Старший лейтенант Игорь Макар – бывший заместитель командира боевой группы антитеррористического подразделения МВД Беларуси "Алмаз".
Бойцы спецподразделения "Алмаз"
С 2006 года он работал в штабе экс-кандидата в президенты Александра Козулина и после этого оказался в политической ссылке. В 2011 году сестра бывшего спецназовца Ольга и ее сын подали прошение о предоставлении политического убежища в Великобритании из-за преследований со стороны полиции и угроз жизни ей и ее сыну. Игорь Макар сотрудничает с ассоциацией By_Pol, которая помогает сотрудникам правоохранительных органов, отказавшимся подчиняться преступным приказам.
В интервью Белорусской службе Радио Свобода Игорь Макар рассказывает о том, как действуют спецподразделения, которые разгоняют демонстрантов, как они экипированы и чем вооружены. Он высказывает мнение о необходимости продолжать мирный протест и призывает сотрудников силовых структур не подчиняться преступным приказам.
– Мое мнение, что протестное настроение граждан не вечно. И понятно, что у государственной машины, у силовых структур гораздо больше способностей для выживания в этой ситуации. У Лукашенко есть цель – подавить полностью все протестные акции. Я общался, в частности, с сотрудниками ОМОНа, они очень устали, поэтому делают все, чтобы митинги и протесты просто закончились. Поэтому задержания будут, и чем меньше людей выходит, тем будет больше задержаний.
– Вы уехали в 2006 году и поддерживаете определенные контакты [с сотрудниками силовых структур]?
– Да, конечно.
РС в Телеграме
РС в Google новостях
РС в мобильном
– А могли бы вы разъяснить такую вещь. Вот мы видим на видео много разных людей – одни в черном, с надписью на униформе – ОМОН, другие без надписи, есть люди в оливковом… Разная форма, разное оружие. Есть и люди в штатском. Как понять, кто где работает? Кто есть кто?
Игорь Макар
– Да, весь силовой блок, который направили на подавление мирных акций, подключен, понятное дело, ОМОН, спецподразделение МВД "Алмаз", подразделение КГБ "Альфа", внутренние войска, подразделение СОБР. Также подключена 5-я бригада из Марьиной горки, туда входят четыре разведывательных отряда, пятый отряд – это отряд спецсвязи и шестой отряд особого назначения. У ОМОНа одежда – черный камуфляж с экипировкой, на груди и на спине есть зеленые треугольники с номером. Оливковый камуфляж – это "Алмаз" и "Альфа". У "Алмаза" есть единственно отличие – у них на плечевом суставе есть светоотражающая желто-оранжевая повязка. В остальном у них такая же экипировка, как у "Альфы", ничем не отличается. У внутренних войск камуфляжная форма одежды с такой же экипировкой, как у ОМОНа. Больше ничем они не отличаются. Я хотел бы сказать насчет гражданской формы одежды. Как ОМОН, так и "Алмаз" работают в гражданской форме одежды, их тогда не различишь. Единственное, они могут надеть бронежилет и быть экипированы спецсредствами – дубинкой, наручниками и маской. Больше ничего.
– А какие функции у каких подразделений? Кто стоит у стелы ["Минск – город-герой"], кто не дает людям собраться на митинг, кто задерживает? Есть какие-то закономерности, кто чем занимается?
– Да-да, конечно. Самое главное – в местах большего скопления людей. Там, где проходят мирные протестные акции, там задействуют ОМОН и внутренние войска. Основные улицы, которые идут к центру, блокируются, там находятся "Альфа" и "Алмаз". Пятая бригада из Марьиной горки привлекается в основном для того, чтобы создать видимость силы, массовости, потому что ее сотрудники вооружены огнестрельным оружием. Если 5-ю бригаду и применят, то только если что-то уж очень серьезное.
Помповое ружье применяется только с расстояния свыше 50 метров
– Но на последних маршах, как все обратили внимание, [силовики] ходят уже с оружием и даже направляют его на протестующих.
– Да, это помповые ружья. Автоматическое огнестрельное оружие никто не направляет. Это помповые ружья, которые стреляют резиновой пулей и картечью. И стрелял, в частности, в Тарайковского сотрудник "Алмаза", после чего был летальный исход. Это было помповое ружье, которое применяется только с расстояния свыше 50 метров, и об этом должен знать каждый сотрудник. Не понимаю, почему стрелял "алмазовец", ведь до Тарайковского было примерно 20–25 метров. Это и привело к летальному исходу.
– Расскажите, как вы сами пришли в спецназ, когда это было, какую карьеру вы там сделали и почему ушли оттуда?
– Я служил в 1995–1996 годах в спецназе погранвойск, в ММГ – моторизованной маневренной группе. У меня был мой начальник по специальной подготовке, который ушел еще в момент моей службы в охрану президента Лукашенко. Я всегда, всю жизнь занимался спортом, участвовал в соревнованиях. После армии, когда вернулся домой, я очень хотел поступить работать в "Алмаз". У меня там служил хороший друг, и он уже устроился работать в "Алмаз". Когда я приехал из Гродно (я там жил) в "Алмаз", мне сказали, что нужно пройти практику: понять, что это такое.
Игорь Макар (крайний слева) с сослуживцами
– Это антитеррористическое подразделение, оно задействовано, когда есть угроза терроризма, угроза жизни людей?
– Совершенно верно. Тогда мне заместитель командира отряда, в то время это был Бирюков, посоветовал уехать назад в Гродно, устроиться в отряд милиции быстрого реагирования, поработать, понять, как и что, а потом вернуться. Я приехал, естественно, пошел в ОМОН, прошел весь отбор, устроился в ОМОН и работал там примерно около года. После чего на меня пришел приказ и отозвали работать в "Алмаз". Я начал свою карьеру в "Алмазе" и проработал там более пяти лет. Уволился старшим лейтенантом.
– Какая у вас там была работа, что вы делали?
– В "Алмазе" было задержание особо опасных преступников, охрана высших государственных лиц и борьба с терроризмом.
– А на уличных акциях вы были задействованы?
– Это не входит в функции подразделения. Но за все время моей пятилетней работы в "Алмазе" один раз мы были привлечены со всем огнестрельным оружием – полностью. У меня их было три – пистолет, автоматическая МР5 и УЗИ. Мы тогда, все вооруженные, экипированные, приехали в резиденцию президента и ждали в двух микроавтобусах. Как я понимаю, там тоже была какая-то акция. Но мы пробыли, может быть, около трех-четырех часов и из резиденции президента просто уехали, потому что все закончилось. Если бы не закончилось, тогда… Это было, наверное, в 2002 или 2003 году, то есть уже тогда Лукашенко применял это подразделение.
– По вашим данным, когда и насколько часто стали привлекать "Алмаз" к таким акциям?
– Где-то примерно с 2002 года, 2002–2004-й. В 2006 году уже было очень жестоко. Я тогда занимался безопасностью Козулина и видел всю эту работу. Особенно в ДК Железнодорожников, когда Козулин приехал на всенародное собрание, очень серьезно всех избили. Мне удалось уехать, скрыться, потому что Козулин меня с собой не взял: он, видимо, это все предвидел. Но работал "Алмаз" очень и очень жестоко. У меня даже есть заявление от "алмазовцев", от сотрудников боевых групп, где они пишут, что их Козулин ударил в грудь, в живот, что очень болит. Я это сохранил и когда-нибудь это опубликую.
– Что стало причиной того, что вы покинули предыдущую службу и пошли к Козулину?
– Когда я работал в "Алмазе", меня назначили на должность заместителя командира боевой группы, и было очень много разногласий с руководством "Алмаза". Все это привело к тому, что я просто уволился. Я тогда уже общался с Козулиным. Когда мы с ним разговаривали, он сказал: "Игорь, абсолютно не заставляю и не говорю ничего, просто подумай. Будешь со мной – будешь со мной, хочешь продолжать работать – можешь работать". И я уволился.
Козулина посадим, а следующий будешь ты
– А когда и по какой причине вы уехали из Беларуси? Это случилось уже после ареста Козулина 25 марта 2006 года или раньше?
– Нет, я раньше уехал. Перед выборами мне почти постоянно звонил на мобильный телефон Николай Карпянков, он тогда был командиром отряда, – для встречи, поговорить. Он очень хотел, чтобы я ушел из политики, потому что я был бывшим сотрудником "Алмаза". Якобы я порчу лицо подразделения и т.п., и т.д. Я в один день, когда собрал информацию у всех сотрудников по поводу беспредела, который тогда творился, поехал к очень близкому другу. Это Дмитрий Шахраев, сейчас он начальник Службы безопасности президента. Я к нему приехал абсолютно по-дружески и с ним поговорил. Он был тогда личным адъютантом Лукашенко. Обо всем поговорили, и, в принципе, из разговора я понял, что ни он сотрудничать, ни я с ним сотрудничать не буду, у нас просто остались дружеские отношения, и я уехал. Естественно, об этом узнали, потому что, видимо, за мной следили… Скорее всего, за мной следили. Мне тогда позвонил Карпянков, я приехал на встречу. И я с ним очень серьезно поговорил. Очень серьезно. В итоге он мне сказал: "Или ты уйдешь, или береги свою мать". То есть он мне дал понять, что все будет очень и очень плохо. И я договорился с ним, что я передам весь компромат. Он сказал, что тогда он организует встречу, и спросил: "Ты к этому готов?" Я сказал, что я готов. У меня выбора не было. И через какое-то время я встретился с министром внутренних дел Беларуси Владимиром Наумовым. Когда я встретился с ним, мы разговаривали более двух часов, и я умудрился этот разговор записать. Не буду говорить, каким способом. Я готов его опубликовать полностью. Частично я его уже публиковал, передавал отрывки Олегу Алкаеву. Но мы договорились с Наумовым таким образом, что весь компромат я отдаю в Бресте, мы расходимся и в политику я больше не лезу. После нашей встречи с Наумовым я, естественно, поехал к Козулину. На следующий день Козулин организовал встречу с семью послами Евросоюза – Словакия, Великобритания, Польша, Германия, кажется Чехия, Литва, Франция… Я поставил записи, они все это послушали. Наумов там на записи мне прямо сказал, что "Козулина посадим, а следующий будешь ты". То есть, в принципе, выбора не дал. Меня привезли в Москву на самолете, а литовский посол согласился взять меня в Литву и дать политическое убежище. Я улетел. Через некоторое время я разговаривал с бойцом подразделения "Алмаз", который мне рассказал, что на встречу с Наумовым, о которой мы договорились для передачи ему информации на чиновников, на высших лиц, направили группу "Алмаза", причем ту группу, которой я руководил. Меня должны были задержать, и была дана команда на мое устранение. Наверное, подложили бы в машину либо оружие, либо наркотики, а потом показали бы по телевизору – вот, смотрите, какая оппозиция, они получают деньги и т.д.
Задержанный в Минске показывает следы от пыток после освобождения из СИЗО
– Вы назвали имя Карпянкова, оно теперь известно каждому белорусу. Широко разошлось видео, на котором он разбил витрину кафе, в которое забежали протестующие. То есть он лично участвовал в охоте на демонстрантов. Известны разные его заявления. Как бы вы охарактеризовали этого человека? Вы ведь с ним какое-то время вместе работали.
– Николай Карпянков, когда я работал в "Алмазе", руководил Службой безопасности президента, спецотделом. И они приходили в "Алмаз", к нам на базу, тренироваться. Волею судьбы так получилось, что командир ставил меня и еще некоторых ребят, чтобы мы его тренировали. Я показывал все, что умел. И в этом у нас и были разногласия с руководством, потому что мне говорили: "Не показывай то, не показывай то, попроще сделай". Я так не делал – я тренировал. Поэтому у меня с Николаем Карпянковым сложились очень хорошие отношения, он меня уважал, и когда приезжал в отряд, всегда просил: "Может Макар нас потренировать?"
Этот человек очень предан Лукашенко. Он его никогда не предаст, он будет делать для этого все. Но это человек выгоды: он готов из-за должности просто пойти по головам. Думаю, его мечта – быть министром. Поэтому он сейчас делает все, чтобы получить эту должность. В принципе, он по должностям шел только благодаря своему блату, знакомствам. Кстати, Наумов стал начальником Службы безопасности президента именно с подачи Николая Карпянкова. Ну, а дальше уже Наумов стал министром, это уже его заслуги. Мне об этом сам Наумов говорил. О Карпянкове я могу сказать, что в отряде в 2006 году мне рассказывали ребята, что он прямо давал команды, если вдруг что, – применять огнестрельное оружие. В этом плане я его не уважаю.
Лукашенко добился разделения силового блока с народом
– Как я понимаю, сейчас в "Алмазе" служит другое поколение людей, но из тех, с кем вы работали, еще кое-кто остался?
– Да.
– Что вам известно о настроениях людей в этих подразделениях? Что они думают? Всё же им приходится выполнять не свойственные им функции, ведь их готовят для борьбы с террористами, а не с мирными демонстрантами?
– Я могу сказать не только про "Алмаз", а в принципе пробежаться коротко по всем подразделениям. Хорошее настроение только у людей, я бы их назвал кабинетными: следователи, участковые, оперуполномоченные. Они понимают, что делают грязную работу и за нее потом нужно будет отвечать. Внутренние войска не берем, потому что это срочники. Там, где контрактники, протесты не понимают. В таких подразделениях, как ОМОН, "Алмаз", "Альфа", СОБР, настроения абсолютно неадекватные. И я могу даже больше сказать, что с ними разговаривать на языке ультиматума, допустим, – включите голову, подумайте о людях – невозможно. Лукашенко добился разделения силового блока с народом. Это у него получилось. И он втянул эти подразделения в такую агрессию, которая проявляется с каждым днем все больше и больше. Самая главная причина, почему люди этих подразделений идут на все, – абсолютная тотальная безнаказанность. Это продолжается уже 26 лет – никто ни за что не отвечает. Поэтому нормальным языком разговаривать с ними нельзя. Уже невозможно.
– Как чувствует себя человек, избивая безоружного? Это неизбежный вопрос – как эти люди себя чувствуют? Вам самому приходилось этим заниматься?
– Да, я, работая в "Алмазе", не помню, какой это был год, но я тогда еще был молодой боец в группе, и мы тогда ездили по тюрьмам, еще в то время, когда только-только "Алмаз" переименовали в антитеррористическое подразделение. И то, что там происходило, заставляет меня верить в рассказы о том, что происходит в изоляторах, на Окрестина. Была такая практика: нас выстраивали в коридоре в две шеренги… у нас были дубинки, потому что на территории тюрьмы или СИЗО с огнестрельным оружием даже сотрудникам находиться нельзя, соблюдая правила системы безопасности. Открывалась камера, называлась фамилия заключенного: на выход и бегом в обратную сторону. Они пробегали, а мы дубинками их кто как мог, так и избивал.
– И матом тоже кричали?
– Конечно, конечно. Потом они корчились от боли на той стороне, а потом опять называлась та же фамилия, и в камеру бегом. Ну, естественно, они уже знали, что будет происходить…
– Давайте уточним: это тюрьма? Какой год, что за люди там были?
– Это был примерно 2000–2001 год. И насколько я помню, это было в Жодино. Мы туда приехали, и начальник тюрьмы сказал, что нужно показать силу. Мы там проводили занятия, свои тренировки, а потом начальник тюрьмы сказал, что нужно показать силу, потому что есть люди, которые не согласны с режимом, что-то делают плохо и т.д., и т.п. Камер было, наверное, пять-шесть. Избивали жутко. Я говорю, что становились в две шеренги… И это практикуется. Это практикуется и в ОМОНе, это практиковалось и в "Алмазе", абсолютно без всяких проблем.
Держали за руки и с двух сторон дубинками били
– Почему об этом стало известно только сейчас? Люди ужаснулись, увидев это видео с Окрестина, а до этого о таких вещах мало что было известно…
– Это не публиковалось, потому что раньше этого не было. Если раньше были какие-то случаи, они, в принципе, огласке не придавались.
– И это чаще были не политические заключенные?
– Да. Когда сейчас народ сплотился, на борьбу со своим же народом встали такие структуры, как ОМОН. Они все озлобленные. Некоторые их понимают и оправдывают, что "мы здесь работаем сутками, у нас казарменный режим, потому что каждую субботу, воскресенье мы ждем этих акций, и нам это не нужно"… Они получают маленькую зарплату, никто ничего не доплачивает. Первое время мне говорили, что им платили за каждый день, но сейчас никто ничего не платит. Нету денег. И не заплатят. Поэтому они и озлоблены. Но применять силу… У нас в "Алмазе" была такая практика, нас этому учили – жестокое задержание бандитов, преступников. Конечно, по-другому никак, потому что на кону стоит твоя жизнь. Но когда ты задержанному надел наручники – неважно, кто бы он ни был, – прекращаются любые агрессивные действия. Человек в наручниках, он безоружен, он в наручниках, его нельзя ни бить, ни издеваться. То, что делает ОМОН, – просто бесчеловечно, это даже никакой критике не поддается.
– То, что вы рассказывали о том, как прогоняли сквозь строй обычных заключенных, – это делалось по приказу? И сейчас издевательства над задержанными протестующими – это тоже приказ, это не самодеятельность?
– В принципе, это применяется. Как вы понимаете или уже и видите в тюрьмах или в изоляторах. Это применяется не против одного человека, не против двух, а против большого количества. Когда протестующие задержаны, они находятся в изоляторе, их там 10–12 человек, и самое простое – стоять в две шеренги, по одному прогонять и избивать дубинками. Лучше ничего не придумаешь. Потому что то, что мы делали в тюрьмах, когда это касалось одного-двух человек, – держали за руки и с двух сторон дубинками били. Человек сползал по стене. Но это было месиво, очень жестоко. Я думаю, что сейчас такого не делают.
Пытки в СИЗО на улице Окрестина
– Когда вы это делали, как вы себя чувствовали?
– Никак. Просто был приказ. Просто делал и все. Но когда я служил дольше… год, два, три, четыре… я с руководством "Алмаза" не соглашался, бывало такое, что сильно ругался. Когда проходили отбор те, кто хотел поступить в "Алмаз", были спарринги. И во время этих спаррингов наши ребята из "Алмаза" были такие "особо одаренные" – просто людей калечили.
– Мы видели фотографии, сделанные у Советского РОВД Минска, когда люди стоят у стены, подняв руки, и их так держат по 5–6 часов. Это многолетняя практика?
– Да. В ОМОНе я когда работал, такое делали с задержанными, которые совершали, скажем так, преступления или правонарушения. Задержанных ставили к стене, заставляли поднимать руки вверх. Он мог там стоять так полчаса, минут 40, но не больше. Когда руки опускает – ты просто ему даешь дубиной, и он опять руки поднимает. И посредством таких страданий можно выбить показания, чтобы он написал, что он делал или, допустим, что не делал. Вот и все.
Расследовать каждый эпизод, устанавливать личность и готовить для суда
– Вы находитесь в политической эмиграции, недавно участвовали в Конгрессе белорусов мира, говорите о намерении обнародовать какие-то материалы… Как вы сейчас смотрите на то, что делают ваши бывшие сослуживцы? Какова ваша человеческая и правовая оценка этих действий?
– Я очень осуждаю их действия. И даже скажу больше, они совершают преступления. Сотрудник "Алмаза", который выстрелил в Тарайковского, совершил преступление, за которое нужно дать высшую меру наказания. Было еще два раненых, о которых говорят в силовых структурах, их поместили в больницу, но их врачи откачали. Они тоже были ранены резиновыми пулями. Абсолютно неадекватное действие. Человек был с поднятыми руками, есть видео – подтверждение применения огнестрельного оружия, но почему-то никто ничего не делает. Поэтому мое мнение – расследовать каждый эпизод. Брать видеофакты, устанавливать личность и готовить для суда.
– Вы говорите, что, по данным ваших источников, люди очень устали, злые и хотят, чтобы это всё прекратилось, хотят остановить [протесты] насилием. С ними как-то можно говорить, как-то убеждать – или уже нет такого способа?
– Нет. Я уже пытался, наверное, месяц назад, когда был особый накал, когда я, сидя дома, смотрел видео с каждой акции… я в жизни много повидал, но даже у меня мурашки шли по коже. На девушек, парней в майках налетают пять омоновцев и избивают дубинами. Это страшно. Разговаривать… Я пытался поговорить со своими друзьями, даже с теми, кто сейчас работает в органах, чтобы они поговорили с сотрудниками. Конечно, не "Алмаза", "Альфы", потому что это совсем другие подразделения, а именно те, кто непосредственно участвует в разгонах акций и задержаниях, то есть с сотрудниками ОМОНа. Мои коллеги, друзья поговорили с сотрудниками ОМОНа, после чего они мне сказали: "Игорь, даже говорить не надо, ничего не будет". Выкладывать в YouТube какие-то просьбы, чтобы не избивали протестующих, это же мирные акции протеста, это же ваш народ, они же вам платят зарплату, вы же бюджетники – это уже не действует. Сотрудник ОМОНа сказал в одном разговоре, что они все понимают ситуацию, но не делать этого они не могут, потому что они уже сделали столько, что назад дороги нет. И он конкретно сказал, говорю дословно: "На сегодняшний день мы как на войне. Для нас все, кто выходит на улицу, на мирные акции протеста, – это враги. И мы будем стоять до последнего". Мой друг сказал: "Александр Григорьевич Лукашенко вас кинет. Так было с "Беркутом" в Украине, так было с ОМОНом после распада СССР, с рижским, с вильнюсским, абсолютно одинаковые ситуации". И он говорит: "Да, мы это тоже прекрасно понимаем, мы понимаем, что он нас кинет, но мы сейчас стоим друг за друга, и мы будем стоять до конца. Назад дороги нет". Вот такая ситуация.
Обращение бывшего сотрудника белорусского ОМОНа
– А есть в этой системе люди, которые, как вы, ушли, может, не так давно, а в последние 3–4 года?
– Есть. Есть те, кто со мной работал в "Алмазе", они сейчас на гражданке, практически все где-то работают, в основном в России, на заработках. У всех – семьи, никто в политике не участвует. Ни один человек, который уволился, не сказал, что может чем-то помочь, какой-то информацией. Они далеки от этого.
Нужны только мирные акции
– Мы видим все больше жестокости со стороны спецподразделений, растет число задержанных. Что бы вы посоветовали тем, кто всё же хочет продолжать мирный протест? Как им защититься? Или просто идти, сознавая, что они могут стать жертвами, что с ними вот так будут обращаться, их могут задержать, покалечить?
– Да, я разговаривал с людьми, которые сейчас работают в системе, которым тоже это уже изрядно поднадоело. В принципе, им надоела и силовая структура, и надоели те, кто выходят, ну, просто вся эта ситуация. Но я лично сам хотел бы сказать тем людям, которые выходят на протестные акции. Первое, что я хотел бы сказать, – огромное спасибо. Та сплоченность, которую они показали, это… у меня даже слов нет. Я понимаю, что есть белорусский народ, есть белорусы как нация. Хотел бы сказать, что каждый, кто выходил, кто выходит на акции, может сейчас прийти домой и просто подумать. Даже уже то, что было сделано до сегодняшнего дня, – это огромный плюс. Но, подумав, каждый может решить для себя, нужно ему это или нет. Если он готов выходить – нужно выходить. Но нужны только мирные акции. Когда выходят, конечно, будут задержания, может быть, будет жесткое задержание, будет СИЗО, штрафы… Но это нужно перетерпеть. Потому что основная борьба за то, чтобы ушел Лукашенко, я думаю, мы сможем и мы выиграем. Лукашенко уже не удержится у власти. Самое главное, что я хотел бы еще добавить, что ни в коем случае, даже видя, как страдают близкие – родители или сестры, братья, – не наказывайте сотрудников ОМОНа. Ни в коем случае нельзя этого делать. Это будет провокация, и это будет на руку Лукашенко. Нужны только мирные акции. Терпеть до последнего. Даже если выйдет 100 человек – это уже будет хорошо. Просто встать в цепь, ничего не нарушая, ничего не разбивая, просто мирная акция. Постояли и разошлись. Если каждый сделает хоть что-то по чуть-чуть, дома даже, пусть вывесит флаг, пусть напишет что-то в поддержку какого-то человека, друга, соседа, брата, еще каких-то своих родных и близких, это будет все в общую и личную копилку.
– Вы сказали о возможных провокациях. Об этом же по гостелевидению говорят и главные силовики. Вам что-нибудь известно о том, какие могут быть провокации, чего людям следует остерегаться?
– Я думаю, если протесты не закончатся, провокации будут.
– Как вы считаете, если протесты закончатся, что может быть [дальше]?
– Я разговаривал с сотрудником одной спецслужбы, он сказал: "Игорь, у Лукашенко есть время, когда нужно закончить акции протеста, и судя по всему, это будет до Нового года". Если этого не произойдет, будет провокация такого плана, что в любом подразделении, в "Альфе", в "Алмазе", может быть даже в ОМОНе, будет просто дана команда – отобрать подготовленных сотрудников и использовать огнестрельное оружие по ОМОНу, еще по кому-нибудь, с летальным исходом. Тогда все будет совсем по-другому.
– Вы говорите страшные вещи.
– Я говорю правду.
– У нас нет гарантии того, что это правда. Может быть, вам эту информацию подбросили, чтобы использовать вас в качестве провокатора. Что бы вы на это сказали?
– Я скажу по-простому. Если посмотреть на все 26 лет правления Лукашенко, я думаю, что любой сотрудник любого подразделения, спецподразделения, следственного комитета, любой оперуполномоченный понимает, что совершено огромное количество преступлений в застенках МВД, КГБ, высшими лицами власти. Эти преступления совершаются, этому есть доказательства.
