Боец Сопротивления, он попал в Дахау, но выжил и стал ведущим физиком Европы. Месье Жорж Шарпак годами рвался в советскую Дубну, но его не брали – так, бедняга, и работал в женевском ЦЕРНе, пока не получил Нобелевскую премию.
Будущий нобелевский лауреат появился на свет в Дубровице, ныне это в Ровенской области Украины. Но вырос он в Сарнах – польском городке, наполовину состоящем из евреев. Родители жили скромно, хотя дед держал мануфактурную лавку на главной улице местечка. «Товар предназначался для поляков и украинцев. Еврейка никогда бы не купила материю в цветочек», – вспоминал Шарпак.
И мама, и отец – бухгалтер в лесном хозяйстве – вполне сносно владели русским, хотя основным языком оставался идиш. Симпатизируя сионистским идеям, семья с маленьким Гершеле на руках в 1926 году отправилась в Палестину. Поселившись в Хайфе, родители каждый день пешком поднимались от моря в гору «на службу»: билет на автобус был роскошью. Зато работу нашли самую что ни на есть «сионистскую» – Мотл и Хана стали каменотесами на прокладке дороги.
Через два года они поняли, что больше не выдержат: Хана ждала второго ребенка, а у пятилетнего Гершеле развилась болезнь глаз, как у большинства его арабских приятелей, с которыми он гонял по грязным улицам. В 1928-м недавние репатрианты вернулись в Сарны – там мальчик, чтобы пойти в школу, быстро добавил в свой языковой арсенал к идишу, русскому и арабскому еще и польский.
Казалось, жизнь вошла в привычную колею, но в 1931-м родители решили поехать во Францию – билет у «туристов» был в один конец. В Париже отец из бухгалтера Мотла превратился в курьера Мориса – на своем грузовом трехколесном велосипеде он развозил по городу продукты, главным образом, селедку в рестораны. Мама же день и ночь строчила на видавшей виды швейной машинке Singer. Гершеле же, ставший Жоржем, в это время часами просиживал в муниципальной библиотеке, глотая собрания сочинений Жюля Верна и Александра Дюма и делая огромные успехи во французском.
В 1941-м Жорж окончил престижный лицей Святого Людовика, получив два аттестата зрелости – со специализацией по философии и естественным наукам. Париж на тот момент был уж полон немцев, но Жорж жил в интернате лицея, что отчасти служило защитой. К тому же юноша с голубыми глазами решил не носить желтую звезду. Впрочем, скрывать свое происхождение с каждым днем становилось все труднее. Много лет спустя ученый вспоминал, как одна очаровательная девушка произнесла: «Ох эти евреи – я чую их издалека!» – и подставила Жоржу щечку для поцелуя. Тот брезгливо отпрянул.
В середине июля 1942 года лицейский друг, отец которого служил в полиции, сообщил Жоржу, что на днях начнется облава на парижских евреев. Шарпаки были к этому готовы – по фальшивым документам на фамилию Шарпантье вся семья бежала в Свободную зону, контролируемую режимом Виши. Обосновались в Монпелье на юге Франции. Здесь Жорж наконец вступил в Сопротивление, о чем мечтал с 1940 года. Ему доверили сводить мастеров по поддельным документам с теми, кто в них нуждается.
В мае 1943-го Жорж уехал сдавать вступительные экзамены. О поступлении в Высшую горную школу абитуриент узнал два года спустя, выйдя из лагеря. А тогда, в 1943-м, его арестовала французская полиция. В октябре того же года жена одного из сокамерников, участника Сопротивления, сошлась с немцем и стала шпионить на любовника. Так гестапо перехватило секретное сообщение от матери Шарпака. Немцы тотчас накрыли всю сеть, а Хану, которая давно уже была Анной, отправили в концлагерь в Пиренеях.
Летом 1944 года, после высадки союзников в Нормандии, узников перевезли в Дахау. К счастью, о национальности Жоржа никто не догадывался, иначе его ждала бы газовая камера. Знание идиша и усвоенный в лицее немецкий сыграли свою роль – парень выполнял функции переводчика. Однажды реплика на мамэ-лошн, впрочем, едва не стоила ему жизни. Жорж прикорнул, облокотившись на кирку. Проходивший мимо офицер люфтваффе дал пинка «саботажнику». Жорж спросонья выдал такую тираду на идише, что немец закричал: «Так ты еврей!» Но Жорж – рослый, голубоглазый и широкоплечий, напоминавший моряка из Бретани – убедил его в обратном.
Жоржу повезло оказаться в бригаде, работавшей за пределами лагеря – зэков заставили строить летную полосу в Ландсберг-на-Лехе, где Гитлер отбывал наказание после неудавшегося Пивного путча. В Дахау, где свирепствовала эпидемия тифа, бригада Шарпака так и не вернулась – заключенных направили в один из лагерей-спутников, и там их 30 апреля 1945-го освободили американцы.
К счастью, вся семья пережила Холокост и после войны воссоединилась в Париже. Жорж был удостоен нескольких наград и чина лейтенанта. Но, главное, он наконец получил французское гражданство. Прошение о натурализации было подано еще до войны, но удовлетворили его лишь в 1946-м, да и то при весьма забавных обстоятельствах. Правительство предложило польским шахтерам, работавшим на севере страны, принять французское подданство, и Жорж использовал эту лазейку. В конце концов, он родился в Польше и поступил в Парижскую школу горного дела – один из лучших технических вузов Франции.
Тогда же он официально стал членом компартии, за которую в ту пору голосовали более четверти французов. После войны ее считали партией Пикассо и Луи Арагона, Фредерика Жолио-Кюри и Поля Ланжевена. При этом Жоржа страшно раздражал культ личности Сталина – в 1949-м во время съезда демократической молодежи в Берлине он демонстративно не встал, когда в зале скандировали имя вождя народов.
Окончив Горную школу, молодой человек поступил в аспирантуру Коллеж де Франс. Он работал в лаборатории ядерной химии у самого Жолио-Кюри – академика и лауреата Нобелевской премии. В 1954 году аспирант защитил диссертацию, посвященную ядерному бета-распаду, и получил место в Национальном центре научных исследований.
Через пару лет он отправил резюме в Институт ядерных исследований в подмосковной Дубне, надеясь продолжить там свои изыскания. Визу молодой ученый прождал год – без толку. Вероятно, репутацию просителя подпортил выход из компартии в 1956 году, после советского вторжения в Венгрию. Мать, обожавшая Сталина, разорвала свой партбилет еще раньше – во время «дела врачей», ее примеру последовал и брат Жоржа, в будущем известный актер и режиссер Андре Шарпак.
На одной из международных конференций доклад Жоржа о новом детекторе частиц привлек внимание доктора Макса Ледермана из США. Сын украинских евреев – и в будущем тоже Нобелевский лауреат – он предложил Жоржу войти в группу исследователей, созданную при ЦЕРН – крупнейшей в мире лаборатории физики высоких энергий. Так Жорж – уже с женой и детьми – обосновался в Женеве. Там он создал так называемый детектор Шарпака, увеличивающий скорость сбора информации в миллионы раз. По сути, француз открыл новую эпоху в измерительных приборах в ядерной физике. Предложенные им новации используются и сегодня в Большом адронном коллайдере.
При этом Шарпак никогда не был зациклен лишь на своих исследованиях – он рьяно боролся за права человека. Резко критикуя коммунистические режимы, он отправлял при этом помощь жителям Северного Вьетнама, страдавшим от налетов американской авиации. С другой стороны, именно Шарпак основал в ЦЕРН Комитет Юрия Орлова – советского физика, первого председателя Московской Хельсинской группы, приговоренного к семи годам заключения за «антисоветскую агитацию и пропаганду». В 1978-м француз отказался участвовать в международном конгрессе в Дубне в знак протеста против суда над Орловым. Его голос громко звучал и в защиту других советских диссидентов – Андрея Сахарова, Анатолия Щаранского и других. В ЦЕРН работало тогда около 80 советских физиков, и многие из них, по признанию Шарпака, были настроены критически по отношению к правящему режиму.
Особую горечь вызывал у Жоржа государственный антисемитизм, по сути, узаконивший в Советском Союзе процентную норму при поступлении в вузы. В ходе своих визитов в СССР он собирал сведения о вопиющей дискриминации абитуриентов-евреев. Метод был незатейливым – вчерашним школьникам предлагались сверхсложные задачи, ставившие в тупик даже титулованных ученых. Один из крупнейших советских математиков, получивший медаль Филдса, забавы ради попытался однажды решить такую задачу и сходу не смог. А академик Сахаров, взявшись как-то за одну из подобных «задач-гробов», справился с ней в домашней обстановке только за час. Абитуриентам-евреям отводилось при этом на решение 20 минут.
В 1985 году физик стал действительным членом Французской академии наук. В 1991-м Жорж – после 30 лет работы – уволился из ЦЕРНа, а через год ему дали Нобелевскую премию по физике – «за открытие и создание детекторов частиц». Это была последняя «индивидуальная» Нобелевка по физике – с тех пор она присуждалась как минимум двум, а то и трем ученым одновременно. На вопрос, как он планирует распорядиться премиальным миллионом долларов, Шарпак рассеянно ответил, что надеялся купить пару туфель во второй половине дня, но вряд ли найдет на это время. Вскоре ученому стали приходить посылки с обувью со всего мира.
В середине 1990-х выдающийся физик возглавил движение за повышение качества преподавания естественных наук. Инициатива охватила примерно треть французских школ и распространилась на многие страны мира. В 2007-м Шарпак был награжден орденом Почетного легиона – высшим знаком отличия Пятой Республики.
Жорж Шарпак скончался в 2010 году в Париже – с тех пор его имя присвоено полутора десяткам школ, Институту биомеханики человека, Центру ядерной медицины и прочим учреждениям. Два сына и дочь Шарпака стали известными врачами: эпидемиолог Ив занимал высокие посты в ВОЗ, биолог Серж возглавляет лабораторию нейрофизиологии в медицинском университете Парижа, а лауреат ордена Почетного легиона Натали считается одним из лучших в мире специалистов по уходу за недоношенными новорожденными. И это тоже наследие Шарпака – мальчика из волынского местечка, бойца Сопротивления, ученого и борца за права человека
