13.12.2024

Вышли в свет дневники первого председателя КГБ Ивана Серова, замурованные им в стене гаража


В «Стрелецких палатах» Российского военно-исторического общества прошла презентация книги «Записки из чемодана», основой которой стали тайные дневники первого председателя КГБ Ивана Серова, найденные через 25 лет после его смерти. 

В отечественной историографии имя Ивана Серова имеет далеко не однозначные оценки. Наряду с героическими страницами есть в его биографии и мрачные деяния, в числе которых организация депортации народов во время Великой Отечественной войны. Придя в НКВД в 1939 году по армейскому набору, Серов сделал головокружительную карьеру. Уже к началу войны он замнаркома госбезопасности, потом — наркомом внутренних дел Украины. В Киев Серов прибыл утром 22 июня 1941 года…

Позже Серов руководил большим участком по обороне Москвы, входил в «пятерку», которой было предписано в случае сдачи столицы уничтожить наиболее важные объекты жизнеобеспечения города. В 1943 году Серов, втайне от кремлевской охраны, готовил поездку Сталина на фронт. Именно тогда он и начал вести тайный дневник, который он прятал даже от своих родных – офицеры, которые во время Великой Отечественной войны вели дневники, подлежали трибуналу. 

С февраля 1947 года по март 1954 года Серов занимал пост первого заместителя министра внутренних дел СССР. Согласно воспоминаниям Г. К. Жукова, при аресте Л. П. Берия в июне 1953 года Серову было поручено арестовать его личную охрану. 

С марта 1954 года — первый Председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР, один из наиболее близких соратников Н. С. Хрущёва. Об отношениях Серова и Хрущёва сын последнего Сергей Хрущёв писал: "Они познакомились до войны… Отцу Серов нравился… Вел себя, насколько это было возможно в тех условиях, по отношению к отцу корректно, не «ябедничал» на него поминутно в Москву, а это дорогого стоило… Потом война надолго развела отца с Серовым… После войны он на Украину не вернулся… Вновь они повстречались с отцом только в 1950 году в Москве, и шапочно. Серов, первый заместитель министра внутренних дел, по делам службы с отцом не пересекался. Отношения восстановились, точнее, заново возникли, только после ареста Берии. Отец посчитал, что ему можно довериться, и не ошибся…" 

Именно Серов сыграл важную роль в удержании власти Н. С. Хрущёвым на июньском и октябрьском 1957 года Пленумах ЦК КПСС. Участвовал в подавлении Венгерского восстания, руководил арестами участников восстания и созданием новых органов безопасности Венгрии.

С 10 декабря 1958 года — начальник Главного разведывательного управления — заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых сил СССР.

В 1963 году – после разоблачения агента английской разведки Олега Пеньковского – Серов был снят с должности начальника ГРУ Генштаба в связи с «потерей бдительности». Также он был разжалован в генерал-майоры и лишен звания Героя Советского Союза, а затем отправлен в Туркестанский военный округ. 

В апреле 1965 года исключён из КПСС за «нарушения социалистической законности и использование служебного положения в личных целях», уволен в отставку. Единственный пост, который за ним сохранили – членство в президиуме Шахматной федерации СССР.

Впрочем, еще в феврале 1971 года Юрий Андропов отправил в ЦК КПСС секретную записку, в которой сообщил, что его предшественник, бывший председатель КГБ генерал Иван Серов, «в течение последних 2 лет занят написанием воспоминаний о своей политической и государственной деятельности». Записки должны были стать своего рода ответом его гонителям. 

В это трудно поверить, но бывшие подчиненные так и не смогли заполучить черновики серовских мемуаров. Работу над ними старый чекист Он прятал бумаги настолько профессионально, что даже после его смерти в 1990 году их местонахождение осталось тайной.

Внучка первого председателя КГБ Вера Серова рассказывает: «Во время ремонта в гараже мы обнаружили три замурованных в стене чемодана. Они битком были набиты рукописями. Больше года потребовалось, чтобы отсканировать архив. Посмотрите, здесь выставлены два настоящих чемодана. Нашлись и фотографии, которые вы видите. Выставлена только вершина айсберга, а сколько еще ценного было найдено! Раньше о такой выставке не могло быть и речи. На имя деда наложено было жесточайшее табу». 

Сегодня мы публикуем один из фрагментов уникальной книги, посвященный противостоянию МГБ с МВД. 

Возвращение в Москву

«В конце марта 1947 года меня срочно вызвали в Москву. Прилетел, зашел к Круглову, сидит скучный. Спрашиваю: «В чем дело?» Рассказал следующее: вчера вызвали в ЦК и хотели освободить от должности наркома. 

Дело было так. В адрес тов. Сталина написал письмо рабочий московского завода о том, что от воров нет житья, и привел такой пример, что он купил ½ кг мяса и положил между окон, чтобы не испортилось. Воры разбили стекло и забрали мясо.

Т. Сталин рассердился, что в Москве такие случаи имеют место, вызвали на Политбюро Круглова и сказали, что снимем с должности. Берия взял его под защиту, тогда тов. Сталин спрашивает: «А где у нас Серов?» Ему сказали, что в Германии. Он на это сказал: «Надо его отозвать, он поработал, дело наладилось. Назначить его 1-м заместителем министра внутренних дел СССР, и пусть в Москве и на периферии наведет порядки как следует».

В конце Круглов говорит: «Садись, сегодня придет решение, и все». Я говорю, что надо слетать в Германию дела сдать. Действительно, днем позвонил Поскребышев и просил зайти. Я был в Кремле, ходил за постоянным пропуском на 1947 год, там меня встретил Поскребышев и вручил решение Политбюро о назначении 1-м заместителем НКВД.

6 лет был зам НКВД. Теперь 1-й зам.

* * *Бегство Грегори Токати

Не прошло и 10 дней, как меня вызвали поздно вечером в Кремль, сижу в приемной у тов. Сталина, со мной сидят нарком авиапромышленности СССР М.В.Хруничев, командующий ВВС Жигарев и какой-то подполковник. (Согласно журналу учета посетителей, Серов находился в кабинете у Сталина 17.04.1947 г. с 22.10 до 22.35 вместе с Токаевым Г.А. (записан как сотрудник военно-воздушного отдела СВАГ.)

Минут через 5 вышел Маленков, а через пару минут тов. Сталин, который увидел меня и говорит, подавая лист бумаги: «Вы читали это письмо?» Я отвечаю: «Нет». — «Прочитайте». И пошел.

Я прочел записку подполковника СВА (Советской военной администрации. —А.Х.) в Германии Токаева о том, что из Германии вывезли не всех специалистов, что он знаком с группой немецких ученых, работавших по реактивной авиатехнике, называет при этом профессоров Зенгера, Танка и другие фамилии.


Грегори Токати (справа)

Записка написана в адрес тов. Маленкова. Другая записка от Маленкова к тов. Сталину, где говорится, что он вызывал военных ВВС, что все это заслуживает большого внимания и т.д.

У меня эта записка вызывала неприятное чувство. Выходит, что я не всех специалистов выявил и вывез в СССР, и такого крупного, как Зенгер, я не сумел вывезти.

Через 5 минут вызвали нас в кабинет к Сталину, тов. Сталин, обращаясь ко всем, говорит, что тов. Токаев написал письмо, что в ГДР есть крупные ученые, не вывезенные в СССР, и он с ними поддерживает связь. Затем, обращаясь ко мне, говорит: «Вам известны такие лица?»

Я говорю: «Слышал, что есть такие профессора на Западе, а если они были бы в тот период у нас, когда мы вывозили немцев, то, безусловно, их бы вывезли. Мне известно, что профессор Зенгер работал в Вене (Австрия)».

Тогда тов. Сталин говорит: «Давайте на место пошлем комиссию во главе с Серовым, которая все проверит и доложит свои предложения, где кого из них целесообразно вывезти в СССР». Все согласились. Я попросил слово и сказал, чтобы включили в состав комиссии генерала В.Сталина. Тов. Сталин подумал и говорит: «Согласны». Члены Политбюро поддакнули. Я это попросил, потому что если этот Токаев в записке наврал, то не начал бы потом кляузничать. Тогда бы у меня был живой свидетель в Берлине В.Сталин, который мог бы отцу все рассказать.

По внешности Токаев напоминает еврея. Оказался осетином.

Затем Сталин отвел меня в сторону и тихонько сказал: «Вы один слетаете в Вену и проведаете все о Зенгере, он там учился, писал научные труды. Указания Верховному комиссару СССР по Австрии генералу Курасову будут даны». Я сказал: «Будет сделано». (…)

Прилетели обратно в Берлин. Я распределил между членами комиссии обязанности. Мы с Токаевым, В.Сталиным поехали в район, где эта группа «ученых» работала.

Еще до этого Токаев сказал мне, что профессор Зенгер не живет в ГДР, но его «приятель» живет в Берлине и работает на СВАГ. Уже отступление. Я сказал Токаеву, почему он в записке этого не написал? Тот уклонился от ответа.

Приехали в группу «ученых». Я спросил Токаева показать приятеля Зенгера. Он мне указал на тощего немца. Когда я в присутствии Токаева и В.Сталина задал вопрос, знает ли он профессора Зенгера, то ответил: «Лично я его не видел, но читал его труды по аэродинамике». Профессия этого немца — инженер по системе Вестингауза (т.е. по тормозам для ж/д вагонов). Ничего себе авиатор!

Стали спрашивать других инженеров, картина еще хуже. Те даже не читали трудов профессора Зенгера и ничего о нем не слышали. Сами «инженеры» даже не дипломированные, т.е. не полностью окончили институты и не получили дипломов. Я поругался и уехали. Всю дорогу молчали.

Приехав в СВАГ, я сразу обратился к Токаеву и говорю: «Ну, что будем делать дальше? Где ученые, о которых писали в ЦК, где приятель Зенгера, где Танк?»

Токаев, видя, что уличен, еще попытался сослаться на какую-то группу, находящуюся в районе Потсдама. Я тогда сказал: «Пусть туда поедут генерал Сталин, Токаев и академик Шишикин из наркомата авиапромышленности».

На следующий день, когда собралась вся комиссия, В.Сталин доложил, что вторая группа, на которую сослался Токаев, такой же блеф, как и первая.

Тогда я говорю членам комиссии, что у меня получены данные, что в районе Веймара (Тюрингия) проживает действительно приятель Зенгера, так вот я хочу туда съездить. Всей комиссии делать нечего, поэтому я обеспечу каждого автомашиной, и в течение 2 дней вы можете знакомиться с Германией, а сейчас давайте напишем предварительно записку тов. Сталину о результатах нашей проверки, а подпишем и пошлем после моего возврата.

Так и сделали. Шифровку подготовили, зачитали, все, в том числе и Токаев, сказали: правильно. В записке в спокойном тоне докладывалось, что никаких ученых нет, что Зенгер никогда не находился в советской зоне, что эта группа занимается разработкой вопросов ж/д транспорта, а профессор Танк находился в американской зоне и вывезен в США в 1945 году. (…) Прилетев в Берлин, собрались всей командой, еще раз прочитали донесение о вранье Токаева, добавили, где находится Зенгер, и подписали. Токаев, смущенный, сказал, что все написано правильно. Отношение членов комиссии было к нему явно презрительное.

Перед отлетом в Москву встретился с В.Д. Соколовским и все ему рассказал про Токаева. Он возмущался, что такую дрянь из ВВС посылают в СВАГ для работы.

В конце беседы я предупредил Василия Даниловича, чтобы он поручил особистам наблюдать за Токаевым, как бы он не сбежал на Запад, струсив, что наврал в ЦК. Василий Данилович пообещал все это обеспечить.

Но, к сожалению, в жизни получилось иначе. Когда мы улетели, Токаев забрал семью и на метро переехал в английскую зону Берлина, где явился к англичанам, т.е. стал предателем. Затем я читал в сводках ТАСС, что он выступил на радио в Лондоне, называл себя доктором наук и хвастался, что является помощником Сталина по авиации и т.д.

Вот подлец! Я удивляюсь англичанам, которые очень умно ведут разведку и не могли распознать этого авантюриста.

* * *
Дело Федосеева

На днях, в воскресенье вечером, часов в 9, позвонил Микоян и говорит: «Ты можешь приехать на Ближнюю дачу?» Я сказал: «Могу» и быстро вызвал водителя Фомичева.

Приехал туда, а там на крытой веранде сидели т. Сталин, Молотов, Ворошилов, Микоян. Они ужинали.

Посадили за стол. Стали угощать куропаткой и рябчиками. Я благодарил, сказал, что уже ужинал, а сам себе думаю: «Не на ужин же меня пригласили».

Т. Сталин выпил за мое здоровье. Я весь на строже, не знаю, зачем позвали. Затем Сталин прикрыл дверь и говорит: «У нас к вам такой вопрос. Вот если человек живет со мной и все время подслушивает, подглядывает, дверь оставляет незакрытой, во время войны телеграммы от командующих фронтов на моем столе читал, тапочки надевает вечером, чтобы не слышно ходить, что это за человек?»

Я отвечаю: «Конечно, надо с ним разобраться. Все это выяснить». Т. Сталин говорит: «Вот мы для этого вас и пригласили, чтобы поручить вам разобраться». Я спросил: «Где и кто этот человек?» Т. Сталин говорит: «Это начальник хозяйственного отдела Федосеев».

Я сразу подумал: он сотрудник МГБ, а почему мне это поручают? Затем т. Сталин говорит: «Его надо допросить, а также допросить женщин, которые здесь работают, Фросю (хозяйка), они все это поведение Федосеева видели и расскажут вам». Ну, я вижу, что мне больше делать нечего, спросил: «А сейчас он здесь?» Т. Сталин говорит: «Да». Тогда я говорю, что сейчас его возьму и повезу в МВД.


Читать бумаги товарища Сталина мог только один человек на свете – товарищ Поскребышев 

Т. Сталин нажал одну из двух кнопок. Вошел человек в гражданском костюме. Т. Сталин говорит: «Вот он». Я подошел, ощупал его, нет ли оружия, взял за руку и сказал «до свидания» присутствующим, а Федосееву сказал: «Идите со мной». В автомобиле я посадил его между шофером Фомичевым и мной, и мы поехали.

У себя в кабинете я его еще раз обыскал, сказал, что завтра побеседуем, и сдал надзирателю, уехал домой. В.[ера] И.[вановна], естественно, ждала, волнуясь. Вообще, я ей в жизни приношу больше волнений, чем радости. Но что сделаешь, я тут не виноват. Так сложилась служба. 

На следующий день я стал Федосеева допрашивать. Он подтвердил. «Зачем?» — «Из любопытства, тогда, когда я их убирал со стола». — «Куда убирал?» — «Уносил и клал их в папку т. Сталина, которую он всегда брал с собой, когда ехал в Кремль». — «Зачем подглядывал и подслушивал?»

Он довольно разумно отвечает, что мы все, т.е. сотрудники охраны, старались наблюдать за хозяином, чтобы ему не мешать, если спит, не шуметь, поэтому не я один, а и Кузьмичев (генерал) и другие заглядывали, чтобы узнать, если спит, то не шуметь.

Зачем тапки одевал? Все с той же целью. Одним словом, я его допрашивал часов 5, и все довольно внятно говорил. Круг знакомых у него ограничен. Я проверил, действительно так. В общем, довольно ограниченный человек, хотя и подполковник, а то, что он читал телеграммы, то за это подлежит к уголовной ответственности за злоупотребление служебным положением, не больше.

Днем позвонил т. Сталин и просил приехать доложить. Я поехал в Кремль и ему все доложил, что мог предварительно выяснить, и также доложил, что сейчас думаю вызвать его жену для того, чтобы все это перепроверить. Выясню также всех его знакомых, с которыми он общался, и, возможно, вызову брата, который работает в Киеве в особом отделе МГБ. Т. Сталин согласился. Затем он мне сказал: «Сейчас звонил Абакумов и говорит — арестовали сотрудника МГБ Федосеева, и следствие ведет Серов, а не МГБ. К тому же я не знаю, за что он арестован. Я ему ответил, что вы министр МГБ и мне должны доложить, за что арестован Федосеев, а не я вам буду докладывать. А следствие ведет Серов, потому что ЦК ему доверяет, а не вам». Причем он добавил, улыбаясь: «Я ему строго сказал и повесил трубку». Я собрался уходить, он мне сказал: «Вы чаще докладывайте». Меня несколько удивила такая заинтересованность этим делом т. Сталина.

Все эти дни занят только Федосеевым. Рассказал Круглову — тот машет руками: «Ты мне это не рассказывай».

Допросил жену. Тупая деревенская женщина. Работала 12 лет у т. Сталина, знает все сплетни. Кто с кем живет, начиная от сотрудников, в том числе и федосеевских, и кончая большим, самым большим начальством, т.е. Сталин с Фросей. В общем, такую грязь плела, что мне неприятно сделалось.

Сказала, что иногда в кругу своих они вели разговоры о неправильном поведении некоторых начальников. Иногда при этом присутствовал брат Федосеева, приезжавший из Киева. Допрошенный брат, сотрудник Особого отдела Киевского военного округа, это подтвердил. Причем брат оказался грязным человеком, хотя и сотрудник МГБ.

Он рассказал, что в числе репатриантов он допрашивал артистку красивую, которая путалась с немцами, была в Берлине и т.д. Так вот с этой арестованной артисткой он спутался, в кабинете с ней возился, а затем за золотые часы он ее освободил. В общем, грязный тип. Пришлось арестовать.

В общей сложности вот уже около двух месяцев как я вожусь с этими людьми. Кажется, все проводил.

Созвонился с т. Сталиным, приехал в Кремль и доложил ему, что можно заканчивать дело и привлекать Федосеева к уголовной ответственности, судить военным трибуналом за злоупотребление служебным положением.

Он, как-то мне показалось, остался недоволен моим выводом и сказал: «Мне думается, он англо-американский шпион. Его могли завербовать англичане, когда мы были на Потсдамской конференции в 1945 году. Вот там его и завербовали. Поэтому он подглядывал и подслушивал, а затем здесь передавал эти данные американцам. Ведь он признался, что телеграммы читал. Значит, американцы и англичане знали наши секреты. Вы еще раз его допросите и побейте, он трус и признается».

Я в конце этих указаний спросил, можно ли мне привлечь для допросов одного надежного сотрудника. Т. Сталин согласился. Я ушел.

Когда я приехал к себе, то сразу записал эти указания.

1. Ему никто не поручал перечитывать бумаги, это он делал самовольно. Его дело — подбирать рваные бумажки и жечь их. Проверить показания [Поскребышеву] А.Н. не поручал.

2. Вообще, он подлец. Я почти уверен, что он агент и кем-то подослан, чтобы нас отравить. Он нас со Ждановым в прошлом году отравил. Мы болели страшным поносом. А в этом году болело 12 чекистов.

3. Его надо крепко допрашивать, он трус, набить как следует.

4. Надо организовать внутрикамерную работу.

5. Предупредить, пусть он признается, тогда [нрзб.]. Пусть скажет, кто его подослал. У американцев ничего не получилось, так он решил. Он врет и обманывает. Кому-то сведения передавал.

6. Кузьмичев проспал. Он уже ленивый, сам не проверяет, доверился [Федосееву], а это хитрый деятель и обдурил его. Все эти факты проверить.

По дороге у меня было ужасное чувство о том, что Федосеев шпион, это никак не вяжется с его образом жизни. Он никуда не ходил. Кругом его живут сотрудники и бывшие сотрудники МГБ. Если бы к нему кто ходил посторонний, тоже было бы известно.

Придя к себе, я сел и стал думать. Все это мне показалось довольно странным. Я уже жалел, что мне поручили это дело. Я не привык и не могу делать против своей воли и сложившегося мнения. Плохо получается.

Все дни, проверяя связи Федосеева, еще раз допрашивал жену. Поручил следователю, которого я привлек по делу Федосеева, ознакомиться с делом и допросить его.

Он пришел с допроса и добавил, что он стоит на своем и просится ко мне на прием. Новых данных никаких не получил, хотя организовал все необходимые «литера». Брат оказался такая болтливая дрянь, что просто ужас. Он в камере все рассказал о себе и брате, но ничего шпионского.

Вызвал на допрос Федосеева и стал час за часом уточнять, где он в Потсдаме. Тут все вспомнил и довольно детально все рассказал. Причем я там около них тоже был, и он мне в ряде случаев напоминал: «Вы помните, т. генерал, то-то, вы там были». И действительно так было. В конце допроса я его подвел к тому, что не завербован ли.

Мне и самому неприятно было об этом спрашивать, т.к. я был уверен, что никто его не вербовал. Федосеев заплакал и говорит: «Неужели бы я на такую гадость пошел, находясь на таком месте, всем обеспеченный, чего еще мне было надо?» Все это он рассуждает правильно.

В конце я строго сказал: «Подумайте еще раз и честно расскажите следователю». Когда его увели, я, посоветовавшись со следователем, сказал ему, что подозрения на шпионаж высказал т. Сталин. При этом он сказал, что «надо побить, он трус и признается».

Следователь говорит: «Давайте припугнем его немножко. Я ему сказал: «Пойдите в камеру, допросите, за ворот потрясите, но несильно, и придете ко мне».

Через 15 минут является улыбающийся следователь и заявляет: «Федосеев просится к вам». Я вызвал его. Он мне говорит: «Прошу меня вызвать к хозяину, я все расскажу». Я был ошеломлен. Неужели я ошибся? Неужели шпион! Я ему ответил, что «доложу о вашей просьбе т. Сталину».

Когда я позвонил т. Сталину и сказал, что он хочет вам толковое рассказать, на это он ответил: «Мы вас вызовем». Я почувствовал прохладность ко мне т. Сталина после того, как доложил, что кроме злоупотребления служебным положением Федосеева больше я вины не нахожу.

Вечером позвонил Берия и говорит: «Я через полчаса подъеду на машине к подъезду, вы вместе с Федосеевым поедете со мной в Кремль».

Я взял следователя, Федосеева, и вышли к подъезду. Берия подъехал, сели и молча поехали в Кремль и пошли в кабинет к Берия. Там уже сидел т. Сталин. Когда вошел Федосеев, т. Сталин спрашивает, что он хотел сказать?

Федосеев начал заикаться и сказал: «Я виноват, т. Сталин, перед вами, что читал телеграммы, и готов нести ответственность, но больше ни в чем не виноват. Сейчас меня допрашивают, не шпион ли я американский. Т. Сталин, я 15 лет честно вам служил, помилуйте меня, я не виноват».

Т. Сталин сердито сказал: «А вы признайтесь, кем завербованы?» Федосеев: «Честное слово, я никем не завербован». — «Ну, тогда убирайтесь отсюда», — зло сказал Сталин.

Я подошел к нему, чтобы увести. Федосеев заплакал и говорит: «Т. Сталин, меня побили». Т. Сталин: «Признайтесь, тогда не будут бить». Федосеев: «Я ни в чем не виноват».

Т. Сталин встал и повернулся спиной. Я вывел Федосеева. У меня было тяжелое чувство. Вместе с этим я был доволен, что Федосеев сам сказал о своей невиновности, как бы подтвердив мое о нем мнение. Меня больше в кабинет не вызвали, я спросился, можно ли ехать, через секретаря и уехал.

Позже мне т. Сталин звонил, а один раз меня вызвал Берия и говорит: «Ну, что нового?» Я сказал, что проверял каждый шаг Федосеева и жены начиная с 1945 года, и ничего подозрительного на шпионаж нет. Поэтому составляю обвинительное заключение о привлечении к ответственности за злоупотребление служебным положением и записку в ЦК т. Сталину об этом. Берия сморщился, но ничего не сказал. Я ушел. Через три дня все сделал и послал в ЦК. В записке указал, что по ст. Уголовного кодекса за это полагается нести ответственность. Мне и это казалось суровой мерой, хотя и справедливой. Через два дня звонит Абакумов: «Здравствуй!» Я ему холодно ответил. «Хозяин велел передать дело Федосеева в МГБ. Я сейчас пошлю следователя по особо важным делам». Я ответил: «Посылай». (11.07.1948 г. Серов письменно доложил Сталину, что дело Федосеева завершено. Он предложил осудить его на 20 лет лагерей, но Сталин распорядился иначе. Следствие по делу Федосеева было передано из МВД в МГБ и продолжалось вплоть до 1950 г., когда он был осужден за шпионаж и расстрелян. — А.Х.)

Потом я позвонил Поскребышеву, перепроверил, было ли такое указание т. Сталина, он что-то пробурчал. Тогда я говорю: «Может, мне самому у него спросить, т.к. я на Абакумова не надеюсь». Поскребышев ответил: «Не надо».

Мне все стало ясно. Сталин недоволен моей «мягкотелостью» и тем, что я не послушался его и не закончил дело по статье «шпионаж».

Ну, как я мог это сделать! Это пойти против своей совести, против убеждения в угоду ложного мнения. Не могу. Вместе с этим я чувствовал, что надо мной надвигается гроза. Дело попало к моему врагу, и он постарается сделать все, чтобы меня скомпрометировать. Настроение жуткое.

* * *
Атака МГБ

Справка "Исторической правды": в 1947 году проходит административная реформа – вместо наркоматов появляются министерства. И вместо верного бериевца Всеволода Меркулова новым министром внутренних дел становится Виктор Абакумов – заклятый враг Серова, мечтающий его уничтожить. Год назад из арестованных МГБ жуковских генералов уже выбили показания против Серова, и только вмешательство Сталина спасло тогда его от расправы. Но Сталину выгодна грызня своих "силовиков", поэтому он и возвращает Серова в Москву, что бы и Абакумов понимал, что в любой момент его миогут отдать на "съелдение" людям Серова (так оно в итоге и случилось). И вскоре Абакумов прибегает к прежней тактике: фабрикации компромата на Серова. С конца 1947 года начинаются аресты его бывших подчиненных: генералов Бежанова, Клепова, Сиднева. От них требуют показаний на 1-го замминистра. Все они после усиленных допросов (Абакумов беседует с ними лично) уличают Серова в мародерстве, присвоении денег и ценностей. Все протоколы с показаниями на Серова Абакумов регулярно направляет Сталину лично. С письменного согласия вождя происходят и аресты людей Серова: в феврале 1948-го арестовывают его бывших адъютантов Тужлова и Хренкова: это уже прямой вызов. Их тоже заставляют свидетельствовать против Серова; на самом деле протоколы допросов пишутся для одного, главного читателя. И тогда Серов вновь вынужден прибегнуть к «последнему резерву Ставки»: как и в 1946-м, он обращается за защитой лично к Сталину. 


В.С. Абакумов в бытность начальником СМЕРШа 

После трудов получил неприятность, точнее, провокацию со стороны этого подлеца Абакумова. Видимо, он поставил целью сжить меня со света. Но я голыми руками не дамся. Для того чтобы меня скомпрометировать хоть чем-нибудь, там он арестовал генерал-майора Бежанова, который у меня в Германии был начальником Тюрингской опергруппы. Я о нем говорил ранее, когда он задержал директора локомотивного завода.

Причины ареста мне неизвестны, но мне казалось, что это был неглупый армянин и при проверках его группы всегда находили везде порядок.

После ареста, видимо, основательно избив его, он дал показания на меня, что я, когда приезжал в Тюрингию (а я там был у него в опергруппе только несколько раз), то увез целую легковую автомашину игрушек. (…)

Как видно, показания Бежанова читал тов. Сталин и приказал послать мне протокол допроса. Я рассказал Круглову. Тот, как и водится, смутился больше меня, так как он боялся Абакумова. Я ему сказал, что напишу в ЦК обо всем. Он стал открещиваться, что-де, мол, твое дело, и я ушел.

Сгоряча написал довольно резкое письмо тов. А потом, когда прочитал, то пришлось поправить, после чего послал.

В письме напомнил, что я в записке в ЦК в связи с его назначением министром госбезопасности писал, что он против меня будет направлять и использовать органы Госбезопасности. И вот теперь конкретный пример этому.

По поводу «увезенных игрушек в автомашине» я написал, как это было, и сказал, что «эта мелочь, может быть, и не заслужила внимания, но я решил о ней вам сказать, так как вы, тов. Сталин, отец, имеете детей, и вы меня поймете, почему я их покупал. Абакумов же этого не поймет, так как у него нет детей, значит, и нет отцовских чувств».

В общем, я думаю, письмо получилось убедительное. Показал Круглову, ну а тот прочел и даже ничего не выговорил. Потом уже произнес: «Ты зря с ним связываешься, видишь, он в фаворе. Его Берия боится». Я ему сказал, что когда я прав, то буду биться до последней капли крови.

Дня через три сидим мы у Круглова, раздался звонок. Круглов взял трубку и сразу пошел пятнами (лицо) и передал мне трубку. Оказывается, звонит Поскребышев и разыскивает меня.

Поздоровались, говорит: «Позвоните хозяину 21-24». Я повесил трубку, Круглов спрашивает встревоженно: «Что?» Я говорю: «Сейчас позвоню тов. Сталину». Он замахал руками и говорит: «Иди к себе».

Я ушел к себе, набрал телефон, занято. Второй и третий раз тоже. Наконец отвечает: «Да». Я доложил, что «докладывает Серов».

Он, обрадовавшись, говорит: «Я прочитал ваше письмо. Вы что, волнуетесь, что ли?» Я отвечаю: «Как же не волноваться, тов. Сталин, если Абакумов вокруг меня с топором ходит». Тов. Сталин: «А вы не волнуйтесь, ЦК вас в обиду не даст, у вас есть заслуги перед Родиной и перед партией. Ясно? Не волнуйтесь и работайте».

Я стал благодарить за внимание и успел выговорить, что моя жизнь принадлежит партии и Родине. Тов. Сталин спокойно сказал: «Не обращайте внимания на все это. Всего хорошего».

Я остался со своими мыслями в кабинете. Минуты через две зашел Круглов: «Ну что?» Я ему отвечаю: «Все нормально». — «Ну зайди». Вообще-то мне не хотелось идти к этому трусу.

Когда я рассказал, так он замахал руками, захохотал, запрыгал и стал переспрашивать: «Так и сказал: «в обиду ЦК не даст»? Еще и сказал: «Не беспокойтесь»? Вот это ты здорово не боишься Абакумова». Ну, для меня такая поддержка тоже имеет большое значение». 

P.S. В 1951 году В. С. Абакумов был арестован, обвинён в государственной измене и сионистском заговоре в МГБ. После смерти Сталина обвинения против Абакумова были изменены; ему вменялось в вину «Ленинградское дело», сфабрикованное им, согласно новой официальной версии. Предан закрытому суду в Ленинграде и 19 декабря 1954 года расстрелян в Левашово под Ленинградом.


 

 

 

"Историческая правда"

03:00 31/05/2016

 

 

 


69 элементов 1,141 сек.