На девятнадцатом году революции Сталину пришла мысль (назовём это так) устроить в Ленинграде «чистку».
Он изобрёл способ, который казался ему тонким: обмен паспортов.
И десяткам тысяч людей, главным образом бывшим дворянам, стали отказывать в них.
А эти дворяне давным-давно превратились в добросовестных советских
служащих с дешёвенькими портфелями из свиной кожи.
За отказом в паспорте следовала немедленная высылка: либо поближе к
тундре, либо — к раскалённым пескам Каракума.
Ленинград плакал.
Незадолго до этого Шостакович получил новую квартиру. Она была раза в три
больше его прежней на улице Марата. Не стоять же квартире пустой,
голой. Шостакович наскрёб немного денег, принёс их Софье Васильевне и сказал:
— Пожалуйста, купи, мама, чего-нибудь из мебели.
И уехал по делам в Москву, где пробыл недели две. А когда вернулся в новую квартиру, глазам своим не поверил: в комнатах стояли павловские и александровские стулья красного дерева, столики, шкаф, бюро. Почти в достаточном количестве.
— И всё это, мама, ты купила на те гроши, что я тебе оставил?
— У нас, видишь ли, страшно подешевела мебель, — ответила Софья Васильевна.
— С чего бы?
— Дворян высылали. Ну, они в спешке чуть ли не даром отдавали вещи.
Вот, скажем,это бюро раньше стоило…
И Софья Васильевна стала рассказывать, сколько раньше стоила такая и
такая вещь и сколько теперь за неё заплачено.
Дмитрий Дмитриевич посерел. Тонкие губы его сжались.
— Боже мой!..
И, торопливо вынув из кармана записную книжку, он взял со стола карандаш.
— Сколько стоили эти стулья до несчастья, мама?.. А теперь сколько ты
заплатила?..Где ты их купила?.. А это бюро?.. А диван?.. и т. д.
Софья Васильевна точно отвечала, не совсем понимая, для чего он её об этом спрашивает.
Всё записав своим острым, тонким, шатающимся почерком, Дмитрий
Дмитриевич нервно вырвал из книжицы лист и сказал, передавая его матери:
— Я сейчас поеду раздобывать деньги. Хоть из-под земли. А завтра,
мама, с утра ты развези их по этим адресам.
У всех ведь остались в Ленинграде близкие люди. Они и перешлют деньги —
туда, тем… Эти стулья раньше стоили полторы тысячи, ты их купила за
четыреста, — верни тысячу сто… И за бюро, и за диван… За всё…
У людей, мама, несчастье, как же этим пользоваться?.. Правда, мама?..
— Я, разумеется, сделала всё так, как хотел Митя, — сказала мне Софья Васильевна.
— Не сомневаюсь.
Что это?.. Пожалуй, обыкновенная порядочность. Но как же нам не хватает её в жизни!
Этой обыкновенной порядочности!"
Анатолий Мариенгоф
P.S. А всё-таки, они были правы, эти выродки, когда говорили, что
Шостакович несоветский человек. Я тоже с этим определением согласен.
Советский человек поступает как отец Софии Ротару поступил перед
началом гитлеровской оккупации. Михаил Фёдорович Ротарь (это настоящая фамилия певицы) собрал односельчан и поехал по окрестным сёлам, посещая еврейские семьи и уговаривая их отдать ему и его друзьям вещи добровольно, поскольку "немцы придут и вещи вам больше не понадобятся"… И выросла София среди этих "вещей"…
