Кладу ватную голову на подушку. Голову сжимает кольцом и снова отпускает, боль становится сильнее. Вот если бы уснуть, то и боль бы утихла. Посчитать что ли, овец: «Раз, два, три…»
— Юля-я-я, где моя зелёная футболка, — доносится из-за стенки. Овцы мои разбегаются, в голове застучал молот. «Да чтоб тебя, крокодил Гена забрал твою зелёную футболку. Четыре, пять», — овцы снова стали собираться в кучу.
И тут раздался громкий плач. «Да что же он так орёт! Разве может двухлетний ребёнок так орать?»
— Юля, но он просит паровозик.
«Нет, только не паровозик. Не давай ему паровозик. Всё-таки дал!»
Плач прекратился, зазвучала однотонная, повторяющаяся электронная музыка китайского паровозика. Я засунула голову под подушку. Но звуки паровозика проникали и под подушку.
Черти в аду уже разогрели сковороды для создателей этой музыки в игрушках.
Музыка резко оборвалась, послышался детский смех. Смех не плач. Я снова ложусь на подушку и пытаюсь заснуть. Боль, как тот паровозик, уходит куда-то вдаль.
— Юля-я-я, а носки мои где?
«Где, где? Мне в рифму сказать? Эмигрировали в другую страну». Боль ворвалась в мою голову и застучала набатом. Я проглотила ещё одну таблетку.
— Юля, я чай делаю. Ты будешь?
«Да чтоб тебя… Володя, ты можешь всё делать молча?»
— Юля-я-я, сын кружку разбил, мячиком попал.
«Голову тебе разбить не мог? Разбил, собери молча и выброси. Чего об этом кричать противным голосом? В смысле, кружку выброси, а не сына».
— Юля-я-я, мы гулять пошли.
«Ну слава богу», — обрадовалась я. И тут же детская истерика и звон в моей голове.
— Юля-я-я, он не хочет надевать эти ботинки.
Вдруг оглушительная тишина. Я засыпаю, и уже в полусне приходит мысль: «Хорошо, что я не Юля. Прибила бы такого мужа».
Юля, Володя и их сын — это мои соседи.
Вера Кот
7
