В четверг, 4 октября 2018 года, исполнилось 25 лет с момента, как президент России Борис Ельцин совершил государственный переворот в РФ, который вошел в историю под названием "Расстрел Белого дома" или "Октябрьский путч".
События сентября-октября 1993 года фактически в последствии сделали возможным приход ко власти Владимира Путина.
Тогда попытка Ельцина провести конституционную реформу, упразднявшую Съезд народных депутатов и Верховный Совет, привела к акциям протеста, которые перешли в открытый конфликт.
4 октября 1993 года тогдашнее здание парламента – "Белый дом", было расстреляно из танков. Во время многочисленных уличных столкновений по официальным данным погибло 158 человек, еще 423 были ранены.
Издание "Сноб" опубликовало монолог танкиста Кантемировской дивизии, участвовавшего в расстреле "Белого дома". Старший лейтенант 14-го полка Сергей Воробьев рассказал о событиях того времени.
Буквально перед этой всей ***, в августе 1993 года, мы готовили для Ельцина показуху стрельбы. Если обычные учения идут один-два дня, то в этот раз мы готовились целый месяц. То есть все вопросы стрельбы были отработаны, по крайней мере у меня.
И тут — приказ. Что в Москве происходит, мы не знали. Вечером второго числа объявили тревогу. Кто был на службе в тот день — выехали на военных грузовиках и даже на личных автомобилях в Москву. Я с 20 солдатами как раз заступал в караул. Нас сняли с развода и отправили в столицу. В Москве мы разместились в Генштабе сухопутных войск, напротив парка Горького. Была полная неразбериха: разные части, противоречивые приказы.
В ночь на 4 октября собрали оставшихся в части офицеров, которые запоздали по тревоге, часть из них отправили в Москву на танках. Танки искали по всей дивизии — в 12-м полку, 13-м полку, 14-м полку. Машины на хранении стояли, обслуживать было некому — срочников не хватало. Какие смогли завести, те и завели. Ну, дали танки и сказали — езжайте в Москву.
Утром они были на месте — всего шесть машин. В экипажах одни офицеры, я их всех знал — кого-то просто в лицо, с кем-то ближе был знаком. С каждым танком была заминка.
Это были танки Т-80, а у них очень много предохранителей. И если танк стоит в грязи, предохранители, естественно, постоянно горят. У каждого уважающего себя танкиста всегда есть коробка с предохранителями. Но, так как все это было спонтанно, офицеры выехали неподготовленные. Мы бегали по улице, выпрашивали предохранители у стоявших неподалеку таксистов.
Потом я помогал загружать боеприпасы. Снаряды были осколочно-фугасные. Время от времени к нам подходили какие-то непонятные люди в полувоенной форме, с большим количеством охраны, представлялись сотрудниками ФСК (название ФСБ с 1993-го по 1995 годы. — Прим. ред.): «Я такой-то такой-то, в здании засели террористы. Мы сейчас дадим вам целеуказание, надо будет стрелять».
Сказали — стреляйте по второму этажу. Потом — куда стреляете?! Корректировка: по второму этажу сверху! Выстрел — снова корректировка. Кто что корректировал, кто чего указывал? На частоте для переговоров были все — даже те, кто сидел в Белом доме. Не додумались дать отдельные частоты, позывные, назначить ответственных.
На перекуре кто-то начал стрелять поверху. Мы вместе с ОМОНом и полицейскими спрятались, сидим, переговариваемся. Кто-то спрашивает: «Ребят, а мы за кого — за Ельцина или за Белый дом?» Такая неразбериха была, что люди сами не знали за кого.
Спустя много лет я с одним гражданским человеком, который в тот момент находился в Белом доме, водку пил. Он говорит: «Серег, нам говорили одно, вам говорили другое — *** всех». Он меня потом даже свел с Прохановым, который тогда был в этом Белом доме. Мы с Прохановым жали друг другу руки, он: «Нас всех лбами столкнули». Сейчас видели, какой он деятель политический? Деньги зарабатывает, прекрасно себя чувствует.
Танки ушли из Москвы на следующий день — так же, своим ходом: сформировали колонну и прямо с этого моста поехали по Киевскому шоссе в дивизию. Меня с моими солдатами и многих других, пехоту, так сказать, перебросили к зданию ГРУ на Ходынке. Там поставили палатки, сколько-то денег привезли от Ельцина — что-то около трех офицерских зарплат. Просто на руки налом. Ведомость какая-то левая: «Такой?» — «Такой!» — «Получи премию!»
Ну да, водку пили. Много. Думали мы тогда просто: «Какие-то пидорасы хотят нам навредить, поэтому мы, ребята, здесь». Ни у одного офицера, ни у одного солдата не возникло мысли, что, мол, не буду я этого делать. Есть долг, есть присяга — мы должны выполнять приказ. А то, что нас *** , мы не виноваты.
Но я не считаю, что меня предало мое руководство. Начальство — командир роты, командир полка — они такие же исполнители были. Как и министерство обороны. Просто вот такая неразбериха на всех свалилась. Я недавно во Владимире встречался с пацанами, с танкистами. Они рассказывали, как им во время путча дали команду блокировать школу милиции.
Начальство школы выходит: «Ребята, че мы будем с вами мериться? Ставьте свой танк здесь, свой БТР здесь, а мы с вами пойдем водку пить и отдыхать, что мы будем переживать?» Офицеры сами все понимали, и целенаправленно никто ни в кого не стрелял. Не было ненависти. Не было цели кого-то убивать.
Повторяю, я на тот момент вообще не задумывался. Мне начальство дает приказ, что на той стороне сидят люди, которые нам совсем не товарищи: что мне нужно сделать? Подавить огневую точку, чтобы она не подавила нашу первой. Вот единственное, о чем я думал.
Всякое случается в периоды развития страны, надо это пережить. Без жертв не бывает. Если мы добивались демократии — мы добились того, что все могли высказать свое мнение. И дошло до того, что захватили Белый дом.
Сейчас хотя бы можно куда-то позвонить, добиться какой-то справедливости. А можно репортажик написать про мою проблему? Сейчас многие бывшие полицейские и военные работают в службе безопасности метро. Ну, в синих жилетках стоят. Я сам работаю — а куда идти? Так хоть какая-то социальная защищенность есть.
Но нас просто каждый второй посылает на три буквы! Каждый третий обещает: «Я тебя, Вася, переверну, в асфальт головой воткну». Рядом стоит полиция и никто не может ничего сделать. И вот на меня буквально на днях жалобу написали. Он мне быдляцким языком сказал, я его языком ответил, говорю: «Пошел ты на ***».
А он — жалобу, да еще написал, что я пьяный был. И такие случаи каждый день. Мы бесправные просто. Это проблема, конечно.
А в остальном все нормально.
