— Боря! Ты что, не понимаешь?! Ей тридцать шесть лет! Неважно, выглядит она на двадцать или на пятьдесят! Природу не обманешь! Уже даже не принципиально, выйдет она замуж или нет, но шансы родить ребенка тают с каждым годом со стремительной быстротой. И такое впечатление, что это волнует только меня!
Ритка вспоминает, что ей тридцать шесть, только когда посылает меня куда подальше с этими разговорами, а так ведет себя, как будто первое причастие еще впереди, ты всегда занят своей физикой, Фира Наумовна дрейфует между детскими воспоминаниями и старческим маразмом, и никто, слышишь, никто не дает себе отчета в том, что надо срочно что-то делать, если ты хочешь дождаться риткиного счастья и увидеть своих внуков! Ну что ты смеешься и пожимаешь плечами?!
Мне иногда кажется, что ты маму свою, Фиру Наумовну, хочешь перегнать в идиотизме. Можешь, можешь что-то сделать. Все мы можем что-то сделать. У тебя вон коллег и аспирантов пол страны, а ты дочь ни с кем познакомить даже не пытаешься, только улыбаешься. Думаешь, что как Эйнштейн, а на самом деле — как идиот! И мамочка твоя с утра до ночи или по телефону с какими-то Кащеями Бессмертными беседует, или рассказывает, какие у них дети замечательные. Так где уже эти дети? Может, они нашему ребенку бы тоже подошли?
Куда ты пошел, я не кончила разговаривать с тобой! Не надо рукой на меня махать! В четверг приезжает этот твой гений из Австрии. Ты говорил, сын у него здесь работает. Так не надо в лаборатории с ним до ночи сидеть! Пусть приходят вместе с сыном, мы с Фирой Наумовной стол накроем, Ритку я дома задержу. Вдруг что-то сладится? Ты понял меня, Боря? Не «я тебя услышал», а ты понял?
Фира Наумовна вздрогнула от звука резко хлопнувшей двери — все-таки Боря такой нервный… Еще доктор Фрейдин, когда вышел из тюрьмы через дело врачей и смотрел двухлетнего Боречку, говорил, что мальчик нервный. Тогда давали пустырник, рыбий жир и гематоген и было ничего. Но когда он на этой Элке женился, старые проблемы вернулись, а Фрейдин давно умер. Так что теперь борины нервы лечить некому, зато есть кому портить дальше.
Нет, Элка неплохая, но она все время недовольна и что-то хочет, а Боря же не волшебник, чтоб все достать из рукава. Вот сейчас с Ритой… Таки внучке давно пора замуж, кто спорит! В ее возрасте у Фиры уже был шестнадцатилетний сын Боря. Но что можно сделать?! Ты же насильно не затолкаешь ее ни в паспорт, ни в кровать подходящему парню! Надо же чтоб оба захотели, а сейчас не хочет никто. Это только Элка думает, что Фира даже не пыталась.
Неправда! Очень даже пыталась. Два раза посылала Риту в чистку, где работает Софья Моисеевна, у нее чудесный мальчик Миша. Ну, тут и Софья Моисеевна была не на высоте! Первый раз она забыла позвать Мишу, чтоб детей познакомить, а второй раз, когда этот поц таки пришел и в кресле отгадывал кроссворды, Софья Моисеевна не могла найти ритин плащ, что та сдала в первый приход, и Ритка вместо знакомства устроила скандал и написала жалобу.
Теперь приходится шматы носить в дальнюю чистку, Софья Моисеевна не здоровается, а Рита по-прежнему одна. И другие попытки, честно говоря, были не лучше… Вообще это неплохая идея, чтоб Боря пригласил кого-то домой, и мы их здесь с Ритой познакомили. Я сделаю рыбу, печеночку, куриные котлеты, бабку и штрудл — это что-нибудь-то стоит! Где в Австрии они это попробуют?!
— Папа, признавайся, вы с мамой опять затеваете устройство моего девичьего счастья? Тебе самому-то не смешно? и не отворачивайся, не отворачивайся! Мама правильно говорит, что когда ты не хочешь отвечать, у тебя голова поворачивается хоть на 360 градусов! Что это за званый ужин у нас в четверг, по поводу какого праздника?
Нет, если твой австрийский коллега — ради Бога, только я тут причем? С немецкого я не перевожу, в физике ни черта не соображаю, компания ваша мне, откровенно говоря, не очень интересна, так, может, вы и без меня справитесь? О чем ты говоришь, кому помочь?! Мама бегает быстрее меня на шпильках! Я же чувствую, что вы что-то задумали. Ну кто там у этого австрияки — сын, внук, племянник? Ну что вы, как маленькие?! Мне никто не нужен.
Новый никто не нужен. А тот, кто нужен, в гости не придет никогда. Разве что с женой и двумя детьми… И хоть бы с тобой давай эту тему закроем, а? Если я решу родить, так я не буду семейный совет собирать и голосовать за кандидата. Мне не нужна ваша помощь в этом деле и, прости, не очень занимает ваше мнение. Мне не трудно побыть вечер дома, я с удовольствием сожру бабкину рыбу и штрудель, от которого твоего австрийца, небось, мутит уже, но ваши тайные планы бессмысленны, так маме и объясни, если меня она услышать не в состоянии…
— Боря! Я ее убью! Нет, какая дрянь! Что «что случилось»?! Ты что, дочь свою не видел? Господи, почему я должна жить в этом сволочном сумасшедшем доме?! Ритка постриглась наголо и этот ежик на башке выкрасила в красный цвет! Городская сумасшедшая! Это в 18 лет такие демарши кого-то впечатляют или заинтересовывают!! А в тридцать шесть хочется спросить справку из психдиспансера! Как ее с работы-то не уволили с такой красотой! Не то что знакомить, а просто к людям выпустить страшно. Нет, это тебе неважно, тебе лишь бы вязкость при повышении опытной температуры не увеличилась, Бойль-Мариотт черты оседлости!
А для нормальных людей молодая, чтоб не сказать — уже не молодая, женщина с лысой красной головой — клинический случай, требующий самостоятельного исследования. Ты еще подожди, увидишь, что она на себя напялит! Смотри, чтоб жених этот европейский в окно не сиганул, как Подколесин! Почему у всех дети как дети, а у нас тридцать шесть лет на пороховой бочке?! Может, мне вообще не оставаться дома сегодня? Возьми Ритку и мамочку свою и встречайте хлебом-солью дорогих гостей без меня, а? Мне что-то совершенно расхотелось… И скажи своей дочери, чтоб хотя бы оделась по-человечески!
— Ой, вей из мир, все пошло не в ту сторону! Во-первых, Боря купил не ту рыбу! Всю жизнь он знает, что я делаю только карпа, так он пошел и принес толстолобик! Разве это можно сравнить? Я, конечно, и толстолобика сделала, но это вообще не о чем говорить! Потом штрудл как-то разъехался. То ли яблоки оказались очень водянистые, то ли масло какое-то паршивое, то ли духовка подвела, но штрудл вышел дрековский! А Боря сказал, что у этих гостей в Австрии штрудл — главная еда, так что такой неудачный подавать нельзя.
Элла, конечно, нет бы — посочувствовать, наоборот стала кривляться, глаза закатывать, она давно намекает, что я ни на что не гожусь, хотя сама не может яичницу пожарить! Борьку послала за пирожными, чтоб, якобы, моим штрудлом не позориться! Мне все равно, хоть и обидно конечно. Но главный конфуз с печенкой вышел. Элка ж не соображает ничего — купила свиную! Кто это ест свиную?! Моя собственная бабушка со свиной печенкой в дом бы не пустила. Но что делать?! Как ни противно, но я и дальше ударилась во все тяжкие — вымочила ее в молоке и рубленую печенку все равно сделала. Сама не пробовала, а Ритка сказала, что вкусно. Но что Ритку слушать, она вон голову под машинку постригла и красным цветом помазала, как в войну, когда тиф был. Так что за печенку я волнуюсь больше всего!
Компания продержалась часа два. Разговор особенно не клеился, потому что по-немецки говорил, кроме австрийцев, только Боря, да и то лишь на профессиональные темы. Рита вертела красной головой и зевала. Элла настойчиво угощала гостей, улыбалась искусственными белыми зубами и молилась про себя, чтоб это скорее закончилось. Боря и его коллега основные проблемы обсудили еще в лаборатории. Однако главная проблема оказалась в потенциальном женихе.
Он был мил, любезен, добродушен, но, во-первых, ничего не ел, оказавшись вегетарианцем, а, во-вторых, и его одежда, и сильный аромат духов, и сережки в ушах, и шоколадный искусственный загар у всех, кто в теме, вызвали несомненную уверенность в том, что ему самому жених нужен, и барышни хоть с красной головой, хоть с какой другой его вообще не интересуют.
Поэтому когда гости засобирались в гостиницу, все вздохнули с облегчением и даже не изображали попытки их задержать. Оставшись одни, члены семьи не смотрели друг другу в глаза и разбрелись по квартире по своим делам. Боря листал лабораторные записи, Ритка побежала звонить многодетному отцу, благо жена его была на дежурстве в больнице, Элла кляла про себя и мужа, и дочь, а главное — себя и австрийского нетрадиционалиста, за то, что вообще подписалась на эту авантюру.
Фира Наумовна медленно собрала со стола, помыла парадную посуду, без сожаления выбросила штрудель, и в тоске подумала, что, не смешай она молочное с мясным, может, у Риты и вышло бы счастье.
/КР:/
Великолепно показана еврейская семья…
Три поколения…/
