1 сентября 1939 года на пражском вокзале стоял под парами готовый к
отправке поезд. День был серый, моросил дождь. В поезде к окнам
прилипло множество распухших от плача детских лиц. Толпа женщин и
мужчины на перроне – хорошо одетых, напоминала бы похоронную
процессию, если бы не затравленное выражение лиц.
Вдруг прерывистый женский голос запел еврейскую колыбельную про
деревце, с ветвей которого разлетелись птицы. На платформе нестройно
подхватили всем знакомые слова…
Резкий гудок заглушил на мгновение все голоса.
Поезд так и не отошел от перрона.
Раздались свистки, лай собак. На перрон вышли солдаты с рвущимися с
поводков овчарками, стали разгонять толпу. Они распахивали двери
вагонов и по-немецки приказывали детям выходить. Дети бросались к
родителям, радостные, что не будет разлуки.
Вскоре люди ушли.
Перрон опустел.
Вагоны, откуда высадили детей, так и стояли пустые, с растворенными дверями…
Последний, Девятый поезд –Kinderstransport- с еврейскими детьми
отправить в Англию не успели.
Детей было в нем 250.
С 5:20 утра уже бомбили Польшу.
Накрапывал дождь.
Началась война.
Все, кто был в тот день на этой платформе среди отъезжающих детей и
провожающих взрослых, вскоре будут отправлены в гетто Терезинштадт,
под Прагой. А оттуда – в Аушвиц.
Неизвестно, откуда пошел этот жуткий слух. В толпе обреченных, ждущих
свой очереди перед железными дверями газовой камеры Аушвица,
передавалось из уст в уста (а родители передавали детям): когда
зашипит газ, надо петь.
В легкие при этом попадает больше всего отравленного газом воздуха – и
смерть наступает быстрее…
Надо петь, чтобы умереть… Может быть, и эту колыбельную, недопетую
тогда на платформе дождливым сентябрьским днем, пели тоже…?
Когда мы оглядываемся на свою жизнь, иногда с изумлением видим: то,
что нам казалось не таким уж важным делом, оказалось, пожалуй,
основной причиной нашего прихода в этот мир и существования на земле.
В богатом лондонском пригороде Вест Хемпстед жил молодой, счастливый
веселый лондонец Николас Уинтон. Его отец был видным банкиром, одно
время работал в Москве. Николас, родившийся в 1909 году, получил
прекрасное образование в одной из лучших частных школ. Обожал
фехтование, теннис и горные лыжи. Семья была выходцами из Баварии,
еврейского происхождения, но во время первой мировой даже говорить в
доме по-немецки отец Николаса строго запретил семье, фамилию с
Wertheim нотариально заменили Winton (кто мог их осуждать, когда
королевская династия сделала с началом первой мировой то же самое!).
Несправедливость, творящаяся в мире, конечно, волновала Николаса, но
жизнь была слишком интересна, чтобы очень уж на это отвлекаться.
Вся семья ходила в англиканскую церковь, и в увитом плющом лондонском
доме Уинтонов, размеренно текла жизнь типичной английской семьи «чуть
выше среднего класса» начала века: белые джемперы для крикета,
ракетки, Аскот, Хенли, лодочные прогулки, по вечерам – коктейли и
джаз. Пережившая жуткую войну Англия, бросившись в развлечения и
спорт, пыталась скорее забыть кошмар войны, которую называли
«последней войной на земле»…
А потом случился 1933 год, в Германии совершенно законным путем пришел
к власти некий Адольф Гитлер. С его приходом Германия выбралась из
экономического кризиса, уменьшилась безработица. Новый канцлер дал
народу долгожданную стабильность и внушил им, наконец, гордость за
свой народ и свою героическую историю. В общем, все начиналось хорошо.
Но фюрер вдруг решил, что его планам превращению Германии в сильную и
великую державу мешают евреи…Обожающие толпы, ловившие каждое слово
национального лидера, который позволил им подняться с колен после
унизительного Версальского мира 1918-го, не рассуждая тут же
возненавидели врагов своего лидера и своего процветания!
…Когда в ноябре 1938-го уже случилась ночь еврейских погромов, Ночь
Битого Стекла (так это по-английски, на других языках ее почему-то
слишком поэтично называют "хрустальной"), Европа все еще не
подозревала, или отчаянно не хотела подозревать, по какой наклонной
плоскости покатилась к новой войне европейская история, все сильнее
набирая ход.
Николас Уинтон, в тот год уже тридцатилетний, делал прекрасную карьеру
в отцовском банке, и решил, как не раз бывало, покататься на лыжах и
встретить новый 1939 год с друзьями в швейцарских Альпах. Один из его
друзей, преподаватель Вестминстерской школы, убежденный лейборист
Мартин Блейк, уехал раньше, и путь его лежал через Прагу.
Именно от него раздался в доме Уинтона ночной звонок. Мартин волнуясь,
прерывистым голосом, говорил о том, что ни о каких лыжных развлечениях
для него, по крайней мере, не может быть и речи. Что в Праге творится
что-то ужасное: из аннексированных гитлеровцами Судет бегут тысячи
людей – семьи, в основном – еврейские, потерявшие все. Мартин звал
друга приехать в Прагу и посмотреть, может можно будет что-то сделать,
чем-то этим людям помочь.
Новости приносят новые свидетельства того, что Гитлер не собирается
останавливаться на аншлюсе Австрии и «возвращении» Судет – и ничего
хорошего ждать беженцам не приходится. Конечно, и в страшном сне никто
тогда не мог представить, что именно уготовано им…
Уинтон приезжает в Прагу и поселяется в отеле Шроубек, на Вацлавской
площади, который и становится центром их операции по спасению
беженцев. Он задействует все свои довольно обширные связи и связи
своего отца, чтобы вытребовать визы и разрешения. Продирается через
бюрократические заслоны, которые прочнее противотанковых ежей. Нацисты
не препятствовали их действиям: у них были в это время более важные
планы. Номер Уинтона в отеле осаждали родители, умолявшие спасти их
детей… Британское правительство разрешает вывезти только тех детей, на
прием которых британскими семьями поданы заявки, и за которые те
внесли 50 фунтов залога для оплаты возвращения домой, когда все
успокоится. Правительства Европы и Америки до самого 1939-го
надеялись, что все это временно, все не так страшно и скоро
«рассосется» и что Судетами гитлеровские амбиции будут удовлетворены…
Они работали по 24 часа в сутки – Блейк, Уинтон, потом к ним
присоединилась Дорин Уорринер, которая в это время читала лекции в
пражском университете. Вместе они координировали все усилия – находили
в Британии семьи, пожелавшие принять детей, организовывали перевод
денег, оформление виз.
Мать Уинтона, Барбара, а также знакомые – Тревор Чадвик, Джефф Фелс
–помогали им, находясь в Британии. Публиковали объявления в газетах,
писали правительствам, организациям.
Всю весну и все лето 1939-го они отправляли детей из Праги как могли –
воздухом, морем, сушей.
Поезд Kindertransport с самым большим количеством детей – Шестой- был
отправлен 1 июля 1939.
Всего от Пражского вокзала с марта по август 1939-го года отошло
восемь составов.
Последний – 2 августа 1939 года, в нем эвакуировали 68 детей.
У каждого ребенка была на шее табличка с номером, по этому номеру
ребенка должна была найти встречавшая его семья. Дети знали идиш,
немецкий, чешский, но по-английски -ни слова. Младшему из детей было 3
с половиной года, старшему – 14. Разрешался один чемодан с вещами. В
каждом лежали фотографии родителей и родных. Это единственное, что у
детей впоследствии останется от родителей.
Каждый обещал на перроне сыну или дочке, что они очень –очень скоро встретятся.
Поначалу от оставшихся в Праге родителей детям в Англию шли письма, в
1942-м последние письма прекратились…
Самый большой состав, которым должно было быть отправлено 250 детей –
был Девятый…Он от перрона так никогда и не отошел.
Когда жена Николаса Уинтона в 1988 году, случайно, нашла на чердаке
коробку с фотографиями и документами о Kinderstransport, потрясенная,
она связалась с ВВС. Он во время войны служил в военно-воздушном флоте
и последующие события его жизни, которые он считал гораздо более
значительными, совершенно заслонили для него довоенный эпизод со
спасением детей.
И вот в 89-м его пригласили на ВВС, принять участие в передаче,
которая будет посвящена детям войны. Больше он ничего не знал. Когда
ведущая Эстер Рантцен обратилась в зал студии и попросила встать, если
кто-нибудь в зале обязан своим спасением, своей жизнью Николасу
Уинтону, вокруг него встали все…
Потрясенный старик оглядывался, не верил своим глазам и утирал слезы.
Журналисты ВВС разыскали в разных странах многих из спасенных Уинтоном
детей. Они прилетели в Лондон на выпуск передачи “Это – жизнь”,
посвященном Уинтону. Он спас 669 детей. Вместе с детьми и внуками,
которых бы не было, их теперь больше пяти тысяч. Все они считают его
своим вторым отцом.
Такая теперь у Уинтона на старости лет семья!
Когда у Уинтона спросили, счастлив ли он, он ответил: нет.
Почему? Потому что часто думает и видит сны о том последнем, Девятом
Поезде, который так и не отошел от пражского перрона и о тех детях…
Когда в 1989 году Николаса Уинтона с женой Гретой пригласили почетными
гостями Яд Ва-шем, Николас решительно пресек все разговоры на тему, не
включить ли его в число Праведников – неевреев, которые рисковали
собой, спасая евреев во время Холокоста :
“Я категорически не могу дать на это согласие. Я никогда не рисковал
ради спасения этих детей жизнью. Это не геройство. К тому же, мои
родители евреи, хотя и христиане, а сам я агностик и нерелигиозен. Я
не получил еврейского воспитания. Я всю жизнь я не считал себя евреем.
Я и сейчас точно не знаю, как ответить на этот вопрос. Но здесь,
сейчас, в Яд Ва-шем, думаю, я еврей…”
PS в 2002 году Королева Великобритании, прикоснувшись церемониальным
мечом к плечу Николаса Уинтона сделала его Рыцарем Британской империи.
«Rise Sir Winton!»
В 2014 Уинтон был награжден чешским Орденом Белого Льва, и на вокзале
в Праге Уинтону открыт памятник.
Не знаю, присутствовал ли он сам на его открытии, но вполне мог бы.
Николас Уинтон умер в 2015 году в возрасте 106 лет. Его последнее
интервью полно глубоких печальных мыслей…Он сказал, что все чаще
думает о девятом поезде…
Вот такая история.
И все думается: ну на день бы раньше, всего на день – и успели бы его
отправить —Девятый поезд…!
Семьи и Уинтон зря ждали его прибытия в Лондон 1 сентября 1939, на
Ливерпульском вокзале.
Не успели…
Я об этом много думаю, ищу информацию, пишу…
И когда гудят пригородные наши электрички на Лондон, кажется, что…
Впрочем, это неважно.
1
