Когда в Гомеле открылся авиакружок, она была в нем первой – штудировала учебники, прыгала с парашютом, но, сев в самолет, поняла, что ногами не достает до педали. Это не помешало ей совершить 860 боевых вылетов. Полина Гельман сбросила на немцев 113 тонн бомб и стала единственной еврейской женщиной, удостоенной звания Героя Советского Союза.
Шаг за шагом победу во ВМВ ковали представители абсолютно всех народов, проживавших в СССР. Печально лишь, что о подвигах многих из них говорили нехотя и скупо, а иногда и вовсе молчали. Есть сведения, что по фронтам была разослана негласная директива: «Награждать представителей всех национальностей, но евреев – ограниченно». Тем не менее за время ВМВ различными медалями и орденами были награждены порядка 150 тысяч еврейских воинов, 141 из них получил высший знак отличия – звезду Героя Советского Союза. Среди последних была и единственная женщина-еврейка, удостоенная столь высокого звания. Героем Советского Союза была Полина Владимировна Гельман – одна из «ночных ведьм» на легком советском бомбардировщике У-2, поливавшая по ночам врага пулеметным огнем.
В наградном листе этой хрупкой женщины сказано: «Товарищ Гельман на фронте борьбы с немецкими захватчиками находилась с мая 1942 года. От рядового стрелка-бомбардира выросла до начальника связи эскадрильи. За период боевых действий произвела лично как штурман 860 боевых вылетов на самолете ПО-2 с боевым налетом 1058 часов. Сбросила, уничтожая войска противника, 113 тонн бомб. Врагу был нанесен значительный урон. Тов. Гельман является активным участником обороны Северного Кавказа, разгрома немецких захватчиков на Кубани, Тамани, на Крымском полуострове, в Белоруссии, Польше, Восточной Пруссии и собственной территории Германии. Боевая работа тов. Гельман служит образцом для всего личного состава. Летает исключительно смело, умело маневрируя при попадании в прожектора и зенитный обстрел противника. Эффективность бомбардировочных ударов высокая». Вот такая вот слабая сильная женщина.
Полина Гельман родилась в 1919 году в городе Бердичеве на севере Украины, куда Гражданская война забросила её родителей. Вскоре отец был убит, и мать – Еля Львовна – с полугодовалой Полиной вернулась к себе на родину, в город Гомель. В Гомеле прошли детство и юность Полины. В школе она увлекалась историей и гуманитарными науками, но как только в городе открылся аэроклуб, её пристрастия резко изменились. Вместе с группой таких же увлеченных девчонок она окончила теоретический курс, много прыгала с парашютом. И тем не менее, когда дело дошло до первого тренировочного полета, случилось, по воспоминаниям самой Полины, следующее: «Инструктор заметил, что ноги у меня едва достают до педали управления. Он, по-мужски выругавшись, вынес приговор: “Чтоб я тебя здесь больше не видел!”». После пояснений от того же инструктора, что небо и она – вещи несовместимые, Полине пришлось отказаться от авиации, и она поступила на исторический факультет Московского университета.
Когда грянула война, третьекурсница Полина чуть ли не ежедневно осаждала военкомат, долгое время получая один и тот же ответ: «Война – дело не женское». Но ситуация на фронте вносила свои коррективы в заученные всеми с детства аксиомы. В октябре 1941 года Полина узнала, что открыт набор девушек для работы в авиационных частях. Гельман была в числе первых, направленных на спецобучение в город Энгельс в Саратовскую область. Здесь, на базе Энгельской военной авиационной школы пилотов, стали формировать три женских авиаполка: 586-й истребительный, 587-й бомбардировочный и, наконец, 588-й ночной бомбардировочный под командованием известной советской летчицы Героя Советского Союза Марины Расковой.
Самых молодых начинающих летчиц собрали в 588-й полк, и они стали осваивать маленький и легкий У-2, который с 1944 года стали называть По-2. В их числе оказалась и наша героиня. Правда, и здесь Полину вновь подвел рост – поначалу ее определили укладчицей парашютов. Однако после разговора с Расковой, видимо, сумевшей разглядеть скрытый потенциал этой маленькой девушки, Полину все-таки направили на курсы штурманов. Боевой путь Гельман начался летом 1942 года. Войска Южного фронта с боями отходили к предгорьям Кавказа. Полина и её подруги бомбили наступающие танковые колонны врага. «Мы летали на небольших самолетах ПО-2, за которыми укрепилось название “небесный тихоход”, –вспоминала Гельман. – Немцы называли его “рус фанер”. Деревянный каркас, обшитый фанерой и перкалью, пропитанной эмалитом – веществом, которое придавало ткани прочность, но легко воспламенялось. Открытая кабина с плексигласовым козырьком не могла защитить экипаж, состоящий из летчика и штурмана, не только от пуль и снарядов, но даже от сильного ветра. Летали исключительно в темноте, делали до десяти и более вылетов. Каждый вылет был связан с риском – загруженный горючим и бомбами (мелкие бомбы мы брали в кабины и бросали вручную), наш фанерный самолет мог в любую минуту превратиться в буквальном смысле в пороховую бочку, ибо попади в него даже осколок снаряда или пуля – взрыв был бы неминуем…»
Были у самолета, конечно, и значимые достоинства. Помимо того, что он был неприхотлив и обходился без бетонных взлетно-посадочных полос, он мог подлететь к цели совершенно бесшумно – пилот выключал мотор, и машина планировала в тишине. И когда штурман дергала ручку сбрасывателя, полнейшая тишина сменялась для немцев паникой и неразберихой на фоне взрывавшихся откуда ни возьмись бомб. За это немцы люто ненавидели У-2 – за каждый сбитый «рус фанер» полагались железные кресты.
И тем не менее каждый вылет превращался в настоящую схватку со смертью – под светом прожекторов, ливнем снарядов зениток и вражеских истребителей. Не менее опасными были и нештатные ситуации на борту самолета. Так, при одном из подходов к цели Полина должна была сбросить осветительную бомбу, чтобы убедиться, что цель находится прямо под бомбардировщиком. Возили такие бомбы прямо в кабине штурмана, и вот как вспоминала об этом эпизоде сама Гельман: «Сняв предохранитель со взрывателя, я хотела тут же выкинуть бомбу за борт, но ее стабилизатор запутался в ремешке краг, висевшем у меня на шее. Мне было неудобно работать в шерстяных перчатках, поэтому над целью я работала голыми руками, а затем отогревала окоченевшие пальцы в меховых крагах. В этот момент нас поймали прожектора и нещадно стали обстреливать зенитки. А в запасе всего 10 секунд, ибо механизм взрывателя уже приведен в действие. Пилот Катя Пискарева, чтобы не быть ослепленной, не может оторвать взора от приборов. Я должна следить за направлением обстрела и командовать пилоту, куда “бросать” самолет. Но вместо этого я борюсь с готовой взорваться у меня в руках бомбой. Катя кричит в переговорный аппарат: “Полина, ты жива?!” У меня для ответа нет времени. В отчаянии срываю с себя ремешок, швыряю бомбу вместе с крагами за борт, она тут же взрывается, а я облегченно вздыхаю и по возможности спокойно командую: “вправо, влево” и так далее. Когда вышли из обстрела, пришлось объяснить возмущенной Кате ситуацию. “Инцидент” был улажен. Но я осталась без краг. Впрочем, если бы бомба взорвалась у меня в руках, они бы мне больше не понадобились…»
Как правило, в вылетах участвовало два экипажа – эту тактику девушки разработали сами. Первый вызывал на себя огонь, а другой, приглушив мотор, подходил с другой стороны и поражал цель. Тогда огневые средства переключались на него, и первый экипаж спокойно наносил свой удар по цели. Отработанные в боях навыки и буквально снайперская точность бомбометания позволили в дальнейшем успешно выполнять задания так называемой «Эльтигенской операции» во время боев в Крыму. Тогда, осенью 43-го, в посёлке Эльтиген на берегу Керченского пролива противником был блокирован морской десант. На окружающих посёлок высотах фашисты расположили свои батареи и крупнокалиберные пулемёты, вдоль берега дежурили их торпедные катера. Оказать помощь окружённым бойцам можно было только с воздуха. Полина была в числе тех, кто на протяжении месяца сбрасывал окруженным советским бойцам висящие на бомбодержателях мешки с оружием, продовольствием и коробками с патронами. Десанту с их помощью удалось прорваться из окружения и соединиться с войсками, захватившими плацдарм в районе Керчи.
После Крыма было небо Белоруссии, Польши, а затем и Германии, где 5 мая 1945 года в Берлине состоялся последний боевой вылет Полины Гельман. После войны полк был расформирован, и Полина Гельман продолжила обучение, восстановившись на четвертом курсе истфака. А летом 1946 года узнала о присвоении ей звания Героя Советского Союза. В 1951 году Гельман окончила и Военный институт иностранных языков, выучила испанский и вышла замуж за своего однокурсника. Фамилию мужа – Колосов – впрочем, не взяла. «Очень гордая женщина, – рассказывала о Полине Гельман ее дочь Галя. – Говорила, мои родители были Гельман, и я останусь Гельман».
Пятый пункт все-таки не преминул аукнуться при трудоустройстве – для кадровиков золотая Звезда Героя была второстепенна по сравнению с национальностью. Однако вскоре высокое звание все же помогло выжить – Гельман избежала участи руководителей Еврейского антифашистского комитета, членом которого она была избрана еще во время войны. Только после смерти Сталина Гельман удалось устроиться по профессии в центральную комсомольскую школу, затем два года она проработала в качестве переводчика на Кубе.
Вернувшись в Союз, она работала в Институте общественных наук – преподавала политэкономию, читала лекции на испанском языке для слушателей, прибывших из Латинской Америки и Испании. В 1970 году Гельман защитила диссертацию, получив учёную степень кандидата экономических наук. В 1973 году она стала доцентом кафедры политэкономии. В этой должности она работала до ухода на пенсию в 1990 году. После – как член Российского комитета ветеранов войны – отвечала за работу с ветеранами Израиля. Полина Гельман ушла из жизни 29 ноября 2005 года. Похороненная с воинскими почестями в Москве, посмертно она была признана и человеком года в Израиле.
