А дальше рассказал, что лично он пришел к вере после двух
случаев в его жизни.
«Первый произошел, когда у моей мамы случился тяжелый сердечный
приступ. Я вызвал “скорую”, и приехавший врач лишь покачал головой и
сказал, что нет смысла везти ее в больницу – она не транспортабельна.
А дальше рассказал, что лично он пришел к вере после двух случаев в его жизни. «Первый произошел, когда у моей мамы случился тяжелый сердечный приступ. Я вызвал “скорую”, и приехавший врач лишь покачал головой и сказал, что нет смысла везти ее в больницу – она не транспортабельна. “Лучше пусть умрет дома, это случится через пять-шесть часов”, – добавил он. Я был вне себя от горя (по книгам Алексина легко догадаться, что мама была для него долгие годы главным человеком в жизни. – Прим. автора). В полном отчаянии я позвонил Фриде Вигдоровой, которую в писательских кругах звали “Совершенно случайно”. Была у нее такая присказка: “Совершенно случайно я знаю, чем могу вам помочь…” Анатолий Алексин – Совершенно случайно я знаю, чем могу вам помочь, – сказала Фрида Абрамовна. – Как раз вчера в Москву из Питера для получения правительственной награды прибыл профессор Карл (Анатолий Георгиевич назвал тогда его фамилию, но я запамятовал. – Прим. автора), и он остановился у моих приятелей. Это один из самых выдающихся кардиологов мира и, кстати, кажется, большой ваш поклонник. Записывайте номер телефона! Я позвонил незнакомому профессору, рассказал, что у меня умирает мама, а он и в самом деле оказался моим преданным читателем. Вдобавок выяснилось, что он находится в десяти минутах езды на такси от нашего дома. – Если я приеду, вы мне книжку с автографом подарите? – спросил он по телефону. – Если вы спасете мою маму, я вам не только книжку, жизнь вам подарю! – ответил я. Менее чем через полчаса он появился в нашей квартире. Чех по национальности, высокий, статный, моложавый, он был очень красив, и форма капитана первого ранга эту красоту еще больше подчеркивала. Осмотрев маму, он позвонил знакомому врачу в больницу, и вскоре молоденькая медсестра привезла сумку с медикаментами, шприцы, стерилизатор. – Успокойтесь! – сказал Карл. – Глупость вам сказали. Вылечим мы вашу маму. У вас тут натоплено, так что я с вашего позволения разденусь… Он скинул китель и остался в одной майке. И тут я увидел у него на груди крестик. Для меня, воспитанного убежденным атеистом, это было настоящим потрясением. – Простите, профессор, вы что, верите в Б-га? – спросил я. – Да, конечно. А как можно в Него не верить?! – откликнулся Карл, делая маме укол. Через некоторое время он снова послушал ее через фонендоскоп. – Ну вот, – сказал он удовлетворенно, – сердце вашей мамы начало биться получше. Хотя действительно была опасность, что оно остановится, так что я прибыл вовремя. – А с чего оно может остановиться? – по-детски спросил я. – Вы бы лучше спросили, почему оно вообще бьется, – ответил профессор. – Нет, конечно, любой из моих студентов вам это в два счета объяснит. Но лично я этого не знаю. Теоретически, если хорошо задуматься, оно биться не должно. То, что наше сердце работает – это самая большая загадка природы. И, думаю, без Б-га объяснения этому нет. Лев Ландау Второй случай произошел в санатории Союза писателей, куда я уговорил поехать со мной отдыхать Льва Давидовича Ландау, с которым близко дружил. На пляже в один из дней мы оказались рядом с «братьями Тур» – были когда-то такие драмоделы. На самом деле братьями они не были, настоящая фамилия одного была Тубельский, а другого – Рыжея. Лежа на топчанах, они громко рассуждали, как смешно в наши дни верить в бога и что хорошо написать пьесу, которая клеймила бы тех, кто в это еще верит. – Простите, – приподнялся со своего места Ландау. – А вы что, не верите в Б-га?! – Смешные вопросы задаете! – рассмеялся Тубельский. – Как может образованный человек в наши дни верить в бога?! После этих слов Ландау вдруг резко поднялся, бросил мне “Пошли отсюда!” – и зашагал с пляжа. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Он был явно зол. – Лева, в чем дело? – спросил я на ходу. – Что тебя так распалило? – Терпеть не могу человеческого невежества, да еще с таким апломбом! – ответил он. – Люди сами не знают, что мелют! – А ты что же, веришь в Б-га?! – Ну, в бога, который сидит на облаке и следит за каждым из нас, я, само собой, не верю. Но вот в Б-га как Творца Вселенной верю однозначно! Физик не может в него не верить! Я мгновенно вспомнил разговор на ту же тему с Карлом и подумал: если такие люди в Него верят, то кто я такой, чтобы отрицать Его существование?! И потом не раз убеждался: надо верить!» Со времени того нашего разговора с Анатолием Георгиевичем прошло лет 15, но я помню его почти дословно – уж очень сочно он умел и, надеюсь, все еще умеет рассказывать. Привести же его сегодня я решил, потому что надоело читать в интернете, как некоторые «афтары» с омерзительным апломбом клеймят «религиозное мракобесие», «религиозных фанатиков» и так далее. А заодно повторяют за братьями Тур их благоглупость, что современный образованный человек не может верить в бога, так как «наука давно доказала», «человечество идет вперед», «образование и религия несовместимы» и все такое прочее. Лично я пришел к убеждению – не к вере, а именно к убеждению, – что Б-г существует еще в годы учебы в физматшколе, где все мои одноклассники мнили себя либо будущими новыми Эйнштейнами, либо, на худой конец, Фарадеями. Помню, фраза Ньютона – кстати, считавшего себя в первую очередь не физиком, а теологом, – что сама царящая во Вселенной гармония является лучшим доказательством существования Творца, поразила меня и врезалась в память на всю жизнь. И уже потом, студентом, я оценил всю красоту и точность максимы Эйнштейна: «Наука без религии – безнравственна. Религия без науки – слепа!» Да и потом я не раз встречал весьма известных в своих кругах физиков, математиков, химиков, да и биологов, прекрасно совмещающих свои научные взгляды с глубокой верой во Всевышнего. И это, кстати, в отличие от многих гуманитариев, среди которых мне чаще попадались антиклерикалы. Да и сейчас в Израиле на уроки Торы и молитвы в синагоги приходит все больше тех, кого принято называть «представителями русскоязычной научной интеллигенции». Началось обращение израильской русскоязычной интеллигенции к религии, надо заметить, не вчера и не сегодня. Еще в 2005 году я попросил 20 известных русскоязычных жителей Израиля ответить на вопрос, верят ли они в Б-га. Среди опрашиваемых были, помнится, профессор физики Михаил Зениград, геофизик Лев Эпельбаум, математик Арье Мишне и многие другие. Почти все они заявили, что в той или иной степени верят в Б-га. Многие из них утверждали, что достижения современной науки и, особенно, последние прорывы в области компьютерных технологий не только не опровергают «гипотезу о существовании Б-га», но и, напротив, все больше и больше ее подтверждают. Возможно, именно появление таких технологий как раз и приближает нас к постижению Его сущности. Помнится, героем одного из моих первых интервью в Израиле, сделанных вскоре после приезда в 1991 году, стал главный раввин Холона Мордехай Нахимовский. На вопрос, не пугает ли его и других религиозных такое количество свалившихся на Израиль неверующих евреев, он ответил: «А кто сказал, что вы – неверующие?! На протяжении десятилетий вы ничего не знали об иудаизме и о своем еврействе. У вас просто не было выбора между верой и неверием, и вот сейчас этот выбор появляется. Вы – “замороженное мясо”. Давайте подождем и увидим, что будет, когда оно “разморозится”. Пока рано о чем-то говорить, но, уверен, результат поразит многих». Кстати, я думаю, что «разморозка» еще не закончилась. Но она, безусловно, идет. И похоже, рав Нахимовский может оказаться прав. “Лучше пусть умрет дома, это случится через пять-шесть часов”, –
добавил он. Я был вне себя от горя (по книгам Алексина легко
догадаться, что мама была для него долгие годы главным человеком в
жизни. – Прим. автора).
В полном отчаянии я позвонил Фриде Вигдоровой, которую в писательских
кругах звали “Совершенно случайно”. Была у нее такая присказка:
“Совершенно случайно я знаю, чем могу вам помочь…”
Анатолий Алексин
– Совершенно случайно я знаю, чем могу вам помочь, – сказала Фрида
Абрамовна. – Как раз вчера в Москву из Питера для получения
правительственной награды прибыл профессор Карл (Анатолий Георгиевич
назвал тогда его фамилию, но я запамятовал. – Прим. автора), и он
остановился у моих приятелей. Это один из самых выдающихся кардиологов
мира и, кстати, кажется, большой ваш поклонник. Записывайте номер
телефона!
Я позвонил незнакомому профессору, рассказал, что у меня умирает мама,
а он и в самом деле оказался моим преданным читателем. Вдобавок
выяснилось, что он находится в десяти минутах езды на такси от нашего
дома.
– Если я приеду, вы мне книжку с автографом подарите? – спросил он по телефону.
– Если вы спасете мою маму, я вам не только книжку, жизнь вам подарю!
– ответил я.
Менее чем через полчаса он появился в нашей квартире. Чех по
национальности, высокий, статный, моложавый, он был очень красив, и
форма капитана первого ранга эту красоту еще больше подчеркивала.
Осмотрев маму, он позвонил знакомому врачу в больницу, и вскоре
молоденькая медсестра привезла сумку с медикаментами, шприцы,
стерилизатор.
– Успокойтесь! – сказал Карл. – Глупость вам сказали. Вылечим мы вашу
маму. У вас тут натоплено, так что я с вашего позволения разденусь…
Он
скинул китель и остался в одной майке. И тут я увидел у него на груди
крестик. Для меня, воспитанного убежденным атеистом, это было
настоящим потрясением.
– Простите, профессор, вы что, верите в Б-га? – спросил я.
– Да, конечно. А как можно в Него не верить?! – откликнулся Карл,
делая маме укол.
Через некоторое время он снова послушал ее через фонендоскоп.
– Ну вот, – сказал он удовлетворенно, – сердце вашей мамы начало
биться получше. Хотя действительно была опасность, что оно
остановится, так что я прибыл вовремя.
– А с чего оно может остановиться? – по-детски спросил я.
– Вы бы лучше спросили, почему оно вообще бьется, – ответил профессор.
– Нет, конечно, любой из моих студентов вам это в два счета объяснит.
Но лично я этого не знаю. Теоретически, если хорошо задуматься, оно
биться не должно. То, что наше сердце работает – это самая большая
загадка природы. И, думаю, без Б-га объяснения этому нет.
Лев Ландау
Второй случай произошел в санатории Союза писателей, куда я уговорил
поехать со мной отдыхать Льва Давидовича Ландау, с которым близко
дружил. На пляже в один из дней мы оказались рядом с «братьями Тур» –
были когда-то такие драмоделы. На самом деле братьями они не были,
настоящая фамилия одного была Тубельский, а другого – Рыжея.
Лежа на топчанах, они громко рассуждали, как смешно в наши дни верить
в бога и что хорошо написать пьесу, которая клеймила бы тех, кто в это
еще верит.
– Простите, – приподнялся со своего места Ландау. – А вы что, не верите в Б-га?!
– Смешные вопросы задаете! – рассмеялся Тубельский. – Как может
образованный человек в наши дни верить в бога?!
После этих слов Ландау вдруг резко поднялся, бросил мне “Пошли
отсюда!” – и зашагал с пляжа. Мне не оставалось ничего другого, как
последовать за ним. Он был явно зол.
– Лева, в чем дело? – спросил я на ходу. – Что тебя так распалило?
– Терпеть не могу человеческого невежества, да еще с таким апломбом! –
ответил он. – Люди сами не знают, что мелют!
– А ты что же, веришь в Б-га?!
– Ну, в бога, который сидит на облаке и следит за каждым из нас, я,
само собой, не верю.
Но вот в Б-га как Творца Вселенной верю однозначно! Физик не может в
него не верить!
Я мгновенно вспомнил разговор на ту же тему с Карлом и подумал: если
такие люди в Него верят, то кто я такой, чтобы отрицать Его
существование?! И потом не раз убеждался: надо верить!»
Со времени того нашего разговора с Анатолием Георгиевичем прошло лет
15, но я помню его почти дословно – уж очень сочно он умел и, надеюсь,
все еще умеет рассказывать. Привести же его сегодня я решил, потому
что надоело читать в интернете, как некоторые «афтары» с омерзительным
апломбом клеймят «религиозное мракобесие», «религиозных фанатиков» и
так далее.
А заодно повторяют за братьями Тур их благоглупость, что
современный образованный человек не может верить в бога, так как
«наука давно доказала», «человечество идет вперед», «образование и
религия несовместимы» и все такое прочее.
Лично я пришел к убеждению – не к вере, а именно к убеждению, – что
Б-г существует еще в годы учебы в физматшколе, где все мои
одноклассники мнили себя либо будущими новыми Эйнштейнами, либо, на
худой конец, Фарадеями. Помню, фраза Ньютона – кстати, считавшего себя
в первую очередь не физиком, а теологом, – что сама царящая во
Вселенной гармония является лучшим доказательством существования
Творца, поразила меня и врезалась в память на всю жизнь. И уже потом,
студентом, я оценил всю красоту и точность максимы Эйнштейна: «Наука
без религии – безнравственна. Религия без науки – слепа!»
Да и потом я не раз встречал весьма известных в своих кругах физиков,
математиков, химиков, да и биологов, прекрасно совмещающих свои
научные взгляды с глубокой верой во Всевышнего. И это, кстати, в
отличие от многих гуманитариев, среди которых мне чаще попадались
антиклерикалы. Да и сейчас в Израиле на уроки Торы и молитвы в
синагоги приходит все больше тех, кого принято называть
«представителями русскоязычной научной интеллигенции».
Началось обращение израильской русскоязычной интеллигенции к религии,
надо заметить, не вчера и не сегодня. Еще в 2005 году я попросил 20
известных русскоязычных жителей Израиля ответить на вопрос, верят ли
они в Б-га. Среди опрашиваемых были, помнится, профессор физики Михаил
Зениград, геофизик Лев Эпельбаум, математик Арье Мишне и многие
другие. Почти все они заявили, что в той или иной степени верят в
Б-га. Многие из них утверждали, что достижения современной науки и,
особенно, последние прорывы в области компьютерных технологий не
только не опровергают «гипотезу о существовании Б-га», но и, напротив,
все больше и больше ее подтверждают. Возможно, именно появление таких
технологий как раз и приближает нас к постижению Его сущности.
Помнится, героем одного из моих первых интервью в Израиле, сделанных
вскоре после приезда в 1991 году, стал главный раввин Холона Мордехай
Нахимовский. На вопрос, не пугает ли его и других религиозных такое
количество свалившихся на Израиль неверующих евреев, он ответил: «А
кто сказал, что вы – неверующие?! На протяжении десятилетий вы ничего
не знали об иудаизме и о своем еврействе. У вас просто не было выбора
между верой и неверием, и вот сейчас этот выбор появляется.
Вы – “замороженное мясо”. Давайте подождем и увидим, что будет, когда
оно “разморозится”. Пока рано о чем-то говорить, но, уверен, результат
поразит многих». Кстати, я думаю, что «разморозка» еще не закончилась.
Но она, безусловно, идет.
И похоже, рав Нахимовский может оказаться прав.
