01.11.2024

Вечная благодарная память Александру Степановичу Грину

+ +


Там просто любят. Медленно и скромно. Наивно и немножечко смешно.
Обыденно – ведь там не представляют, как можно жить, не ведая любви…"
/Александр Грин "Алые паруса"/
8 июля – день памяти Александра Степановича Грина (Гриневского)
/23.08.1880 – 8.07.1932/

Прошёл 91 год со дня смерти писателя, знаменитого романтика, автора феерии «Алые паруса», романа «Бегущая по волнам» и множества рассказов,но мы с удовольствием читаем его произведения по сей день.

Писатель-романтик Александр Грин был любимейшим автором для Константина Георгиевича Паустовского. Он выведен в нескольких его произведениях, в том числе в повести «Черное море» под именем писателя Гарта. Паустовский говорит, что Грин мог написать рассказ о чем угодно — о камне на дороге, о старом рыболовном крючке…

К вашему вниманию отрывок из повести "Золотая роза" (1955) К.Г.Паустовского об Александре Грине.
Во времена моей юности все мы, гимназисты, зачитывались выпусками "Универсальной библиотеки". Это были маленькие книги в желтой бумажной обложке, напечатанные петитом.
Стоили они необыкновенно дешево. За десять копеек можно было прочесть "Тартарена" Додэ или "Мистерии" Гамсуна, а за двадцать копеек – "Давида Копперфильда" Диккенса или "Дон-Кихота" Сервантеса.

Русских писателей "Универсальная библиотека" печатала только в виде исключения. Поэтому, когда я купил очередной выпуск со странным названием "Синий каскад Теллури" и увидел на обложке имя автора – Александр Грин, – то, естественно, подумал, что Грин иностранец.

В книге было несколько рассказов. Помню, я открыл книгу, стоя около киоска, где я ее купил, и прочел наугад:
"Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисе. Разноязычный этот город напоминает бродягу, решившего наконец погрузиться в дебри оседлости. Дома рассажены, как попало, среди нескольких намеков на улицы. Улиц в прямом смысле слова не могло быть в Лиссе, потому что город возник на обрывках скал и холмов, соединенных лестницами, мостами и узенькими тропинками.
Все это завалено сплошной густой тропической зеленью, в веерообразной тени которой блестят детские пламенные глаза женщин Желтый камень, синяя тень, живописные трещины старых стен.

Где-нибудь на бугрообразном дворе – огромная лодка, чинимая босоногим, трубку покуривающим нелюдимом. Пение вдали и его эхо в оврагах. Рынки на сваях под тентами и огромными зонтиками. Блеск оружия, яркое платье, аромат цветов и зелени, рождающий глухую тоску, как во сне, о влюбленности и свиданиях. Гавань – грязная, как молодой трубочист. Свитки парусов, их сон и крылатое утро, зеленая вода, скалы, даль океана Ночью – магнетический пожар звезд, лодки со смеющимися голосами – вот Лисе!"

Я читал, стоя в тени цветущего киевского каштана, читал не отрываясь, пока не прочел до конца эту причудливую, как сон, необыкновенную книгу.

Внезапно я ощутил тоску по блеску ветра, по солоноватому запаху морской воды, по Лиссу, по его жарким переулкам, опаляющим глазам женщин, шершавому желтому камню с остатками белых ракушек, розовому дыму облаков, стремительно взлетающему в синеву небосвода.

Нет! Это была, пожалуй, не тоска, а жестокое желание увидеть все это воочию и беззаботно погрузиться в вольную приморскую жизнь.
И тут же я вспомнил, что какие-то отдельные черты этого блещущего мира я уже знал. Неизвестный писатель Грин только собрал их на одной странице. Но где я все это видел?

Я вспоминал недолго. Конечно, в Севастополе, в городе, как бы поднявшемся из зеленых морских волн на ослепительное белое солнце и перерезанном полосами теней, синих, как небо. Вся веселая путаница Севастополя была здесь, на страницах Грина.

Я начал читать дальше и наткнулся на матросскую песенку:
Южный Крест там сияет вдали
С первым ветром проснется компас.
Бог, храня корабли,
Да помилует нас!

Тогда я еще не знал, что Грин сам придумывал песенки для своих рассказов.
Люди пьянеют от вина, солнечного сверкания, от беззаботной радости, щедрости жизни, никогда не устающей вводить нас в блеск и прохладу своих заманчивых уголков, наконец – от "чувства высокого".

Все это существовало в рассказах Грина. Они опьяняли, как душистый воздух, что сбивает нас с ног после чада душных городов.
Так я познакомился с Грином. Когда я узнал, что Грин русский и что зовут его Александр Степанович Гриневский, то не был этим особенно удивлен. Может быть, потому, что Грин был для меня к тому времени явным черноморцем, представителем в литературе того племени писателей, к которому принадлежали и Багрицкий, и Катаев, и многие другие писатели-черноморцы.

Удивился я, когда узнал биографию Грина, узнал его неслыханно тяжкую жизнь отщепенца и неприкаянного бродяги. Было непонятно, как этот замкнутый и избитый невзгодами человек пронес через мучительное существование великий дар мощного и чистого воображения, веру в человека и застенчивую улыбку. Недаром он написал о себе, что "всегда видел облачный пейзаж над дрянью и мусором невысоких построек".

Он с полным правом мог бы сказать о себе словами французского писателя Жюля Ренара: "Моя родина – там, где проплывают самые прекрасные облака".

Если бы Грин умер, оставив нам только одну свою поэму в прозе "Алые паруса", то и этого было бы довольно, чтобы поставить его в ряды замечательных писателей, тревожащих человеческое сердце призывом к совершенству.

Грин писал почти все свои вещи в оправдание мечты. Мы должны быть благодарны ему за это.

Мы знаем, что будущее, к которому мы стремимся, родилось из непобедимого человеческого свойства – умения мечтать и любить.

К. Паустовский "Золотая Роза"(1955 г.)
Это был первый урок, первый зов в мир романтической литературы. С этого момента Паустовский старается найти и перечитать все произведения Грина. Их разделяла разница в возрасте 12 лет, казалось бы, должны были где-то встретиться, что-то обсудить, переговорить, но, к большому сожалению всех, кто занимается исследованием творчества Паустовского и Грина, этого не произошло, лично они знакомы не были.

Лишь один раз в жизни Паустовскому довелось увидеть Грина. Случилось это летом 1924 года в редакции газеты «На вахте». Грин появился там неожиданно и произвел на всех ошеломляющее впечатление. «Я увидел его тогда в первый и последний раз, – вспоминал Паустовский в «Книге скитаний». – Я смотрел на него так, будто у нас в редакции, в пыльной и беспорядочной Москве, появился капитан «Летучего голландца» или сам Стивенсон.

Все почему-то молчали. Молчал и я, хотя мне страшно хотелось сказать ему, как он украсил мою юность крылатыми своими воображениями, какие волшебные страны цвели, никогда не отцветая, в его рассказах, какие океаны блистали и шумели на тысячи и тысячи миль, баюкая бесстрашные и молодые сердца».

Намного позже, в 1963 году, в «Книге скитаний» Паустовский напишет: «Он ушёл навсегда и я больше никогда не видел его. Я только думал и писал о нём, сознавая, что это слишком малая дань моей благодарности Грину за тот щедрый подарок, какой он бескорыстно оставил всем мечтателям и поэтам».

Тамара Киричок  .


62 элементов 1,123 сек.