Благодаря «Открытой книге» Каверина, у большинства выходцев из СССР нет сомнений – пенициллин придумали именно в Союзе. На деле же спасительный препарат попал в СССР из Англии.
Борис Чейн (слева) и Хаим-Вил Зейфман (справа)
Случилось это благодаря смелости двух людей: английского Нобелевского лауреата Эрнста Бориса Чейна и советского химика Хаима-Вила Зейфмана, который провез заветную пробирку через все границы в кармане пиджака.
Первый антибиотик – пенициллин – открыл в 1929 году знаменитый английский ученый Александр Флеминг. 11 лет спустя двум другим английским ученым – Ховарду Флори и Борису Чейну – удалось выделить и полностью очистить препарат, и он тут же был запущен в массовое производство сначала в Англии, потом в США. Это стало огромным подспорьем для войск союзников во время Второй мировой войны.
У советских химиков, получивших первоначальные данные о пенициллине от служб внешней разведки, дела с производством собственного антибиотика обстояли гораздо хуже. Штамм Penicillium crustosum в 1942 году удалось выделить советскому исследователю Зинаиде Ермольевой (прообразу героини «Открытой книги»). Но ресурсы для изготовления пенициллина промышленным способом появились только в конце войны. Запуском пенициллина в производство должна была заняться лаборатория при Всесоюзном химико-фармацевтическом институте (ВНИХФИ). Ее заведующим назначили Вила Зейфмана – молодого и подающего надежды химика.
Хаим Зейфман родился 11 мая 1911 года в городе Кельце (сейчас Польша) в еврейской религиозной семье. Его отец был портным, мать – белошвейкой. По словам Хаима, его родители прожили трудовую жизнь и умерли, «не умея даже расписаться». В семье было несколько детей, но Хаим считался самым способным из них, и на него возлагали большие надежды.
Спасаясь от Первой мировой войны, в 1914 году семья переехала в Среднюю Азию. В школу мальчик пошел в Ташкенте. Уже в 13 лет ему пришлось начать работать, чтобы помочь родным. Рабочую жизнь он начал с новым именем Вил (Владимир Ильич Ленин) – члены пионерской организации города Ташкента «присвоили» ему это имя в честь недавно умершего вождя мирового пролетариата. С тех пор и до самой смерти, на работе и во всех документах он значился как Вил, а для родственников и друзей был по-прежнему Хаимом.
Несмотря на стесненные материальные обстоятельства, Хаиму-Вилу удалось окончить школу и институт в Ташкенте и продолжить учебу в знаменитом Московском химико-технологическом институте (МХТИ) имени Д. И. Менделеева. После «Техноложки» в 1936 году он пришел мастером на строящийся завод медпрепаратов «Акрихин», и в 1938-м был уже начальником заводской лаборатории и технического отдела.
Отсюда в 1941-м Зейфман отправился на фронт. Был контужен, получил четыре боевых ордена и четыре медали и встретил победу в звании майора в Австрии, в составе войск 3-го Украинского фронта. Там его и застало назначение заведующим лаборатории по технологии пенициллина во Всесоюзном химико-фармацевтическом институте (ВНИХФИ). Зейфману следовало вернуться в Москву и немедленно приступить к исполнению новых обязанностей.
Он приступил к делу с энтузиазмом, однако, ознакомившись с материалами, понял, что запускать в производство особенно нечего. «Грязный, аморфный, в чашке, не годится для производства» – сказал он о советском препарате, полученном из найденной Ермольевой культуры грибка. Действительно, по своим свойствам желтый пенициллин Ермольевой очень сильно уступал белому пенициллину Чейна и Флори: от него повышалась температура, он плохо хранился и был значительно хуже американского и английского по фармакологическим свойствам.
Однако уже в начале 1947 года Зейфман сообщил о создании полузаводской установки, которая производила пенициллин методом глубинного брожения. Это был серьезный прорыв: в Москве и в Риге на этой технологии были основаны первые пенициллиновые заводы. Но от Запада мы отставали почти на десятилетие.
Чтобы не терять время и человеческие жизни, тогдашний директор Всесоюзного института пенициллина Н. М. Бородин предложил приобрести у бывших союзников целый пенициллиновый завод. После сложных переговоров минздрава и министерства медицинской промышленности с Анастасом Микояном, ответственным за внешнюю торговлю, было решено купить передовую технологию в Америке. В августе 1947 года на Запад была отправлена комиссия под руководством Бородина с соответствующим заданием. В ее состав, как зав. лаборатории и специалист, уже создавший первую в СССР опытную установку, вошел Хаим Зейфман.
В 1947—48 годах комиссия Бородина безуспешно пыталась купить пенициллиновый завод сначала в США, а потом в Великобритании. К этому времени отношения между Советским Союзом и бывшими союзниками окончательно испортились. США установил эмбарго на поставку пенициллинового оборудования странам коммунистического блока. Американцы всерьез опасались, что русские перепрофилируют завод на обогащение урана, для чего использовалась схожая технология.
Тогда Бородин догадался написать напрямую одному из создателей пенициллина, Нобелевскому лауреату Борису Чейну. Чейн не мог продать СССР завод, зато у него был патент на технологию.
Профессор Чейн, на самом деле Борис Хаин, был евреем, сыном иммигранта из Могилева. Хорошо говорил по-русски и с симпатией относился к Советскому Союзу. Потерявший семью в нацистских концлагерях, Чейн ценил жизнь людей больше, чем важные шишки в правительствах Англии и Америки. Ответ от ученого пришел незамедлительно. Чейн согласился передать СССР свой патент на кристаллический пенициллин, имевшиеся у него данные по промышленному производству пенициллина, а также предложил свою помощь в обучении персонала в своей лаборатории в Оксфорде – все это за совершенно символическую плату.
20 мая 1948 года Хаим Зейфман, как единственный химик-технолог в советской делегации, отправился в Оксфорд, где находилась лаборатория Чейна.
В процессе работы между двумя учеными-евреями установились дружеские отношения. Перед отъездом Зейфмана в Москву Чейн официально передал другу 100-страничное руководство с подробным описанием оборудования и методов работы, используемых на фабриках по производству пенициллина, и личный подарок – пробирку с американской культурой грибка, продуцирующего пенициллин.
История о передаче пробирки сохранилась в семье Зейфмана: Чейн понимал, что в России нет нужного штамма пенициллина, а значит, даже при наличии оборудования шансов на получение качественного пенициллина у русских будет мало. Тогда он заказал пробирку с пенициллином из США, «как бы для опытов». «Когда пробирка пришла, он позвал Вила Иосифовича, поставил в центр круглого стола маленькую коробочку и сказал: «Я ничего не видел, ничего не слышал». Повернулся спиной и пошел в соседнюю комнату… походкой Чаплина.
Зейфман вывез пробирку в Россию нелегально, в кармане пиджака.
Несмотря на продажу патента, в Англии Чейна не тронули – он был Нобелевским лауреатом и оксфордским профессором. Правда, в 1950-м году ученого не пустили в США: агенты ЦРУ сообщили своему правительству, что в Союзе неожиданно появился порошкообразный пенициллин и, возможно, Чейна заподозрили в передаче штамма. Но сам он не очень переживал по этому поводу.
А вот его советскому другу их контакты стоили гораздо дороже. Предвестником грядущих неприятностей стало бегство главы комиссии – Бородина. 7 сентября, когда комиссия должна была отплыть из Лондона в Москву, он не явился на корабль и попросил политического убежища в Англии. Теперь ответственность за все принятые в Англии решения автоматически ложилась на Зейфмана.
Советская делегация вернулась в СССР в сентябре 1948 года. До весны 1949 года Зейфман налаживал работу опытного завода по выпуску кристаллического пенициллина. В мае 1949 года за успешную работу Вилу Иосифовичу была объявлена благодарность, а уже через месяц в отдел кадров поступил приказ: «Освободить с 25.06.1949 г. от обязанностей начальника отдела экспериментальной технологии ВНИИП как не обеспечивающего руководства отделом». За ним последовал арест – в январе 1950-го. Зейфмана сняли с поезда по пути в командировку и отправили в страшную лефортовскую тюрьму. Много лет спустя его дочь Наталья написала в своей книге воспоминаний: «Страна отплатила отцу тюрьмой, пытками и преждевременной смертью».
Зейфмана обвинили в измене Родине и «преступной связи с англичанами».
В СССР в это время раскручивалась кампания по борьбе с космополитами и низкопоклонством перед буржуазной наукой. Поводов для недовольства Зейфманом было более, чем достаточно: еврей, друг англичанина Чейна, бывший сотрудник предателя Бородина! К тому же посмел отказаться от включения в список претендентов на Сталинскую премию, публично заявив, что не может получать награду за создание советского пенициллина, так как это – достижение англичан.
Борис Чейн (слева) и Хаим-Вил Зейфман (справа)
Обвинение Зейфмана было сфабриковано в его же собственной лаборатории: сотрудники, надеявшиеся на получение премии, объединились с чиновниками минздрава, не желавшими платить Чейну за патент. Они объявили, что материалы, приобретенные у Чейна, куплены напрасно: часть их давно известна в Союзе, а другие совершенно не нужны. «Нам нечему учиться на Западе!» – так они заявили.
Предатели добились того, чего хотели, став лауреатами Сталинской премии за освоение производства кристаллического пенициллина 1950 года. Достижение объявлялось отечественным, о его англо-американском происхождении не было сказано ни слова.
А Зейфман оказался в тюрьме.
Дочь Наталья вспоминала об этом страшном времени много лет спустя: «Вечером к нам в дом пришли с обыском; мама держала меня на коленях, и я помню, как ее трясла мелкая дрожь. Наутро меня отправили в школу со словами: «Папа ни в чем не виноват, никому ничего не рассказывай». Но двор уже перешептывался: понятые рассказывали, что у нас нашли пушку. Пошла другая жизнь. Мама ждала своего ареста, думала, куда отправить детей, а я смотрела в окошко: не идет ли папа. Следствие длилось полтора года: Лубянка, Лефортово, Суханово…».
Позже Вил Иосифович вспоминал, что выдержать нечеловеческие пытки помогло только военное прошлое: «Беспрерывные ночные допросы без права спать днем не дали результата – я не подписывал, что шпион, изменник, вредитель и пр. Меня доводили до тяжелых сердечных приступов, но и это им не помогло».
Несмотря на многомесячные мучения, Зейфман не только не подписал предъявленных обвинений в шпионаже, но и добился повторной экспертизы результатов командировки в США и Англию. Новую комиссию назначили из крупных ученых и работников промышленности, которые признали полезными как материалы Чейна, так и работу Зейфмана по их внедрению в производства.
В 1951 году с Зейфмана было снято обвинение в измене родине, однако просто так ученого отпустить не могли. «Я был бы живым укором всем здравствовавшим клеветникам, а также тем методам ведения следствия, которые мы теперь называем “запрещенными”». Его обвинили в хранении дома оружия и отправили на 5 лет в ссылку на Енисей. Однако, по тем временам, это было настоящей удачей. «Следователь сказал маме, – вспоминала Наталья Зейфман – что мы выиграли один шанс на миллион: мелкую уголовную статью вместо первоначальной расстрельной».
Еще одной большой удачей стала смерть Сталина: в 1953 году была объявлена амнистия, и Зейфман смог вернуться домой. А 28 ноября 1953 года в газете «Правда» были напечатаны слова президента Академии наук СССР Несмеянова о признании достижения оксфордских ученых по открытию пенициллина, который использовался и в Советском Союзе.
В апреле 1957 года Вила Зейфмана вновь взяли в ВНИХФИ на должность главного инженера экспериментального завода. В последующие 14 лет своей жизни Зейфман успел защитить кандидатскую диссертацию и плодотворно поработать в проектах рижского Института органической химии и Института тонкого органического синтеза в Ереване.
В 1963 году, когда политический климат потеплел, Зейфману даже было позволено увидеть его старого друга Чейна: британский ученый приехал по делам ВОЗ в Москву. Они много говорили по-русски и, видимо, обсуждали совместные планы на будущее. Чейн обещал помочь cоветскому правительству с установками и лицензиями по производству нового поколения антибиотиков – с условием, что к нему в лабораторию, как и в прошлый раз, будет отправлен его советский друг. Но этим планам не суждено было сбыться: после Шестидневной войны 1967 года Зейфману пришлось уйти из Академии химзащиты, как потенциальному «сионисту».
Хаим-Вил Зейфман скончался 12 октября 1971 года во время командировки в город своего детства – Ташкент.
