Bo4kaMeda

О роковых женщинах остается воспоминаний больше, чем о добродетельных. И воспоминания эти всегда ярче. Легче запоминаются их облик, их способы обольщения, их дерзкие поступки и фразы, их наряды и их духи…

Лиля Юрьевна Брик была поистине роковой женщиной.

Более всего она известна как величайшая любовь «певца революции» Владимира Маяковского. Но не было бы в ее жизни Маяковского – все равно она осталась бы в памяти современников. Яркая, очень яркая женщина, ошеломлявшая всех как в 20-е, так и в 70-е годы ХХ века – и в молодости, и в старости.






Николай Пунин (искусствовед, будущий муж Анны Ахматовой) очарованный Лилей, писал:

«Зрачки её переходят в ресницы и темнеют от волнения; у нее торжественные глаза; есть наглое и сладкое в её лице с накрашенными губами и темными веками… Муж оставил на ней сухую самоуверенность. Маяковский — забитость, но эта «самая обаятельная женщина» много знает о человеческой любви и любви чувственной. Ее спасает сила любви, определенность требований...»





Аркадий Ваксберг вспоминал о встрече с уже пожилой Лилей Юрьевной:

«Лиля Юрьевна... благоухает французскими духами. Ухоженное лицо, где морщины выглядят как искусная графика, кажется творением великого мастера. Ее рыжие волосы, тронутые не скрываемой уже сединой, изумительно сочетаются с темно-карими глазами, серебряной брошью с большим самоцветом посередине, цепочками разноцветных бус и благородно-черным тоном модного платья, для нее сочиненного, ей одной посвященного.

В кокетливые сапожки засунуты ноги немыслимой тонкости. Спички — не ногти. Я постыдно ловлю себя на мысли: как им выдержать невесомость даже хрупкого тела? И еще на другой: в каком странном контрасте находится эта хрупкость с сильным и звонким голосом, с богатством его красок — у нее, неотвратимо идущей к девяноста годам».









Она умела быть заметной. Более того: она делала все, чтобы ее замечали. Она покрасила стены комнаты, в которой жила с первым мужем, Осипом Бриком, в кобальтовый цвет: на этом фоне нежнее казалась ее белая кожа, темнее — глаза, а цвет рыжих волос начинал отливать червонным золотом.

Она любила и умела эпатировать: носила полностью прозрачное платье без чехла, фотографировалась обнаженной. А в старости она будет носить кокетливые брючки канареечного цвета... Она всегда, каждую минуту своей жизни старалась произвести впечатление на окружающих, даже если не имела цели кого-нибудь обольстить.





…Что особенно интересно лично для меня в документах, оставшихся от Лили Юрьевны Брик — не ее любовные и дружеские связи, не ее авантюры, нет: косметика и духи, о которых она пишет. От нее мы можем узнать, что было модно, популярно, дорого, элегантно. И недоступно для «простой советской женщины».

Но она никогда не была простой. И советской тоже.

Ароматы играли значительную роль в жизни Лили Брик. Она меняла их с течением времени, моды и с переменами своего мироощущения. Редкий случай: по письмам и мемуарам можно составить полный список духов, которыми пользовалась эта роковая женщина с семнадцати до восьмидесяти семи лет.



01. Лили с матерью и сестрой Эльзой. Мюнхен, 1906
02. Сестры Лили и Эльза Каган


Родилась Лиля Юрьевна Брик в Москве 11 ноября 1891 года. Отец — юрист Урия Александрович Каган. Мать — пианистка Елена Юльевна Берман. Мать давала дома музыкальные вечера, у девочек — Лили и Эльзы — была гувернантка-француженка, позже они учились в частной гимназии.

Кстати, родители назвали старшую дочь Лили — в честь Лили Шенеман, возлюбленной великого Гете, которого боготворил Урия Александрович. «Лилей» она стала, когда повзрослела, наступили новые времена, и изысканное «Лили» всем казалось смешным и претенциозным.





Влюбляться в нее начали, когда ей было тринадцать. Среди влюбленных был семнадцатилетний Осип Брик, сын обеспеченного торговца. Лили он тогда не показался интересным.

Первый любовник у нее появился, когда ей было пятнадцать. Кто это был — не известно, но у связи были последствия: Лили забеременела, чем едва не убила своих почтенных родителей. Пришлось искать врача для подпольного аборта. Больше она не беременела никогда и никогда об этом не жалела.

В 1909 году Лили поступила на математический факультет Высших женских курсов, потом бросила — увлеклась живописью и лепкой.









А в 1915 вдруг «заболела» балетом, поставила в комнате станок и брала уроки у балерины Александры Доринской, которая позже вспоминала свою ученицу:

«...Среднего роста, тоненькая, хрупкая, она являлась олицетворением женственности. Причесанная гладко, на прямой пробор, с косой, закрученной низко на затылке, блестевшей естественным золотом своих воспетых ... «рыжих» волос. Ее глаза действительно «вырылись ямами двух могил» – большие, были карими и добрыми; довольно крупный рот, красиво очерченный и ярко накрашенный, открывал при улыбке ровные приятные зубы. Бледные, узкие, типично женские руки, с одним только обручальным кольцом на пальце, и маленькие изящные ножки, одетые с тонким вкусом, как, впрочем, и вся она, в умелом сочетании требований моды с индивидуальностью подхода к ней.

Дефектом внешности Лили Юрьевны можно было бы посчитать несколько крупную голову и тяжеловатую нижнюю часть лица, но, может быть, это имело свою особую прелесть в ее внешности, очень далекой от классической красоты».

Впрочем, некоторые — особенно часто женщины — находили Лили наредкость непривлекательной и удивлялись, почему ее так любят мужчины.

Одна современница записала:

«Боже мой! да ведь она некрасива. Слишком большая для маленькой фигуры голова, сутулая спина и этот ужасный тик».

Но поклонники у некрасивой Лили не переводились. До старости она будет вызывать у мужчин интерес. Это выглядело, как колдовство. Она могла «увести» мужчину из семьи, казавшейся крепкой и счастливой...



Лиля Брик. Фото Осипа Брик 1920-е


Лиля Юрьевна щедро делилась тайнами своего успеха: надо просто позволять мужчине все, что ему запрещают дома — курить, лежать в одежде на кровати. Надо разделять его интересы, говорить с ним о том, что его волнует, надо с ним путешествовать, вместе отдыхать, чтобы оставаться для него всегда женщиной-отдыхом, женщиной-праздником. «Ну, а остальное сделают хорошая обувь и шелковое десу».

Как только кончились голодные времена, она начала следить за своим весом, чтобы ни в коем случае не потолстеть. Всегда носила шелковое белье, тонкие чулки и яркие наряды. Лиля Юрьевна записала в дневнике 15 декабря 1919 года:

«Думают, что форма не играет роли. А я говорю, что новое платье может подогреть чувство».

И духи. И косметика. Лили всегда красилась. Даже когда это временно сделалось немодным. Даже когда это могло показаться смешным на ее старом лице... Но — не казалось. Она умела так держаться, что никогда не казалась смешной со своим макияжем, в своих причудливых нарядах, сильно надушенная оригинальными, всегда иностранными духами.





В 1910-м Лили наконец обратила внимание на Осипа Брика. Когда она согласилась выйти за него замуж, Осип буквально летал от счастья, а его родители были в ужасе: о старшей дочке Каганов ходили чудовищные сплетни. И все же Осип и Лили поженились в феврале 1912 года.



Молодожены Лили и Осип с Эльзой.





Осипа она очень любила. Пожалуй — больше, чем кого бы то ни было из тех, кого ей случалось любить. Лили признавалась в этом открыто:

«Но я любила, люблю и буду любить его больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, нигде. Я люблю его с детства, он не отделим от меня».

В июле 1914 года Лили и Осип переехали в Петроград. Квартиру, которую сняли родители Осипа, Лили — уже Лиля! — превратила в литературный салон. К ней с удовольствием приходили писатели, поэты, музыканты, художники, кинематографисты — она интересовалась всеми людьми и всеми видами искусства. Её общительности, огня и обаяния хватало на всех.





В июле 1915 года ее младшая сестра Эльза привела в эту квартиру поэта-футуриста Владимира Маяковского. Владимир ухаживал за Эльзой... Но стоило ему один раз увидеть Лилю — и судьба его была решена. В первый же вечер он посвятил ей поэму. И дальше он уже не мог жить без нее.

Лиля была замужем за Осипом Бриком, причем вполне счастливо. Но счастливое замужество для нее не исключало отношений с другим мужчиной.





Лиля была умной и хитрой, очень опытной, достаточно жесткой, чтобы укрощать темперамент Маяковского, и достаточно чуткой, чтобы разглядеть в нем мальчика и заботиться о нем по-матерински. К тому же она была пикантна — со своей дерзостью, клетчатыми чулками, лисьими хвостами на шали и огромными украшениями. Она была способна играть в теннис обнаженной, но при этом обращалась с Владимиром на «вы», соблюдая «пафос дистанции».

Лиля стала для Владимира не просто желанна, но необходима. Он даже переехал, чтобы быть поближе к ней. Уже в старости она говорила:

«Это было нападение, Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня. Два с половиной года не было у меня спокойной минуты – буквально. И хотя фактически мы с Осипом Максимовичем жили в разводе, я сопротивлялась поэту. Меня пугали его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Володя влюбился в меня сразу и навсегда»

«Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал», – призналась она же Андрею Вознесенскому.

В 1916 Маяковский написал ей – «вместо письма»...


Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
«Лиличка!»
26 мая 1916 г. Петроград


Решение о начале серьезных отношений приняла Лиля: когда сочла это приемлемым для себя. А Осип, – с которым Лиля продолжала жить, хоть и считала, что они «фактически в разводе», – этому решению покорно подчинился. В их семье существовал запрет на выяснение отношений.



Владимир Маяковский и Лиля Брик
в кадре из фильма «Закованная фильмой» 1918 год.


Осип окончил юридический факультет Московского университета, но служил в фирме отца, а после революции стал юристконсультом ЧК.

Маяковский относился к Осипу без ревности. Как к другу или брату. В письмах неизменно передавал ему приветы. Так они и жили – будто два законных мужа одной жены. «Супружество втроем» вызывало недоумение у окружающих, но в те времена, когда ломались старые устои и утверждалась новая нравственность, в творческой среде постарались принять и понять трио Маяковского и Бриков.





Вместе они пережили самые трудные времена, когда практически голодали. Но все же эти страшные послереволюционные годы остались в памяти Лили, как самые счастливые в их жизни: была любовь, было взаимопонимание, были надежды на какое то невероятное светлое будущее.

Литературный успех Маяковского достиг в эти годы пика. Он наконец получил серьезное признание. Много и плодотворно работал. Лиля исполняла для Маяковского все функции писательской жены: вычитывала гранки, следила за публикациями, за критическими статьями. Она вспоминала:

«Володя писал стихи постоянно. Во время обеда, прогулки, разговора с девушкой, делового заседания - всегда! Он бормотал на ходу, слегка жестикулируя. Ему не мешало никакое общество, помогало даже...»

Маяковский нуждался в Лиле всю оставшуюся жизнь. В ее советах, похвалах и критике. Из каждой поездки он писал ей, называя ее то Лисой, то Кисом, подписываясь «твой Щен».

«Дорогой-дорогой, милый родной и любимый кисячий детик лис. Я дико скучаю по тебе и ужасно скучаю по вас всех (по «вам всем»?)...».

«Дорогой, милый, изумительный и родной Кис... Не забывай меня, мой родненький, я тебя ужасно люблю и я твой ужасно»

«Люблю и целую тебя, родненькая. Пиши, детик!»

Лиля посылала Владимиру подробнейшие инструкции относительно того, что необходимо для нее купить:

«В Берлине:
Вязаный костюм № 44 темно-синий (не через голову). К нему шерстяной шарф на шею и джемпер, носить с галстуком.
Чулки очень тонкие, не слишком светлые (по образцу). <...>

В Париже:
2 забавных шерстяных платья из очень мягкой материи.
Одно очень элегантное, эксцентричное из креп-жоржета на чехле. Хорошо бы цветастое, пёстрое. Лучше бы с длинным рукавом, но можно и голое. Для встречи Нового года.
Чулки. Бусы (если ещё носят, то голубые). Перчатки.
Очень модные мелочи. Носовые платки.
Сумку (можно в Берлине дешёвую, в K.D.W.)
Духи: Rue de la Raix, Mon Boudoir и что Эля скажет. Побольше и разных. 2 кор. пудры Arax. Карандаши Brun для глаз, карандаши Haubigant для глаз

Машина:
Лучше закрытая — conduite intérieure — со всеми запасными частями, с двумя запасными колесами, сзади чемодан.
Если не Renault, то на пробку [нарисована фигурка].
Игрушку для заднего окошка.
Часы с заводом на неделю.
Автомобильные перчатки <...> »

«Эля» — это младшая сестра Эльза, которая в 1918 году вышла замуж за французского офицера Андре Триоле и уехала в Париж. Она подсказывала, носят ли еще бусы и помогала выбирать «очень модные мелочи».



Эля и Лиля 1918


Как жаль, что теперь мы не узнаем, какие духи были куплены согласно пометке «побольше и разных»

«Рейтузы розовые 3 пары, рейтузы черные 3 пары, чулки дорогие, иначе быстро порвутся... Духи Rue de la Paix, Пудра Hubigant и вообще много разных, которые Эля посоветует. Бусы, если еще в моде, зеленые. Платье пестрое, красивое, из крепжоржета, и еще одно, можно с большим вырезом для встречи Нового года»

И еще:

«Очень хочется автомобильчик! Привези, пожалуйста!»

Маяковский серьёзно относился к заказам любимой Лилички. Покупал все по списку. Отчитывался из Парижа:

«Первый же день приезда посвятили твоим покупкам. Заказали тебе чемоданчик — замечательный — и купили шляпы, вышлем, как только свиной чемодан будет готов. Духи послал; если дойдет в целости, буду таковые высылать постепенно. Осилив вышеизложенное, займусь пижамками».

Немецкий издатель Виланд Герцфельде вспоминал, как сопровождал Маяковского в Берлине в дамский магазин, из любезности согласившись стать для него переводчиком.

«В отделе дамского белья он жестами объяснил продавщице, что просит из каждого ящика выложить на прилавок несколько образцов. Когда это было проделано, он принялся рассматривать вещь за вещью, а потом сказал: «Пишите!» И, медленно диктуя, пошел придирчиво, как полководец, осматривая войска, вдоль прилавка. Девушка по другую сторону едва поспевала за ним, при этом, как и я, учась считать по-русски до шести.

Длинные пальцы Маяковского указывали меж тем, сколько чулок, кружевных платочков, разного белья он хотел купить. Кое-что он не хотел брать. Раз или два он сомневался и менял желаемое количество. Несмотря на это, он произвел на меня и, очевидно, на продавщицу, ставшую на глазах приветливей, впечатление человека решительного, знающего, чего хочет. Короче, это был на редкость способный покупатель, разбиравшийся в этом товаре.

Я спросил Маяковского, зачем он многое купил в двойном количестве и вообще так серьезно отнесся к этому. Он ответил, что не хотел бы возвращаться в Москву без подарков и очень важно не забыть никого и всем привезти нужного размера. Только здесь я вспомнил, что он совсем не спрашивал о ценах, хотя нельзя сказать, чтобы деньги были ему безразличны»

Говорили, будто поэт привозил своей возлюбленной сигары всех цветов радуги. Лиле нравилось курить фиолетовую сигару, будучи наряженной в фиолетовое платье, или синюю — будучи в синем.





Привез Маяковский Лиле и «автомобильчик». Лиля легко научилась водить и гордилась тем, что в Москве 1928 года за рулем Рено могли видеть только ее и жену французского посла. А Маяковский оправдывался перед читателями в стихотворении «Ответ на будущие сплетни»:


Простите, пожалуйста,
что я
из Парижа
привез Рено, а не духи
и не галстук...


На самом деле он привез и духи и галстук.

Галстук — замшевый, поражавший всех в Москве.

Духи для Лили — «Mon Boudoir» Houbigant: сладкий амброво-ванильный аромат с сильной животной нотой. Лиля любила носить шелк и мех. Это аромат напоминал ей шелк и мех.





Владимир подарил Лиле кольцо-печатку с буквами «ЛЮБ» — в этом слове для него были заключены и инициалы любимой женщины, и — если читать по кругу — признание «ЛЮБЛЮ», которое он вырезал бы на своем сердце, если бы мог. С этим кольцом она не расставалась никогда.









В старости, когда кольцо уже не налезало на пальцы с опухшими суставами, Лиля Юрьевна носила его на мизинце, а потом перевесила на золотую цепчку. И носила рядом с другой цепью, на которую в день похорон Маяковского повесила принадлежавшее ему огромное кольцо.

Мать и сестры Маяковского считали, что по вине Лили, из-за увлечения ею Владимир так и не женился, не завел детей. А ведь у него еще были страстные влюбленности. Но никого и никогда он не любил так, как Лилю.

Однако, главным для Маяковского всегда было его творчество. Он ушел, когда понял, что его вот-вот свергнут с поэтического Олимпа. Ушел из жизни, чтобы остаться в поэзии. Ушел, когда на его выступлениях ему перестали неистово аплодировать, а начали высмеивать и освистывать.



Владимир Маяковский. Берлин 1922


Владимир Маяковский застрелился 14 апреля 1930 года. Прощальную записку он написал за два дня до самоубийства. И там есть слова:

«Лиля — люби меня»

И она любила...Так, как умела любить.

Лиля Юрьевна заявляла:

«Я всегда любила одного — одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю...»

Она считала, что у нее было четыре мужа: Осип Брик, Владимир Маяковский, Виталий Примаков и Василий Катанян.

И неважно, что иногда одновременно у нее было два мужа...

Осип Брик и Владимир Маяковский. Осип Брик и Виталий Примаков.

Официально же у нее было два брака — с Осипом Бриком и Василием Катаняном.



Виталий Маркович Примаков (1897 — 1937)


Виталий Примаков был видный советский военачальник, в Гражданскую — командир красного казачества, во время романа с Лилей — заместитель командующего Ленинградским военным округом. Ради Лили он оставил семью. Поселился с ней и Осипом. Впрочем, на месте он оставался недолго, ему приходилось часто ездить в командировки и он увозил Лилю с собой, потому что не мог с ней расстаться.

У Осипа в то же время случился роман с Евгенией Гавриловной Соколовой, женой кинорежиссера Виталия Жемчужного, и одно время они жили уже не втроем, а вчетвером...

Примакова расстреляли в 1937 году, по «делу Тухачевского».

Лилю не тронули. и вряд ли только потому, что они с Примаковым не были официально расписаны. Ведь сослали едва ли не всех женщин, которые состояли в любовной связи с Михаилом Тухачевским...

Но даже мертвый, Маяковский оберегал жизнь Лили. В 1938 году Лиля Юрьевна Брик оказалась в списке подлежащих аресту особо значимых персон, который предъявлялся на утверждение лично товарищу Сталину. Имя ее из списка Сталин вычеркнул. По легенде — со словами:

«Не будем трогать жену Маяковского»

Вряд ли на самом деле он кому то объяснял свои действия. Известно, что все списки он просматривал в своем кабинете и без свидетелей. Но фактом остается, что Лилю Брик не трогали ни во время ежовских чисток, ни позже, ни даже в период борьбы с «космополитами».

Когда не стало Маяковского, наряды и духи Лиле присылала сестра Эльза. К тому времени она уже сменила мужа (ушла к писателю Луи Арагону), но сохранила фамилию Триоле, потому что сама успела снискать литературную славу и читатели знали ее под этой фамилией.

Эльза не только покупала для Лили духи, косметику, белье и чулки: имея точные мерки, она заказывала сестре платья, пальто и шляпки в парижских ателье. Теперь уже ей Лиля писала списки необходимого:

«Платье, которое ты мне прислала, ношу не снимая. То же со шляпами. Если ты уже получила деньги, купи мне, пожалуйста, два полувечерних платья (длинные) — одно черное, второе какое-нибудь (если не слишком дорого, что-нибудь вроде парчи (обязательно темной), и туфли к ним. Материи в этих платьях — позабавнее, туфли — тоже. Потом мне нужно 4 коробки моей пудры (телесного цвета); 3 губных карандаша Ritz — твоего цвета, румяна Institut de beaute...»

Влюбленный в Лилю с юности литератор Василий Катанян вспоминал:

«Вообще все в ней было неоднозначно. И ее образ никак не укладывался ни в какие конструкции. Ратовала за «Моссельпром»? Да, но с удовольствием покупала и там, и у богатых нэпманов. С восторгом относилась к рекламе «Резинотреста», но предпочитала носить обувь от Bally. Радовалась, что открываются новые парфюмерные магазины ТэЖэ, но душилась парижскими «Джикки» (а позднее «Бандит») от Герлена с интригующим и дерзким ароматом».



«Jicky» от Guerlain — аромат, не теряющий актуальность с 1889 года, первый в истории унисекс — Лиля получила от Эльзы после войны.


В июле 1945 года Эльза писала сестре из Парижа:

«...у нас карточная система, магазины пустые и все трудно, как было, когда я была в Москве, платье сшить, что дом построить, духи продают, если у тебя флакон есть пустой от тех же самых духов, а Герлена хвост стоит, часами, американцы покупают духи своим девушкам. Все покупается на черном рынке за астрономические суммы...»

И все же она смогла прислать новые чулки, платье, туфельки и флакон духов: вместо любимых Лилиных «Rue de la Paix» — «Jicky». Аромат Лиле понравился.

Но через пару лет «Jicky» затмил «Bandit» от Robert Piguet. Эльза Триоле так хорошо понимала сестру, что безупречно выбирала для нее не только наряды, но и ароматы.





В феврале 1954 умер Осип Брик. Лиля тогда записала:

«Когда застрелился Володя Маяковский — погиб он. Когда умер Ося — умерла я».

Но она прожила еще тридцать три года.

Василий Катанян стал ее последним спутником жизни. Он был моложе Лили Юрьевны на одиннадцать лет. Знакомы они были еще в молодости, сблизились на почве изучения стихов, на почве общей любви к Маяковскому: Лиля любила человека, Катанян — стихи.

Когда Лиля оказалась не просто свободна, но и одинока, когда она начала пить, оказалось, что Катанян обожает ее, обожал всегда, а теперь готов посвятить ей жизнь и сделать все, чтобы уберечь ее от всяких бед. Катанян ушел от жены. Его союз с Лилей Юрьевной был идеально счастливым. Женщины не понимали, чем Лиля так пленила его. Мужчины — завидовали.



Лиля Брик, Сергей Параджанов, Василий Катанян 1978


Леонид Зорин вспоминал ее, уже немолодую:

«Лиля Юрьевна была яркой женщиной. Она никогда не была красива, но неизменно была желанна. Ее греховность была ей к лицу, ее несомненная авантюрность сообщала ей терпкое обаяние; добавьте острый и цепкий ум, вряд ли глубокий, но звонкий, блестящий, ум современной мадам Рекамье, делающий ее центром беседы, естественной королевой салона; добавьте ее агрессивную женственность, властную тигриную хватку — то, что мое, то мое, а что ваше, то еще подлежит переделу, — но все это вместе с широтою натуры, с демонстративным антимещанством — нетрудно понять ее привлекательность»

Инна Генс, невестка Лили Юрьевны, то есть — жена ее пасынка, Василия Васильевича Катаняна, знала ее достаточно близко, и стала одной из немногих женщин, кто поминал Брик добрыми словами:

«Нет, даже в молодости в обычном смысле этого слова красивой она не была. У нее были прекрасные лучистые глаза, но фигура была не из лучших. У нее были тонкие ножки, которые она с присущим ей вкусомт щательно скрывала под длинными юбками или брюками. Ведь она была первой женщиной в Москве, надевшей брюки. Вообще вкус у нее был отменным. Но ее мистическое обаяние заключалось главным образом в том, что она была великолепным собеседником. Разговаривая с мужчиной, она как бы погружалась в него, жила только его интересами, а кому из мужчин это не польстит?

Кроме того, она была очень образованным человеком, могла беседовать на самые разные темы. И всегда шикарно и модно одевалась. Никто никогда не видел ее непричесанной, неухоженной или небрежно одетой.

Я провела с Лилей Юрьевной 15 лет, после того как вышла замуж за Василия Катаняна, и, даже живя вместе на даче в Переделкине, не могла не удивляться, как она следит за собой: тщательно, но так, что посторонние этого не замечали. А в том, каким вниманием она окружала каждого, кто с ней сталкивался, Лиля Юрьевна была несравненна. И неудивительно, что ее последний муж Василий Абгарович Катанян, мой свекор, ушел от красавицы-жены, оставив ее с подростком сыном, прожил с Лилей Юрьевной 40 лет и до последнего ее дня боготворил Лилю в полном смысле этого слова. И даже мой муж, который очень любил мать и болезненно переживал уход отца из семьи, благодаря такту и доброте Лили Юрьевны тоже очень привязался к ней, сохранив на всю жизнь не только уважение, но и восхищение ею...»



Лиля Брик. Фотопортрет.
Художественная фотография Капустянской под руководством Штеренберга, 1920-е гг.
15,2 х 10,5 см


Другой женщиной, вспоминавшей Лилю Брик добрым словом, была актриса Татьяна Васильева:

«О, это была великая женщина. Я понимаю тех выдающихся мужчин, которые любили ее. Она была обаятельна, остроумна, независима в своих оценках, говорила то, что думала. Она никогда не работала в отличие от ее сестры, писательницы Эльзы Триоле, которая трудилась не покладая рук. Эльза просыпалась в 5 утра, выпивала стакан сока и начинала писать. А Лиля вставала не раньше 3 — 4 часов дня. На этой почве между сестрами всегда были раздоры. На груди у Лили висело кольцо, подаренное Маяковским, с ее монограммой «ЛЮБЛЮ» (Лиля Юрьевна Брик) Если к ней приходили без приглашения, она могла выставить незваных гостей за дверь.

<...> На Лиле Юрьевне надето платье в пол от Кардена, на руках — красный маникюр. Ярко-рыжие волосы, из которых она заплетала тоненькую косичку. Эту косичку венчал красный бантик. Если некому было сделать ей грим, то этот грим делала сама. Поскольку от возраста у нее дрожали руки, то получалось, что одна бровь летела вверх, другая была опущена. Зигзагом шел контур на губах. Но все это не имело никакого значения, потому что ее выход к гостям был похож на выезд королевы.

Она выезжала в гостиную на коляске. Или ее под руки выводили невероятной красоты молодые мужчины. Многие из них, как я понимаю, были геями. Лиля Юрьевна их очень любила, с ними было легко дружить. В гостиной всегда накрыт стол, на столе — заграничная еда. Даже сосиски у нее были заграничные, а в специальном термосе дожидалось теплое пюре.

<...> Лиля Юрьевна давала мне уроки этикета и хорошего стиля. Например, говорила мне: «Танечка, очень неприлично носить шубу мехом вверх. Мех должен быть внутри». У нее я впервые увидела такую шубу — с виду как будто бы шелковый плащ, а когда его распахиваешь — внутри соболь…

Иногда она мне делала подарок. Чаще всего это были французские духи, названия которых я и не слышала. Ужасно неловко было их принимать, и я старалась улизнуть. Но тогда на улице меня догоняли ее пажи: «Таня, вы забыли подарок. Вернитесь, иначе Лилия Юрьевна обидится». В очередной раз, кроме духов, она вручила мне сверток. В этом свертке была длинная юбка, явно дизайнерская, необычная, изысканная. Я ее укоротила и еще долго носила, а потом отдала сестре. Такие красивые вещи вечны…»

Лиля Юрьевна была очень щедра. На новый 1959 год она подарила Майе Плисецкой духи, которые стали любимыми в жизни балерины: «Bandit» Robert Piguet. Очередной флакон, который для Лили привезла из Парижа Эльза. Майя в то время была невыездная, у нее было так мало красивых вещей и тем более — духов... Лиля Юрьевна решила ее порадовать. Плисецкая вспоминала:

«Под самый новый год в Москву приехал Луи Арагон с Эльзой. И они будут у Лили на Кутузовском.

31 декабря 1958 года. Вечер. Через несколько часов пятьдесят девятый пробьет. Поднявшись в лифте, заслеженном талыми снежными разводами и елочной иглой, звоним в 431-ю квартиру нашего Кутузовского дома. Катанян в черном приглядном сюртуке открывает дверь. Арагоны уже там. Потоптавшись в узкой передней, проходим к запруженному в переизбытке деликатесами столу. Кинто с кружкой пива на картине Пиросмани завидуще щурится на ломящуюся на блюдах снедь. Лилина работница Надежда Васильевна тащит из кухни гору дымящихся румяных пирожков собственной выпечки.

У каждого прибора подарок стоит. У меня — флакон духов Робера Пите «БАНДИТ». У Щедрина — мужской одеколон «Диор» и последняя французская пластинка Стравинского. Это Эльза Юрьевна — Дед-Мороз подарки из Парижа привезла. С тех пор я предпочитаю запах «БАНДИТА» всей иной парижской парфюмерии. И запах чуден, и память дорога...»

Лиля Юрьевна по-прежнему много общалась с представителями творческой элиты: как советской, так и антисоветской. Поддерживала молодых поэтов, особенно Андрея Вознесенского. Активно содействовала освобождению осужденного кинорежиссера Сергея Параджанова.



Портретная фотография Лили Брик.
Берлин, 1928
Из собрания Василия Катаняна


Она регулярно ездила за границу. Чаще всего — в Париж к сестре.

В 1976 году Лиля Брик очаровала модельера Ива Сен-Лорана. Он увидел ее в аэропорту Шереметьево, в зале вылета: модельер ждал пересадки с токийского рейса на парижский. Лиля Юрьевна летела в Париж к Эльзе, отмечать свой 85-й день рождения. Со своими рыжими волосами и в шубе странного покроя она так выделялась, что Сен-Лоран пожелал узнать, кто эта женщина. А когда узнал, что перед ним знаменитая муза Маяковского, послал своего помощника Пьера Берже спросить, не против ли будет госпожа Брик познакомиться с господином Сен-Лораном. Ив и Лиля Юрьевна проговорили всю дорогу и в Париж прибыли уже друзьями. Ив Сен-Лоран вспоминал:

«С Лилей Брик я мог откровенно разговаривать абсолютно обо всем — о любовных делах, о порядочности, о живописи, даже о политике... О моде, конечно, тоже»

Ко дню ее рождения который собирались пышно отметить в ресторане Maxim’s, Сен-Лоран создал платье, которое Лиля Юрьевна с удовольствием надела. Он присылал ей косметику, которую создавали в его фирме, подарил два широких модных браслета. Он регулярно присылал ей подарки. Василий Катанян рвссказывал:

«Каждый день Франсуа-Мари привозил ей от Сен-Лорана огромные сумки с нарядами — платья, костюмы, пелерины, перчатки и шляпы. «В конце концов мне стало неудобно принимать столько подарков. Я свернула в узел какую-то часть одежды и отправила обратно». И, помолчав, добавила: «О чем сейчас несказанно жалею».


«<...> И вот с неба в Переделкино спускаются ангелы, которые вместо рогов изобилия держат в руках набитые чемоданы с одеждой от Ив Сен-Лорана и корзины со снедью от Фашона, самого дорогого и изысканного гастронома Парижа. Платья, фуляры, духи, сыры, шоколад, ананасы, спаржа, артишоки… «Но орхидеи и фисташки отобрали на таможне. Хоть плачь!» — сокрушаются гости. Да, действительно беда. ЛЮ угощает их борщом, от которого они в восторге. Все сидят до утра, не могут наговориться».





В 1977 году Сен-Лоран презентовал свою новинку: духи «Opium», которые к тому времени уже вызвали скандал своим названием, в котором видели пропаганду наркомании.

Носить «Opium» было дерзостью. Лиля Юрьевна носила эти духи в последний год своей жизни.





К старению и смерти Лиля Юрьевна относилась, как к явлениям естественным и неизбежным. Ещё в 1970 году она записала в дневнике:

«Приснился сон — я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: «Все равно ты то же самое сделаешь...»

Сон оказался вещим. Лиля Брик отравилась, когда жизнь стала для нее мучением. а не забавной игрой. Василий Васильевич Катанян вспоминал:

«В моей смерти прошу никого не винить. Васик! Я боготворю тебя. Прости меня. И друзья, простите. Лиля».

Она не хотела, чтобы ее хоронили в земле.

«Я завещаю после смерти меня не хоронить, а прах развеять по ветру... Знаете, почему? Обязательно найдутся желающие меня и после смерти обидеть, осквернить мою могилу...»

Она не раз повторяла Катаняну в чем ее следует похоронить. И еще непременно, непременно сдедует нанести макияж и духи: ее последние любимые духи — «Opium» Yves Saint Laurent.



Маяковский В. В.
Портрет Лили Юрьевны Брик 1915
бумага, карандаш
46 х 30см


Все исполнили, как она хотела: Лиля Брик покидала мир в пряном аромате «Opium», тело ее кремировали, а прах развеяли в подмосковном поле.

Текст: Елена Прокофьева

fragrantica.ru

.