Елизавета Балк
Немцы узнают Пушкина: отзывы, переводы
Знакомство Германии с творчеством поэта началось рано, еще при его жизни. Первыми немецкими переводчиками Пушкина были Фридрих Боденштедт, Адельберт Шамиссо и Каролина Яниш, которая перевела его знаменитое стихотворение «Я помню чудное мгновенье», впоследствии положенное М.И. Глинкой на музыку и ставшее известным романсом.
Первая публикация Пушкина в немецкой литературе появилась в 1821 году. Альманах «Муза» напечатал в вольном переводе лицейское стихотворение «Роза». Спустя два года появилась эпиграмма «История стихотворца».
Начиная с 1823 года, сочинения Пушкина время от времени – полностью или в отрывках, пересказах – печатаются в различных изданиях. Особый интерес у немецкой публики вызывают романтические поэмы. Несмотря на то, что первые переводы в силу своего несовершенства были не в состоянии передать «дух пения», а критические статьи, подчас, давали искаженную картину, о Пушкине заговорили.
В 1823 году в вышедших на немецком языке в Риге и Дерпте двух антологиях русской поэзии К. фон дер Борга сказано, что Пушкин «…в расцвете юношеских сил стал в один ряд с крупнейшими русскими поэтами». В 1824 году «Журнал для изящного света» называет Пушкина «русским литературным феноменом».
Также в 1824 году вышел отдельной книжкой «Кавказский пленник». В «Журнале для образованных читателей» было написано: «По праву обожествляемый всеми своими согражданами поэт Пушкин … поистине выдающееся явление на горизонте новейшей русской литературы…»
Пушкин юноша-повеса превращается в маститого автора. От шалостей молодости остались: «Руслан и Людмила», южные романтические поэмы, множество лирических, политических, философских стихотворений. Идет работа над «Евгением Онегиным». С таким багажом предстал Пушкин перед немецким читателем.
К середине 30-х годов появляются немецкие переводы из прозы. «Пиковая дама», «История пугачевского бунта», «Дубровский», «Арап Петра Великого» – погружают немецкого читателя в русскую историю. Драма «Борис Годунов» за короткое время была переведена четыре раза. О ней писали: «…по силе живописания человеческой души мы ставим «Бориса Годунова» … в один ряд с «Эгмонтом» и «Гецем».
Уезжавшие из России иностранцы увозили с собой либо личные воспоминания о поэте, либо рассказы о нем, слышанные в Петербурге и Москве; русские путешественники в Европе разносили по всем странам устные легенды о его поэтической славе. В бумагах Жуковского, хранящихся в Пушкинском Доме и попавших сюда из парижского музея А. Ф. Онегина, находится связка писем к Жуковскому Антона Дитриха 1829–1835 гг. Врач-психиатр по профессии, Дитрих был бескорыстным любителем поэзии и искусства, поэтом и переводчиком. Случайно попавший в Россию в качестве врача поэта Батюшкова, Дитрих выучился здесь русскому языку, приобрел многих друзей и познакомился с виднейшими представителями русской литературы – Пушкиным, Вяземским, Жуковским.
В большом и содержательном письме Дитриха к Жуковскому из города Пирны (близ Дрездена) от 15 ноября 1830 года Дитрих пишет, что он собирается заниматься переводами русских стихотворений, чтобы не забыть русский язык и прибавляет: „Пушкин был, к сожалению, слишком занят в Москве мыслями о женитьбе и поэтому не исполнил своего обещания послать мне свои стихотворения; для покупки же их у бедного немца не было денег“.
По возвращении в Германию, долгие годы своей уединенной и сосредоточенной жизни Дитрих много трудился над переводами русских поэтов и поддерживал связи с немецкими литераторами.
Многие из близких друзей Пушкина, несомненно, старались сделать известным его имя в Европе путем устных рассказов о поэте; при встречах со многими западноевропейскими писателями они не только называли его имя, но и рассказывали о его поэтической славе в России, заботились о возможно более точных переводах его произведений. Имеется ряд достоверных свидетельств, что через посредство русских путешественников Пушкиным еще при его жизни интересовались многие крупнейшие писатели Германии, Франции, Италии.
Н. А. Мельгунов – однокашник по Благородному пансиону при Петербургском университете брата Льва Пушкина не раз встречался с Александром. При его участии появилась книга немецкого исторического романиста Г. И. Кенига "Русские литературные очерки", изданная в Штутгарте в 1837 году с биографией и портретом Пушкина, характеристикой его творчества. Эта книга, познакомившая Западную Европу с Пушкиным, вскоре была переведена на французский, чешский, голландский языки; почти во всех немецких журналах появились большие рецензии на это издание. Книга подтолкнула многих к изучению русской литературы в подлиннике, к переводам сочинений Пушкина.
Характерно, что до появления книги Кенига, среди либеральных немецких литераторов 30-х годов имя Пушкина пользовалось, в общем, дурной славой. Его знали здесь, главным образом, по немецким переводам стихотворения „Клеветникам России“, в котором поэт давал резкий отпор европейцам, пытавшимся дать оценку внутрироссийским конфликтам.
Задачу истолковать Пушкина на основании изучения подлинного русского текста взял на себя Фарнгаген фон Энзе (1785–1858 гг.), вдохновленный выходом первых трех томов посмертного полного собрания сочинений Пушкина. Фарнгаген фон Энзе в значительной степени под влиянием книги Кенига принялся за изучение русского языка и Пушкина. Вскоре Фарнгаген действительно свободно читал Пушкина в подлиннике.
Фарнгаген фон Энзе был хорошо известен и в России в конце 30-х годов. Он был знаком со многими русскими писателями и общественными деятелями, проявлял большой интерес к русской литературе. Особенно подкупило учившихся в Германии молодых русских друзей Фарнгагена его глубокое уважение к Пушкину, превратившее его в настоящего пушкинофила. Вероятно, они сами содействовали выработке у Фарнгагена такого трогательного отношения к русскому поэту.
В 1838 году Фарнгаген фон Энзе публикует большую статью о Пушкине. В ней он упоминает и о сочинении Кенига: „Здесь в первый раз, – пишет он – представилось нашим взорам богатство новейшей русской литературы… Количество и разнообразие ее поразили нас. Пробудился шум, пробудилось общее участие… Нашлись любители, даже между дамами, особенно в Берлине, которые тогда же принялись за изучение русского языка, а внук Гете пишет оперу из поэмы Пушкина „Цыганы“.
В своей статье Фарнгаген пытается определить мировое значение русского поэта. „Если он часто напоминает Байрона, Шиллера, даже Виланда, далее Шекспира и Ариосто (Лудовико Ариосто, 1474-1533 гг., знаменитый итальянский поэт и драматург эпохи Возрождения), то это указывает только, с кем его можно сравнивать … С Байроном он решительно принадлежит к одной эпохе …, в нем та же противоположность и раздор мечты с действительностью …, та же печаль по утраченном и грусть по недостаточном счастии …
Но главное, существенное свойство Пушкина … состоит в том, что он живым образом слил все исчисленные нами качества с их решительною противоположностию, именно со свежею духовною гармониею … В гармонии, в этом направлении к мощному и действительному, … мы можем сравнить его с Гете”.
Фарнгаген считал Пушкина самым национальным из русских поэтов по необъятному размаху его творчества: „Ему все одинаково известно, Юг и Север, Европа и Азия, дикость и утонченность, древность и современность; изображая разнороднейшее, изображает он тем отечественное“.
Мировое значение русского поэта Фарнгаген фон Энзе связывает с его гуманистическим художественным универсализмом, с тем, что „два полюса человеческого духа, нашедшие свое полное выражение в таких гигантах, как Гете и Байрон, органически сливаются, синтезируются в Пушкине”. В то же время, мировое значение Пушкина публицист связывает и с его ролью величайшего национального поэта, все создания которого „полны Россией, Россией во всех ее видах и проявлениях”. Этой фразой Фарнгаген полемизирует с теми критиками творчества поэта, как в России, так и на Западе, которые утверждали, что Пушкин подражает выдающимся мастерам европейской литературы.
В Англии на статью о Пушкине откликнулся писатель Томас Карлейль, который в письме к Фарнгагену фон Энзе от 19 декабря 1842 года отмечал: „С Вашей помощью я глубоко заглянул в дикую поэтическую душу Пушкина, и я должен был сказать себе: да, это гениальный русский, впервые постигаю я русских людей”.
Генрих Гейне, имея в виду „культурпосредническую” деятельность Фарнгагена фон Энзе, назвал Александра Пушкина „наместником Гете на земле”. В соотнесении с именем Гете воспринимал Пушкина и известный немецкий писатель Бертольд Ауэрбах (1812–1882 гг.), чье творчество знали и ценили Тургенев, Лев Толстой и другие представители русской литературы.
Откликаясь на приглашение участвовать в торжествах по случаю открытия в Москве памятника Пушкину, Ауэрбах писал: „Прекрасно и возвышенно то, что именно теперь из России распространяется по всему миру весть о культе гения, и притом гения, который был и остается далеким от новомодной или, скорее, варварски старомодной исключительности, согласно которой народы в области духа не должны более творить и действовать, основываясь на связующем и обеспечивающем мир взаимоотношении свободного культурного обмена.
Этот благородный праздник, вызывающий во всех живых душах, еще не развращенных жестокостью, сочувствие, радость, что будет воздвигнут памятник Пушкину, поэту, чьи произведения, сохраняя национальную самобытность и своеобразие, должны быть причислены к той мировой литературе, которую возвестил Гете”.
Мы также должны быть благодарны за популяризацию творчества Пушкина еще одному немцу – Фридриху Боденштедту (1819–1887 гг.), прекрасному знатоку русского языка и российской культуры. В 1853–1855 гг. он выпустил свои переводы великого поэта в трех томах; это издание вызвало много откликов в немецкой, русской и даже английской печати.
Таким образом, восприятие Пушкина в Германии было во многом определено концепцией мировой литературы Гете. Этим отчасти объясняется сложившееся в Германии ранее, чем в других европейских странах, отношение к Пушкину как художнику мирового значения.
Продолжение следует:
Елизавета Балк
