Мурат Четинкая сделал то, что делают управляющие центробанками для борьбы с инфляцией: поднял процентную ставку. Он повысил ее с 17,5 до 24%, заверив турецкий народ, что «жесткая позиция в денежно-кредитной политике будет решительно сохраняться до тех пор, пока прогноз инфляции не покажет существенное улучшение».
Это сработало. После нескольких трудных месяцев инфляция начала снижаться, пока не достигла 16%. Еще высокий уровень, но все-таки значительное достижение. Поэтому Четинкая был удивлен уведомлением об увольнении, которое получил от Эрдогана.
Президент Турции воспользовался полномочиями, предоставленными ему годом ранее на выборах, которые превратили Турцию в страну с президентским режимом правления. Теперь у него была возможность назначать и увольнять управляющего Центральным банком по своему единоличному решению, и он воспользовался ею.
Эрдоган считал, вопреки общепринятой экономической теории, что для борьбы с инфляцией необходимо снизить процентную ставку. «Высокие процентные ставки – отец и мать всего зла, – заявил он. – Центральному банку не позволено отклоняться от инструкций президента».
Месяц спустя Эрдоган продолжил чистку: уволил еще девять высокопоставленных сотрудников Центрального банка. Президент Турции решил сам управлять рисками в условиях безудержной инфляции и падения курса лиры. Новый управляющий Центробанком снизил процентную ставку с 24% до менее чем 9%. «Это то, что нам было нужно, – сказал Эрдоган летом 2019 года. – Даже этого сокращения недостаточно. Посмотрите на Японию, Израиль и США. Таких процентных ставок вы там не увидите».
Задавить инфляцию?
Что обычно делают в случае высокой инфляции? Наиболее важной мерой центрального банка является установление процентной ставки. По сути, он контролирует цену денег. Если вы хотите побудить людей брать кредиты, начинать бизнес, инвестировать, вы можете снизить процентную ставку – таким образом, деньги станут более дешевыми и доступными для предпринимателей для обеспечения экономического роста.
Иногда рост ускоряется до такой степени, а кредит так доступен, что цены на продукты растут – и растут непропорционально. Тогда процентную ставку можно поднять, деньги дорожают, предприниматели и инвесторы уходят, экономический галоп замедляется. Отец этого метода – лауреат Нобелевской премии экономист Милтон Фридман, и с момента публикации его исследования доминирующей концепцией является то, что рост цен должен составлять от 1% до 3% в год. Если инфляция выходит за пределы этого диапазона, центральный банк повышает или понижает процентную ставку, чтобы восстановить нормальное состояние экономики.
После экономического кризиса 2008 года все западные страны снизили процентные ставки практически до нуля, чтобы после рецессии влить новую кровь в экономику. Но в 2021 году началась глобальная волна инфляции, и она вынудила мировые центробанки наконец поднять процентные ставки.
В Израиле, например, в июле прошлого года мы увидели рост цен на 5,2%, что заставило Банк Израиля поднять процентную ставку до 2% и более, и действительно, в августе инфляция немного снизилась до 4,6%. Наше положение хорошее по сравнению с другими странам, но все же – за пределами нормы. Вот почему Банк Израиля снова поднял процентную ставку на этой неделе.
Причем когда Банк Израиля начал процесс повышения процентных ставок в апреле, то прогнозировалось, что процентная ставка в течение года вырастет до 2,75%. Заявление управляющего Банком Израиля профессора Амира Ярона накануне Судного дня о повышении процентной ставки еще на 0,75% сократило этот процесс на полгода.
У Эрдогана есть сомнения по поводу монетарной теории. Он утверждал, что именно снижение процентных ставок остановит инфляцию. Как? Потому что это сделает кредит более доступным и «стимулирует экономику». Удивительно, но экономическая теория Эрдогана не оправдала себя при проверке реальностью.
Осенью 2020 года, после того как турецкая лира достигла нового минимума, президент принес в жертву и нового управляющего ЦБ после всего лишь 16 месяцев пребывания того в должности. Следующий управляющий, бывший министр финансов Наджи Агбал, поднял процентную ставку менее чем за пять месяцев обратно до 17%. И это сработало: турецкая лира восстановилась более чем на 18%.
Хорошие новости? Но не для Эрдогана. В марте 2021 года, через два дня после того, как Агбал повысил процентную ставку еще на 2 процентных пункта, его тоже уволили. В ответ турецкая лира упала в тот день на 12%. Вот как бывает, когда правитель увольняет трех управляющих Центробанком менее чем за два года.
Новый управляющий, соратник Эрдогана, немедленно начал снижать процентную ставку, пока она не достигла 13%. А инфляция в Турции достигла 80%, побив 24-летний рекорд.
Урок для Израиля
Рассказав о турецких зигзагах, Ишай Шнерб переходит к Израилю. Он предлагает обратить внимание на следующие тексты:
«Мы будем требовать отмены запланированного повышения процентной ставки для молодых пар, приобретающих свою первую квартиру. Это однозначное требование, которое будет неотъемлемой частью нашего коалиционного соглашения»;
«Банку Израиля удобнее принимать грабительские макроэкономические меры, чем критиковать правительство и давать рекомендации на благо общества»;
«20 лет (!) таких высоких процентных ставок здесь не видели, пока не появился «Яир-мы-пришли-менять-Лапид»»;
«Сегодня процентная ставка поднялась до 20-летнего максимума. К сожалению, это нерешительное правительство не знает, как контролировать ситуацию».
Эти цитаты взяты из выступлений депутатов кнессета Моше Гафни, Шломо Караи, Итамара Бен-Гвира и Биньямина Нетаниягу (соответственно), всего полтора месяца назад, после предыдущего повышения процентной ставки Банком Израиля. Можно ощутить желание подорвать независимость нашего Центробанка, призыв к политикам вмешиваться в решения по процентным ставкам и обещания оппозиции действовать жестче против «холодных экономистов», которые видят только цифры.
Дело в том, что повышение процентной ставки всегда происходит тогда, когда оно болезненно. Именно когда слышишь со всех сторон о повышении цен, приходит Банк Израиля и поднимает процентную ставку, что делает нашу ипотеку дороже. Обещанный нам положительный эффект не виден в краткосрочной перспективе, но боль от пустоты в кармане чувствуется сразу. Вот почему политикам, особенно в предвыборный период, когда они жаждут любви публики, трудно принять повышение процентной ставки.
Нет реальных опасений, считает Шнерб, что Лапид или Нетаниягу в ближайшем будущем получат экономическую власть в стиле Эрдогана. Но важно помнить, что независимость Банка Израиля – дело новое и довольно хрупкое. Только в 2010 году правительство «Ликуда» приняло Закон о Банке Израиля, который укрепил его независимость, после того как тогдашний управляющий Стэнли Фишер обусловил этим свое согласие на новый срок.
Премьер-министр Нетаниягу заявил тогда: «Мы принимаем исторический закон, который служит важным инструментом, обеспечивающим независимость Центрального банка в области влияния на инфляцию». Но была и оппозиция, даже внутри «Ликуда». Министр Сильван Шалом проголосовал против, предупредив, что независимость банка создаст трудности для политического эшелона.
Это не было сиюминутной прихотью. В 2002 году во время своего пребывания на посту министра финансов Шалом внес на рассмотрение законопроект, разрешающий политическое вмешательство в решения Банка Израиля. И он был не единственным, кто так думал. Его предложение было одобрено правительством, принято министерской комиссией по законодательству и внесено на рассмотрение кнессета. Только решительное противодействие тогдашнего управляющего Давида Кляйна убедило премьер-министра Шарона снять это предложение с повестки дня.
Шнерб считает, что, говоря о вмешательстве Эрдогана в турецкую экономику как о событии, далеком израильской реальности, важно помнить об этих фактах. Он напоминает, что имеет место экономический спор между двумя школами и между двумя великими экономистами. Упрощено, с 1930-х по 1970-е годы ведущей была теория британского экономиста Джона Мейнарда Кейнса о том, что основным инструментом стимулирования роста и борьбы с безработицей является активное государственное вмешательство в экономику, даже ценой увеличения долга.
В 1970-х годах эта теория дала трещину, после того как арабский нефтяной бойкот создал в США стагфляцию – стагнацию и инфляцию одновременно, что невозможно по кейнсианской теории. И это заставило центральные банки постепенно принять монетарную теорию Милтона Фридмана, согласно которой основная цель – достижение ценовой стабильности.
Банк контролирует денежную массу на рынке, устанавливая процентную ставку и контролируя печатание денег, тем самым регулируя инфляцию. Очевидно, что кейнсианский подход более привлекателен для политика, который хочет влиять, да и доверие экономистов к монетаризму Фридмана также снизилось с годами, но в центральных банках это по-прежнему единственный подход.
И здесь тоже есть идеологическое разногласие. У правых, особенно в Израиле последних лет, есть естественный инстинкт противодействовать любым тенденциям передачи полномочий от уровня избранных лиц к уровню чиновников. В целом это демократичный и здоровый рефлекс, но следует признать, что даже демократически избранный руководитель не гарантирован от провала на рынке.
Бывают ситуации, когда соблазн для политиков проводить популистскую политику огромен, и цена ее может быть слишком высока. Полномочия определять процентную ставку, вероятно, являются одним из таких случаев. Здесь нет какой-то особой мудрости, в основном надо учиться на накопленном опыте, в том числе и Эрдогана. Монетаризм Фридмана, как и демократия, – худшая система, если не считать всех остальных, резюмирует Шнерб.
Эли Раппопорт, «Детали» по материалам израильских СМИ, AP Photo Franc Zhurda
/КР:/
Нельзя допускать к решению вопросов финансов господ руководителей стран, только профессионалы должны определять банковскую политику страны…/
