В ноябре 2015 года исполнилось 40 лет со дня смерти разведчика Акивы Файнштейна. Об этой дате напомнил недавно на страницах газеты “Маарив” известный израильский историк доктор Ури Мильштейн
Петр ЛЮКИМСОН
Судьбу Файнштейна можно было бы, наверное, назвать удивительной, если бы в Израиле не было тысяч других людей с не менее удивительными судьбами, сделавшими не меньше, чем он, для того чтобы еврейское государство могло возникнуть и продолжить свое существование в истории. Но люди этого поколения заслуживают того, чтобы о них хотя бы время от времени вспоминали — и из благодарности, и для того чтобы будущим поколениям было на кого равняться. И потому мы решили пересказать очерк доктора Ури Мильштейна на страницах нашей газеты.
БАСТАРД
Родился Акива Файнштейн в 1922 году, что называется, по ошибке. Его отец, Моше Файнштейн, считался в те годы первым ловеласом еврейской Галилеи. К началу ХХ века Рош-Пина, одним из основателей которой был его дед, превратилась в большой и уютный поселок, и Файнштейны были в нем одной из самых зажиточных семей, владевших почти пятью гектарами земли. Похожий на жеманных героев немых кинофильмов, одетый по последней парижской моде Мотька Файнштейн был непременным участником всех молодежных вечеринок в еврейских поселениях от Рош-Пины до Зихрон-Яакова, швырял деньгами налево и направо и, само собой, не пропускал мимо ни одной юбки. Но в 1922 году он доигрался: закрутил роман с 17-летней красавицей Малкой, а та взяла и забеременела.
Когда в дом Файнштейнов явились все девять братьев девушки и молча сели за стол, Мотька все сразу понял.
“Мужики! — сказал он. — Я же не просто так. Я женюсь!”
Вот так и вышло, что Акива Файнштейн появился на свет через несколько месяцев после свадьбы родителей, а еще спустя пару месяцев Моше Файнштейн развелся с молодой женой. Некоторое время он еще помогал Малке и маленькому сыну, но через год женился на Эстер Зархия, девушке из известной семьи. Известной тем, что ее представители за последние три тысячи лет никогда не покидали пределов Земли Израиля. Одним из условий, которое новая супруга поставила Моше Файнштейну, было то, что он никогда в жизни не попытается встретиться ни с Малкой, ни с их сыном, а также не станет каким-либо образом им помогать.
Акива по сути рос сиротой при живом отце. Малка пыталась, как могла, заработать на жизнь, но получалось у нее это плохо, и они, возможно, вообще умерли бы с голоду, если бы старшая сестра Моше, Мирьям Файнштейн, не подбрасывала им время от времени деньги и продукты, хотя у нее самой было десять детей.
Пока мать мыкалась по поденным работам, Акива был предоставлен самому себе и большую часть времени проводил в играх с детьми из соседних арабских деревень. К десяти годам он уже говорил по-арабски не хуже, чем на иврите, да и внешне этот загорелый, чернявый пацан мало чем отличался от своих арабских сверстников, и когда выяснялось, что он еврей, многие жители этих деревень искренне удивлялись. Но сам Акива Файнштейн никогда не забывал, кто он такой, и, как и многие его сверстники, жил мечтой о будущем еврейском государстве. Он был и оставался евреем, и этим все сказано.
НА ДАЛЬНИХ БЕРЕГАХ
В 1937 году, в самый разгар начавшегося арабского восстания, 15-летний Акива прибивается к расположенному в Иорданской долине кибуцу Гиносар, и на смышленого и вдобавок владеющего арабским подростка обращает внимание молодой Игаль Алон, командовавший полевыми ротами “Хаганы” в Нижней Галилее.
Алон взял паренька под личное покровительство и даже познакомил его с командиром ночных эскадронов “Хаганы” Уордом Вингейтом и командиром полевых рот Ицхаком Саде. Неудивительно, что когда Саде создал боевую организацию ПАЛМАХ, 18-летний Акива Файнштейн был одним из первых зачислен в первую роту, которой командовал Алон. Но уже через несколько месяцев Файнштейна перевели в “сирийский отдел”, занимавшийся, с ведома англичан, разведывательной и оперативной деятельностью на территории Ливана и Сирии.
Одной из первых операций, в которой принял участие юный Акива, был захват контроля над мостом в Литании — с тем чтобы предотвратить возможный прорыв нацистов в Палестину с территории Ливана, которым тогда управляло вишистское правительство Франции.
Проходит еще пара месяцев, и Акиву Файнштейна решают послать в Ливан, где с 1939 года активно действовала группа еврейских разведчиков, поставлявшая англичанам информацию о происходящем в Ливане и Сирии. Попутно члены этой группы, возглавляемой Ицхаком Хакером, создавали еврейские молодежные организации — иногда легальные, а иногда подпольные — и переправляли в подмандатную Палестину нелегальных еврейских иммигрантов. Последнее, понятное дело, не нравилось англичанам, но из-за ценности поступавшей из Сирии и Ливана информации они до поры до времени закрывали глаза на эту сторону деятельности еврейских разведчиков.
Так в 1941 году Акива Файнштейн под именем Джамиля Дубани оказывается в ливанском городке Райак. Он снимает там крохотную комнатку в доме христианской семьи и начинает работать в местном железнодорожном депо. Работал он, по его словам, хорошо и уже через несколько месяцев был назначен бригадиром. В результате в его руках оказалось расписание движения поездов и другая ценная информация, которую он и пересылал своему командованию в Палестину. Впоследствии он говорил, что настолько вжился в свой новый образ, что даже сны снились ему на арабском языке.
В 1942 году, после того как фельдмаршал Роммель потерпел поражение при Эль-Аламейне и угроза немецкой оккупации Ближнего Востока миновала, англичане начали сворачивать свою разведсеть в Сирии и Ливане. Но Акива Файнштейн был слишком ценным агентом, чтобы отказываться от него. Теперь под видом чистильщика сапог он появляется то в Бейруте, то в Дамаске, пристраивается на центральных площадях, у военных казарм или излюбленных ресторанов французских офицеров и драит до блеска их сапоги, одновременно заводя непринужденную беседу с клиентом или прислушиваясь к тому, о чем говорят господа офицеры между собой.
В 1944 году британцы окончательно решили отказаться от услуг еврейских разведчиков и велели им возвращаться домой. Однако с точки зрения руководителей еврейского ишува в Палестине игра в Ливане и Сирии только начиналась. Необходимо было переправить в Палестину десятки тысяч живущих в этих странах евреев. Кроме того, по планам Шауля Авигура, возглавлявшего организацию “Алия Бет”, переправлять нелегалов из Турции, Ирака и Ирана через границу с Ливаном или с Сирией было куда предпочтительнее, чем по морю на судах, которые в любой момент могли потопить англичане.
Поэтому в Иерусалиме Акиве Файнштейну вручили поддельный сирийский паспорт на имя Ибрагима Эль-Джабли и велели возвращаться обратно. По новой легенде он был торговцем сырами, что позволяло ему свободно передвигаться по Сирии и Ливану, встречаться с лидерами еврейских общин и еврейской молодежью и готовить их к переправке на историческую родину. Среди прочего Файнштейн создавал в различных городах кружки, где молодые евреи обучались рукопашному бою и владению оружием — эти навыки им потом очень пригодились во время Войны за Независимость. Но самое главное, Файнштейн поставил дело переброски нелегальных еврейских эмигрантов через границу с Сирией и Ливаном едва ли не на промышленную основу. До него нелегалы перебирались через границу небольшими группами в сопровождении арабских проводников, по дороге они часто становились жертвами грабежей, насилия, а подчас и убийства со стороны тех же проводников или их сообщников, заранее извещенных об идущем к границе “еврейском караване”. После появления Файнштейна все изменилось. Акива сумел (не даром, разумеется) договориться с таможенниками, пограничниками и несколькими офицерами сирийской армии, и теперь евреев довозили почти до самой границы с Палестиной на армейских грузовиках. Им оставалось пройти лишь пару сотен метров до назначенного места, где их уже ждали люди Авигура. Тысячи евреев из Ливана, Сирии, Турции, Ирака и Ирана добрались до исторической родины целыми и невредимыми и в достаточно комфортных условиях именно благодаря Акиве Файнштейну.
Но резко увеличившийся поток еврейских нелегальных иммигрантов в Палестину заставил англичан и арабов повысить бдительность. Вскоре на основе информации, переданной англичанами, ливанская полиция арестовала группу таможенников и пограничников, пропускавших в обмен на взятки грузовики с евреями. Теперь ливанской полиции оставалось лишь выйти на того, кто эти взятки давал…
26 мая 1946 года Акива Файнштейн сидел в бейрутском кафе и обсуждал с группой еврейских активистов план отправки в Палестину очередной партии нелегалов. Вдруг он чисто интуитивно почувствовал, что кафе постепенно окружают полицейские в штатском. Велев товарищам потихоньку уходить из кафе, Файнштейн внезапно вскочил со стула и бросился бежать, стремясь отвлечь все внимание полицейских на себя. Ему это удалось — никто из членов еврейского подполья в Бейруте не был схвачен. Кроме самого Акивы.
СИЖУ НА НАРАХ, КАК КОРОЛЬ НА ИМЕНИНАХ…
Позже Акива говорил, что бросился бежать в надежде, что отличное знание всех запутанных переулков Бейрута поможет ему уйти от преследователей. Не помогло.
Чтобы заставить арестованного назвать свое настоящее имя, его подвергли пыткам — лишали сна, положив на живот, били по пяткам вымоченным в воде кнутом, сделанным из бычьего хвоста, да так, что потом он еще долго не мог ходить. Когда он терял сознание от боли, ему давали пару часов на то, чтобы прийти в себя, и все повторялось. Но Акива Файнштейн упорно стоял на своем: он гражданин Сирии, работал в Ливане и помогал евреям за деньги.
В итоге его приговорили к полугоду тюрьмы за подделку сирийского паспорта. Лидеры еврейской общины Бейрута попытались подкупить тюремное начальство и организовать Файнштейну побег, но, увы, из этой затеи ничего не вышло. Спустя полгода, отбыв положенное ему наказание, Акива Файнштейн был передан сирийским властям, и против него тут же было возбуждено новое дело о подделке паспорта.
9 октября 1947 года в табельном журнале разведслужбы “Шай”, которой еще только предстояло стать “Мосадом”, появилась короткая запись “Сегодня Шамай выехал к Рути”.
Словом “Рути” в “Шае” было принято обозначать Ливан, а “Шамай” было кодовым позывным агента Салима Гилеля. Таким образом, эта запись означала, что 9 октября Гилель выехал в Ливан с заданием любой ценой добиться освобождения Файнштейна.
Однако Гилель, прибыв в Бейрут, узнал, что Акива уже несколько месяцев находится под судом в Дамаске, и тут же направился туда. Для еврейской общины Дамаска Акива Файнштейн, понятное дело, был не чужим человеком — там помнили, как много он сделал для сирийских и ливанских евреев. Глава общины Натан Зархия, имевший огромные связи в правительственных кругах Сирии и считавшийся личным другом министра полиции, позаботился о том, чтобы тюремщики хорошо относились к Фанштейну, и каждый день передавал ему в тюрьму кошерную пищу.
Впрочем, как рассказал Гилелю резидент еврейской разведки в Дамаске Эли Зага, в особом покровительстве Акива не нуждался. Очень скоро он стал одним из лидеров заключенных дамасской тюрьмы и пользовался там огромным авторитетом и привилегиями. У него даже был свой денщик. Вместе с тем, по словам Заги, обстоятельства складывались очень плохо: в качестве адвоката Файнштейну придали Мунира Каскаса, одного из лидеров тогда оппозиционной партии БААС. Каскас задался целью превратить процесс Акивы Файнштейна в политический, втерся к нему в доверие и убедил, что добьется полного его оправдания. В результате Файнштейн отказался от предложения еврейской общины сменить адвоката, и чем теперь кончится его процесс, один Бог знает.
Получив разрешение на свидание с Файнштейном, Салим Гилель был поражен не столько тем достоинством, с каким держался Акива, сколько благоговейным отношением к нему тюремщиков и других заключенных. “Было такое впечатление, что передо мной сидит не подсудимый, а один из самых крупных филантропов и благодетелей Сирии или король этой тюрьмы, хотя сирийские власти уже знали, что он еврей”, — вспоминал потом Гилель.
Суд над Акивой Файнштейном состоялся осенью 1947 года. Он был приговорен к трем годам тюремного заключения. Вскоре после этого, 29 ноября, ООН приняла план раздела Палестины, и отношение к евреям во всем арабском мире, включая Сирию, резко ухудшилось. Салим Гилель еще несколько раз встречался с Файнштейном, уговаривая его подать апелляцию, но тот ответил, что с учетом произошедших перемен это не имеет смысла.
— За меня не волнуйся, у меня здесь все в порядке. Будем считать, что я стал жертвой создания государства. Знаешь, одна только эта мысль наполняет мое сердце гордостью. Лишь бы не было других жертв, лишь бы у нас была наша еврейская страна. Главное, чтоб мы добились своего! — сказал он Гилелю во время их последней встречи в тюрьме.
“У меня на глаза в этот момент невольно навернулись слезы. Я понимал, что передо мной стоит самый что ни на есть настоящий и самый обыкновенный национальный герой. Я сунул ему в руку пачку денег со словами, что основную сумму оставил Эли Заге и тот позаботится, чтобы он ни в чем не нуждался. На том мы и расстались”, — рассказывал спустя много лет журналистам Салим Гилель.
ПРОВАЛ
И вплоть до июня 1948 года у Файнштейна все было в порядке. Правда, как-то несколько заключенных из числа исламских фанатиков попытались его убить, но другие узники предупредили Акиву об их планах, и он успел вооружиться железным прутом. В результате один из напавших на него арабов был убит, другой получил серьезное увечье. Внутритюремный суд (самой собой, не без вмешательства Натана Зархии) признал, что заключенный Ибрагим Эль-Джабли действовал в рамках самообороны, и приговорил его к двум неделям карцера.
Но в остальном все было замечательно. Файнштейн продолжал оставаться “королем” тюрьмы, где его регулярно навещали Эли Зага и его сестра Линда. Нетрудно догадаться, что между молодыми людьми вспыхнул роман, и теперь Акива Файнштейн считал оставшиеся ему дни заключения, чтобы как можно скорее добраться с Линдой до Израиля и там встать с ней под хупу.
Вся эта идиллия закончилась в один миг — после того как 10 июня 1948 года сирийская армия захватила поселок Мишмар-а-Ярден. В бою за поселок 15 его жителей пали смертью храбрых (включая Карми Гарбосского, кузена Акивы) и еще десятки, включая тетю Акивы Ривку Гарбосскую, попали в плен. А так как по Галилее уже давно уходили слухи о том, что Акива “работает шпионом в Сирии”, одна из пленниц показала сирийскому офицеру на Ривку и сказала, что у них в тюрьме сидит племянник этой женщины, “главный израильский шпион”.
Разумеется, сирийцам не пришлось долго думать о том, кто может быть этим “главным шпионом”. В тот же день был арестован Эли Зага, пришедший на свидание к Акиве, а его самого доставили в комнату для допросов и подвергли таким пыткам, по сравнению с которыми пытки в бейрутской тюрьме могли бы показаться верхом гуманизма. Начали с простого избиения палками, затем стали обливать водой, прикладывать к телу электроды и пускать ток, потом по одному ломали пальцы в специальных деревянных тисках…
Позже таким же пыткам подвергались в сирийских тюрьмах многие израильские военнопленные, и некоторые от невыносимой боли сходили с ума. Акива Файнштейн сумел не только сохранить рассудок, но и ничего не выдал своим палачам. На вопрос, как он сумел выдержать пытки, сломавшие стольких людей, Файнштейн только улыбался. “Во-первых, — отвечал он, — я всегда считал, что есть ситуации, в которых у тебя нет права цепляться за жизнь, предпочтительнее умереть. Во-вторых, я знал, что следователи хотят не убить, а получить какие-то сведения, и врать им не стоит. Поэтому я говорил им правду, но не всю, а ту, которая им не особенно была нужна. В-третьих, я ведь человек на редкость здоровый, ни разу в жизни не обращался к врачам!”.
Именно благодаря тому, что Акива Файнштейн не сказал всю правду, сирийцы вскоре выпустили из тюрьмы Эли Загу, и в 1949 году он вместе с женой и четырьмя детьми смог уехать в Израиль. Но положение Файнштейна было хуже некуда — сирийцы собирались судить его за шпионаж и явно не собирались выпускать на свободу после трех лет отсидки. Это окончательно вывело из себя израильское руководство, и в 1950 году специально для освобождения Акивы Файнштейна были захвачены в плен два сирийских офицера, после чего Израиль предложил обмен.
В рамках этой сделки Файнштейн в 1950 году снова ступил на родную землю. Еще через несколько месяцев через Кипр репатриировалась вместе с отцом Линда Зага.
Говорят, веселая была свадьба. И дети у Файнштейнов получились красивые. Кстати, с самим Акивой за годы пребывания в тюрьме произошла странная метаморфоза: загар сошел, и он стал типичным ашкеназским евреем — точной копией своего отца Мотьки Файнштейна.
БУДЕМ ЖИТЬ!
Дальше…
Дальше была блестящая карьера в ЦАХАЛе, было разоблачение арабских шпионов в ведомстве военной разведки, назначение комендантом Галилеи (в арабских населенных пунктах в те годы был режим чрезвычайного положения), а затем, после 1967 года, комендантом Голанских высот.
Ури Файнштейн, сын Акивы, вспоминает, что отцу удалось наладить хорошие отношения с лидерами друзской и арабской общин, и медленно, но верно он добивался, чтобы жизнь в Галилее вошла в нормальное русло. Почти ежедневно в доме Файнштейнов гостили арабы, они сами тоже ездили на арабские или друзские свадьбы или другие торжества.
Разумеется, были среди арабов и те, кто Файнштейна за его деятельность ненавидел. Однажды для покушения на него была выслана целая группа террористов, но они перепутали адрес и вместо того, чтобы явиться к дому Акивы в Табуне, явились к дому его отца Моше Файнштейна и выстрелили в окно. Файнштейн-старший открыл ответный огонь и ранил одного из террористов. Кстати, один раз он все же попытался встретиться с сыном. Это было как раз в те дни, когда Акива был комендантом Галилеи.
Акива Файнштейн работал в своем домашнем кабинете, когда туда вошла Линда и сказала:
— Твой отец пришел навестить тебя…
— Скажи ему, чтобы убирался, у меня нет отца! — ответил Акива и снова уткнулся в бумаги.
Каждое рабочее утро он начинал с чтения свежих газет на арабском и прослушивания радио на том же языке из Лондона и Дамаска. Затем начинались бесчисленные рабочие встречи, во время которых он умел разрешить массу проблем и конфликтов. При этом находил время на семью и на чтение множества книг — тоже, в основном, на арабском языке.
В ноябре 1975 года Акива Файнштейн внезапно умер. В момент смерти ему было всего 53 года, а ведь он сам утверждал, что никогда не обращался к врачам. Насчет врачей это была правда. Но не вся. О самой важной части правды он опять умолчал: в последние годы у него день ото дня все сильнее болело сердце…
Линда Файнштейн пережила мужа на 21 год. Несколько раз ей намекали, что она еще достаточно молода и вполне может выйти замуж. “Вы хотите сказать, что на свете есть еще один мужчина, которого можно поставить рядом с моим Акивой?!” — спрашивала она в ответ.
Нет, вы что, в самом деле хотите это сказать?!
“Новости недели”
Фото из семейного архива