Лиля Юрьевна Брик была поистине роковой женщиной.
Более всего она известна как величайшая любовь «певца революции» Владимира Маяковского. Но не было бы в ее жизни Маяковского – все равно она осталась бы в памяти современников.
Аркадий Ваксберг вспоминал о встрече с уже пожилой Лилей Юрьевной:
«Лиля Юрьевна… благоухает французскими духами. Ухоженное лицо, где морщины выглядят как искусная графика, кажется творением великого мастера. Ее рыжие волосы, тронутые не скрываемой уже сединой, изумительно сочетаются с темно-карими глазами, серебряной брошью с большим самоцветом посередине, цепочками разноцветных бус и благородно-черным тоном модного платья, для нее сочиненного, ей одной посвященного.
В кокетливые сапожки засунуты ноги немыслимой тонкости. Спички — не ноги. Я постыдно ловлю себя на мысли: как им выдержать невесомость даже хрупкого тела?
…Что особенно интересно лично для меня в документах, оставшихся от Лили Юрьевны Брик — не ее любовные и дружеские связи, не ее авантюры, нет: косметика и духи, о которых она пишет. От нее мы можем узнать, что было модно, популярно, дорого, элегантно. И недоступно для «простой советской женщины».
Но она никогда не была простой. И советской тоже.
Ароматы играли значительную роль в жизни Лили Брик. Она меняла их с течением времени, моды и с переменами своего мироощущения.
Родилась Лиля Юрьевна Брик в Москве 11 ноября 1891 года. Отец — юрист Урия Александрович Каган. Мать — пианистка Елена Юльевна Берман.
Мать давала дома музыкальные вечера, у девочек — Лили и Эльзы — была гувернантка-француженка, позже они учились в частной гимназии.
В 1909 году Лили поступила на математический факультет Высших женских курсов, потом бросила — увлеклась живописью и лепкой.
А в 1915 вдруг «заболела» балетом, поставила в комнате станок и брала уроки у балерины.
Впрочем, некоторые — особенно часто женщины — находили Лили на редкость непривлекательной и удивлялись, почему ее так любят мужчины.
Но поклонники у некрасивой Лили не переводились. До старости она будет вызывать у мужчин интерес. Это выглядело, как колдовство. Она могла «увести» мужчину из семьи, казавшейся крепкой и счастливой…
Лиля Юрьевна щедро делилась тайнами своего успеха: надо просто позволять мужчине все, что ему запрещают дома — курить, лежать в одежде на кровати. Надо разделять его интересы, говорить с ним о том, что его волнует, надо с ним путешествовать, вместе отдыхать, чтобы оставаться для него всегда женщиной-отдыхом, женщиной-праздником. «Ну, а остальное сделают хорошая обувь и шелковое десу».
Как только кончились голодные времена, она начала следить за своим весом, чтобы ни в коем случае не потолстеть. Всегда носила шелковое белье, тонкие чулки и яркие наряды. Лиля Юрьевна записала в дневнике 15 декабря 1919 года:
«Думают, что форма не играет роли. А я говорю, что новое платье может подогреть чувство».
И духи. И косметика. Лили всегда красилась. Даже когда это временно сделалось не модным. Даже когда это могло показаться смешным на ее старом лице… Но — не казалось.
В 1910-м Лили наконец обратила внимание на Осипа Брика. Когда она согласилась выйти за него замуж, Осип буквально летал от счастья, а его родители были в ужасе: о старшей дочке Каганов ходили чудовищные сплетни. И все же Осип и Лили поженились в феврале 1912 года.
В июле 1914 года Лили и Осип переехали в Петроград. Квартиру, которую сняли родители Осипа, Лили — уже Лиля! — превратила в литературный салон. К ней с удовольствием приходили писатели, поэты, музыканты, художники, кинематографисты. К тому же она была пикантна — со своей дерзостью, клетчатыми чулками, лисьими хвостами на шали и огромными украшениями.
Лиля стала для Владимира не просто желанна, но необходима. Он даже переехал, чтобы быть поближе к ней. Уже в старости она говорила:
«Это было нападение, Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня. Два с половиной года не было у меня спокойной минуты – буквально. И хотя фактически мы с Осипом Максимовичем жили в разводе, я сопротивлялась поэту. Меня пугали его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Володя влюбился в меня сразу и навсегда»
Маяковский относился к Осипу без ревности. Как к другу или брату. В письмах неизменно передавал ему приветы. Так они и жили – будто два законных мужа одной жены.
«Супружество втроем» вызывало недоумение у окружающих.
«Володя писал стихи постоянно. Во время обеда, прогулки, разговора с девушкой, делового заседания – всегда! Он бормотал на ходу, слегка жестикулируя. Ему не мешало никакое общество, помогало даже…»
Лиля посылала Владимиру подробнейшие инструкции относительно того, что необходимо для нее купить:
«В Берлине:
Вязаный костюм № 44 темно-синий (не через голову). К нему шерстяной шарф на шею и джемпер, носить с галстуком.
Чулки очень тонкие, не слишком светлые (по образцу). <…>
Машина:
Лучше закрытая — conduite intérieure — со всеми запасными частями, с двумя запасными колесами, сзади чемодан.
Если не Renault, то на пробку [нарисована фигурка].
Игрушку для заднего окошка.
Часы с заводом на неделю.
Автомобильные перчатки <…> »
Немецкий издатель Виланд Герцфельде вспоминал, как сопровождал Маяковского в Берлине в дамский магазин, из любезности согласившись стать для него переводчиком.
Я спросил Маяковского, зачем он многое купил в двойном количестве и вообще так серьезно отнесся к этому. Он ответил, что не хотел бы возвращаться в Москву без подарков и очень важно не забыть никого и всем привезти нужного размера.»
Говорили, будто поэт привозил своей возлюбленной сигары всех цветов радуги. Лиле нравилось курить фиолетовую сигару, будучи наряженной в фиолетовое платье, или синюю — будучи в синем.
Привез Маяковский Лиле и «автомобильчик». Лиля легко научилась водить и гордилась тем, что в Москве 1928 года за рулем Рено могли видеть только ее и жену французского посла. А Маяковский оправдывался перед читателями в стихотворении «Ответ на будущие сплетни»:
Простите, пожалуйста,
что я
из Парижа
привез Рено, а не духи
и не галстук…
На самом деле он привез и духи и галстук.
Галстук — замшевый, поражавший всех в Москве.
Духи для Лили — «Mon Boudoir» Houbigant: сладкий амброво-ванильный аромат с сильной животной нотой. Лиля любила носить шелк и мех.
Это аромат напоминал ей шелк и мех.
Владимир подарил Лиле кольцо-печатку с буквами «ЛЮБ» — в этом слове для него были заключены и инициалы любимой женщины, и — если читать по кругу — признание «ЛЮБЛЮ», которое он вырезал бы на своем сердце, если бы мог. С этим кольцом она не расставалась никогда.
В старости, когда кольцо уже не налезало на пальцы с опухшими суставами, Лиля Юрьевна носила его на мизинце, а потом перевесила на золотую цепчку. И носила рядом с другой цепью, на которую в день похорон Маяковского повесила принадлежавшее ему огромное кольцо.
Мать и сестры Маяковского считали, что по вине Лили, из-за увлечения ею Владимир так и не женился, не завел детей. А ведь у него еще были страстные влюбленности. Но никого и никогда он не любил так, как Лилю.
Владимир Маяковский застрелился 14 апреля 1930 года. Прощальную записку он написал за два дня до самоубийства. И там есть слова:
«Лиля — люби меня»
И она любила…Так, как умела любить.
Лиля Юрьевна заявляла:
«Я всегда любила одного — одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю…»
Она считала, что у нее было четыре мужа: Осип Брик, Владимир Маяковский, Виталий Примаков и Василий Катанян.
И неважно, что иногда одновременно у нее было два мужа…
Официально же у нее было два брака — с Осипом Бриком и Василием Катаняном.
Виталий Примаков был видный советский военачальник, в Гражданскую — командир красного казачества, во время романа с Лилей — заместитель командующего Ленинградским военным округом. Ради Лили он оставил семью. Поселился с ней и Осипом. Впрочем, на месте он оставался недолго, ему приходилось часто ездить в командировки и он увозил Лилю с собой, потому что не мог с ней расстаться.
У Осипа в то же время случился роман с Евгенией Гавриловной Соколовой, женой кинорежиссера Виталия Жемчужного, и одно время они жили уже не втроем, а вчетвером…
Примакова расстреляли в 1937 году, по «делу Тухачевского».
Лилю не тронули. и вряд ли только потому, что они с Примаковым не были официально расписаны. Ведь сослали едва ли не всех женщин, которые состояли в любовной связи с Михаилом Тухачевским…
Но даже мертвый, Маяковский оберегал жизнь Лили. В 1938 году Лиля Юрьевна Брик оказалась в списке подлежащих аресту особо значимых персон, который предъявлялся на утверждение лично товарищу Сталину. Имя ее из списка Сталин вычеркнул. По легенде — со словами:
«Не будем трогать жену Маяковского»
Вряд ли на самом деле он кому то объяснял свои действия. Известно, что все списки он просматривал в своем кабинете и без свидетелей.
Но фактом остается, что Лилю Брик не трогали ни во время ежовских чисток, ни позже, ни даже в период борьбы с «космополитами».
Когда не стало Маяковского, наряды и духи Лиле присылала сестра Эльза.
К тому времени она уже сменила мужа (ушла к писателю Луи Арагону), но сохранила фамилию Триоле, потому что сама успела снискать литературную славу и читатели знали ее под этой фамилией.
Эльза не только покупала для Лили духи, косметику, белье и чулки: имея точные мерки, она заказывала сестре платья, пальто и шляпки в парижских ателье. Теперь уже ей Лиля писала списки необходимого:
«Платье, которое ты мне прислала, ношу не снимая. То же со шляпами. Если ты уже получила деньги, купи мне, пожалуйста, два полувечерних платья (длинные) — одно черное, второе какое-нибудь (если не слишком дорого, что-нибудь вроде парчи (обязательно темной), и туфли к ним. Материи в этих платьях — позабавнее, туфли — тоже. Потом мне нужно 4 коробки моей пудры (телесного цвета); 3 губных карандаша Ritz — твоего цвета, румяна Institut de beaute…»
Влюбленный в Лилю с юности литератор Василий Катанян вспоминал:
«Вообще все в ней было неоднозначно. И ее образ никак не укладывался ни в какие конструкции. Ратовала за «Моссельпром»? Да, но с удовольствием покупала и там, и у богатых нэпманов. С восторгом относилась к рекламе «Резинотреста», но предпочитала носить обувь от Bally. Радовалась, что открываются новые парфюмерные магазины ТэЖэ, но душилась парижскими «Джикки» (а позднее «Бандит») от Герлена с интригующим и дерзким ароматом».
«Jicky» от Guerlain — аромат, не теряющий актуальность с 1889 года, первый в истории унисекс — Лиля получила от Эльзы после войны.
Лиля Брик и Эльза Триоле.
В июле 1945 года Эльза писала сестре из Парижа:
«…у нас карточная система, магазины пустые и все трудно, как было, когда я была в Москве, платье сшить, что дом построить, духи продают, если у тебя флакон есть пустой от тех же самых духов, а Герлена хвост стоит, часами, американцы покупают духи своим девушкам. Все покупается на черном рынке за астрономические суммы…»
И все же она смогла прислать новые чулки, платье, туфельки и флакон духов: вместо любимых Лилиных «Rue de la Paix» — «Jicky». Аромат Лиле понравился.
Но через пару лет «Jicky» затмил «Bandit» от Robert Piguet. Эльза Триоле так хорошо понимала сестру, что безупречно выбирала для нее не только наряды, но и ароматы.
В феврале 1954 умер Осип Брик. Лиля тогда записала:
«Когда застрелился Володя Маяковский — погиб он. Когда умер Ося — умерла я».
Но она прожила еще тридцать три года.
Василий Катанян стал ее последним спутником жизни. Он был моложе Лили Юрьевны на одиннадцать лет. Знакомы они были еще в молодости, сблизились на почве изучения стихов, на почве общей любви к Маяковскому: Лиля любила человека, Катанян — стихи.
Когда Лиля оказалась не просто свободна, но и одинока, когда она начала пить, оказалось, что Катанян обожает ее, обожал всегда, а теперь готов посвятить ей жизнь и сделать все, чтобы уберечь ее от всяких бед. Катанян ушел от жены. Его союз с Лилей Юрьевной был идеально счастливым. Женщины не понимали, чем Лиля так пленила его. Мужчины — завидовали.
Леонид Зорин вспоминал ее, уже немолодую:
«Лиля Юрьевна была яркой женщиной. Она никогда не была красива, но неизменно была желанна. Ее греховность была ей к лицу, ее несомненная авантюрность сообщала ей терпкое обаяние; добавьте острый и цепкий ум, вряд ли глубокий, но звонкий, блестящий, ум современной мадам Рекамье, делающий ее центром беседы, естественной королевой салона; добавьте ее агрессивную женственность, властную тигриную хватку — то, что мое, то мое, а что ваше, то еще подлежит переделу, — но все это вместе с широтою натуры, с демонстративным антимещанством — нетрудно понять ее привлекательность»
Инна Генс, невестка Лили Юрьевны, то есть — жена ее пасынка, Василия Васильевича Катаняна, знала ее достаточно близко, и стала одной из немногих женщин, кто поминал Брик добрыми словами:
«Нет, даже в молодости в обычном смысле этого слова красивой она не была.
У нее были прекрасные лучистые глаза, но фигура была не из лучших. У нее были тонкие ножки, которые она с присущим ей вкусом тщательно скрывала под длинными юбками или брюками. Ведь она была первой женщиной в Москве, надевшей брюки.
Вообще вкус у нее был отменным. Но ее мистическое обаяние заключалось главным образом в том, что она была великолепным собеседником. Разговаривая с мужчиной, она как бы погружалась в него, жила только его интересами, а кому из мужчин это не польстит?
Я провела с Лилей Юрьевной 15 лет, после того как вышла замуж за Василия Катаняна, и, даже живя вместе на даче в Переделкине, не могла не удивляться, как она следит за собой: тщательно, но так, что посторонние этого не замечали. А в том, каким вниманием она окружала каждого, кто с ней сталкивался, Лиля Юрьевна была несравненна. И неудивительно, что ее последний муж Василий Абгарович Катанян, мой свекор, ушел от красавицы-жены, оставив ее с подростком сыном, прожил с Лилей Юрьевной много лет и до последнего ее дня боготворил Лилю в полном смысле этого слова. И даже мой муж, который очень любил мать и болезненно переживал уход отца из семьи, благодаря такту и доброте Лили Юрьевны тоже очень привязался к ней, сохранив на всю жизнь не только уважение, но и восхищение ею…»
В 1977 году Сен-Лоран презентовал свою новинку: духи «Opium», которые к тому времени уже вызвали скандал своим названием, в котором видели пропаганду наркомании.
Носить «Opium» было дерзостью. Лиля Юрьевна носила эти духи в последний год своей жизни.
К старению и смерти Лиля Юрьевна относилась, как к явлениям естественным и неизбежным. Ещё в 1970 году она записала в дневнике:
«Приснился сон — я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: «Все равно ты то же самое сделаешь…»
Сон оказался вещим. Лиля Брик отравилась, когда жизнь стала для нее мучением. а не забавной игрой.
«В моей смерти прошу никого не винить. Васик! Я боготворю тебя. Прости меня. И друзья, простите. Лиля».
Она не хотела, чтобы ее хоронили в земле.
«Я завещаю после смерти меня не хоронить, а прах развеять по ветру… Знаете, почему? Обязательно найдутся желающие меня и после смерти обидеть, осквернить мою могилу…»
Она не раз повторяла Катаняну в чем ее следует похоронить. И еще непременно, непременно сдедует нанести макияж и духи: ее последние любимые духи — «Opium» Yves Saint Laurent.
Все исполнили, как она хотела: Лиля Брик покидала мир в пряном аромате «Opium», тело ее кремировали, а прах развеяли в подмосковном поле. (с))
