Я сказала, что давно догадалась, и поправила – очень люблю.
Мальчик не согласился, сказал, что очень любит лошадку на колёсиках и плюшевого львёнка, а меня любит совсем.
Совсем. Со всем.
То есть действительно со всем – с хорошим настроением, с плохим, с дурной привычкой сначала рявкнуть, потом разбираться, с тем, что мне некогда, с неумением рисовать кошку, получающуюся похожей на глазастую сосиску, с умением заставить есть кашу, с немногими моими плюсами и несметными минусами.
Со всем.
И сейчас я крепко держусь за тех двоих, которых я люблю совсем. За большого и маленького, который на голову выше большого.
Пройдёт время, оно вообще очень быстро проходит. Очень – не страшно, лишь бы не совсем.
И если я не помру молодой, лет в семьдесят, и доживу до знакомства с Алоисом Альцгеймером, то оставь мне, Господи, хотя бы один якорь. Чтобы во взрослом дядьке с усами, а то и с бородой, как у папы, я смогла увидеть маленького мальчика, которого учила когда-то считать до десяти, и он досчитал, и я спросила, а дальше, что там дальше, за десятью; и мальчик, которому хотелось играть с лошадкой и львёнком, а не заниматься бессмысленным с его точки зрения делом, посмотрел неодобрительно и сухо заметил:
– Я не уверен, что дальше есть числа.
Чтоб я смогла сказать: "Сыночек, я тебя совсем люблю".
Со всем.
Н. Волнистая
