами, поскольку здесь все одинаково остроумны. Тут никто не скажет слова просто так. Даже на самый простой вопрос ответ всегда будет необычный:
– Тарас Петрович, как дела, как живете?
– Живу как моль: один костюм уже проел, теперь взялся за второй. А вы, Григорий Матвеич, как живете?
– Как я живу? Как арбуз: пузо растет, а хвостик сохнет.
Теперь давайте не будем терять времени и пройдемся вместе по этим торговым рядам, где грудами лежат розовые шматы сала, пузатые баклажаны, которые каждый уважающий себя одессит называет только «синенькие», и особые одесские помидоры, пахнущие солнцем и горьким степным ветром. Пройдемся и послушаем, что сегодня говорят на одесском привозе.
— Куры, куры! Парные куры! Дамочка, идите сюда! Посмотрите, это же не
кура, это мечта!
— Я уже подошла. Теперь вы мне скажите: Чем ви кормите своих курей?
— А зачем это вам?
— Как это зачем? Может, я тоже хочу так похудеть?
Здоровенный дядька в соломенной шляпе тащит по Привозу две кошелки ярко-красных помидоров.
— Дядько, дядько! Где вы брали таки гарны помидоры?
— Да вон же, в соседнем ряду.
— И шо, много народу?
— Да никого не было. Даже продавца.
Рядом старушка довольно преклонного возраста уверенно выговаривает продавцу:
— Глаза твои бесстыжие! Морда твоя наглая! Что ж ты такие огурцы продаешь?
— Какие это такие?
— Что, сам не видишь? Желтые, скрюченные – тьфу!
— Ой, мамаша, ви лучше на себя посмотрите!
Возле выложенных горой фруктов стоит мужчина. Долго смотрит на шестизначные цены, продает очки, опять надевает и снова смотрит.
— Мужчина, — спрашивает продавец, — что там высматриваете? Что вам неясно?
— Да я никак не могу понять: это у вас цены или номера телефонов?
Это тоже примета времени. Когда один доллар стоит почти двести тысяч карбованцев — цены измеряются в миллионах. Людям старой закалки, привыкшим с уважением относиться к слову «миллион», приходится нелегко.
— Молодой человек, молодой человек! Вы мне не скажете, сколько стоит ваша телятина?
— Почему не скажу? Что мы с вами, в ссоре? Конечно, я скажу. Только вы сначала скажите: у вас валидол с собой?
Из мясных рядов переберемся в молочные. Там тоже есть что послушать.
— Мужчина, идите сюда! Попробуйте же мое молоко.
— Если оно правда ваше, зачем мне пробовать? Что я, грудной?
— Шо ви цепляетесь к словам? Ну не мое, моей коровы. Зато молоко — что-то особенное. Вы попробуйте…
— Так… Я уже попробовал.
— Ну что?
— Теперь я хочу спросить: ви не хотите купить своей корове зонтик?
— Чего вдруг? Почему зонтик?
— Потому что у нее в молоке очень много воды.
Рядом в киоске выстроилась очередь за сыром. Пожилая бабушка говорит юной продавщице:
— Деточка, будь ласка, свешай мне, пожалуйста, десять грамм сыра.
— Сколько?!
— Десять.
— Вы что, издеваетесь?
— Боже упаси! Коли бы я издевалась, я бы тебя еще попросила нарезать.
Одесса — город, который стоит на море. Это знают даже дети. Но даже взрослые никогда не могли объяснить, почему на базаре нет свежей рыбы.
Сегодня, наконец, она появилась. Правда, это уже не тот фиш, не тот коленкор, как говорят местные. Нет копченой скумбрии с тонкой золотистой шкуркой, куда-то подевались знаменитые бычки, а если они и есть, то это уже не бычки, а воши. Хотя в рыбных рядах наблюдается оживление.
— Мужчина, берите свежую рыбу!
— А она действительно свежая?
— Что за вопрос? Только что из моря.
— А почему она закрыла глаза? Спит?.. А почему она так воняет?
— Слушайте, мужчина, когда вы спите, вы за себя можете отвечать?
Словом, со свежей рыбой опять трудности, рыбных консервов сколько угодно душе.
— Молодой человек! Я уже третий раз прошу: дайте мне баночку сардин!
— Я слышу, слышу… Но вы же не говорите, какие вам нужно: испанские, французские, марокканские…
— Какая мне разница? Что я с ними, буду разговаривать?
Конечно, одесский привоз сегодня изменился, изменилось всё в городе. Сегодня, кроме продуктов, здесь торгуют обувью, одеждой, зонтиками —
словом, чем попало! Молодой человек стоит, торгует плетеными корзинами.
— Парень, за сколько продашь корзину?
— За пятьсот тысяч. Только скорее, скорее.
— Что скорее? Не горит. А за триста тыщ отдашь?
— Отдам, отдам, только скорее.
— Опять скорее! Бери двести, и я пошел.
— Давайте, только скорее.
— Да что за спешка? Почему скорее?
— Почему? Потому что вон идет хозяин этой корзины.
Возле корзин старичок малюсенького росточка торгует часами самых разных видов и марок: наручными, карманными, стенными…
— Папаша, а часы с кукушкой у вас есть?
— Вообще есть. Но должен вас предупредить: часы с брачком.
— Что, отстают?
— Боже упаси!
— Спешат?
— Никогда в жизни!
— Так что? Кукушка не выскакивает?
— Кукушка выскакивает каждые шестьдесят минут. Но она всегда спрашивает: «Который час?»
Чем только не торгуют сегодня на Привозе. Какой-то человек в большой корзине принес щенков. Над ними висит фотография якобы их мамы, —
немецкой овчарки, у которой вся грудь в медалях.
— Молодой человек, откуда у этой собаки столько орденов? Она что, съела генерала?
— Никого она не ела. Это чемпионка Европы.
— И родословная хорошая?
— И! Я вам скажу: если бы эта собака могла говорить, она бы не стала разговаривать ни с вами, ни со мной.
— В разговор вмешивается стоящая рядом женщина:
— Не слушайте его, это аферист. Я купила у него сторожевую собаку, оказался форменный сексуальный маньяк. Кидается на всех, включая кошек.
— А я вас предупреждал. Это такая порода. Она так и называется: бордель-терьер.
— Бордель меня не интересует, — снова переживает мужчина. — Сколько вы хотите за этого щенка?
— Десять миллионов.
— А половину?
— Половину щенка я не продаю. Мужчина, не жалейте эти десять миллионов. У вас будет отличный сторожевой пес.
— Смешной человек! Если я вам отдам десять миллионов, этой собаке уже нечего будет сторожить.
В глубине рынка стоит маленькая будочка, в которой сидит гадалка. Толстая еврейка в цыганской шали по имени Аза Абрамовна. Поскольку ни газетам, ни радио уже никто не верит, находятся желающие узнать будущее от гадалки. Вот она раскладывает колоду перед толстым, лысым мужчиной. Тот поминутно вытирает лысину носовым платком.
— Так… Значит, вы у нас трефовый валет.
—Почему валет? Я король. И потом не трефовый, а бубновый.
— Слушайте, откуда я могу знать вашу масть, когда вы такой лысый. И потом, с чего вы взяли, что вы король? Вы кем работаете?
— Я? Инженер по технике безопасности.
— А-а. Тогда вы вообще шестерка. — Она быстро раскладывает карты.
— Значит, так: до пятидесяти лет вы будете страдать от отсутствия денег.
— А потом?
— А потом привыкнете.
Одесский привоз — это не просто место, где делают покупки. Это настоящий клуб, где люди встречаются поговорить за политику, за жизнь, за одесский «Черноморец» и вообще. Вот молодой папаша толкает перед собой широкую детскую коляску.
— Боренька, поздравляю с прибавлением семейства!
— Спасибо большое!
— Что, близнецы? Какие загорелые. Оба мальчики?
— Нет, мальчик только справа. Слева — дыня.
— Тростянский, хорошо, что я вас встретил. Вы идете на похороны Купцевича?
— С какой стати? Он же на мои не придет!
Супружеская пара идет с кошелками, полными продуктов.
— Гришенька, — говорит жена, — это ничего, что я бросила нищему деньги?
— Правильно сделала. Слепой человек, надо помочь.
— Но ты же говорил, что они все только притворяются слепыми.
— Нет, этот настоящий слепой.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Он же тебе сказал: «Спасибо, красавица!»
Вот так или примерно так расходятся люди с одесского привоза. Уже вечереет, зажигаются первые огни, а на свежем морском ветру гордо полощется самодельный транспарант: «Господа! приезжайте в Одессу, не то Одесса приедет к вам!»
36
