Смогли бы СССР обзавестись атомной бомбой без помощи шпионов, в какой степени принятая при Рейгане программа "звездных войн" привела к краху Советского Союза, как жили ядерщики-диссиденты в закрытых городах и станет ли мир свободным от ядерного оружия – на эти и другие вопросы отвечает в книге "Армагеддон и паранойя. Ядерная конфронтация" британский историк и дипломат Родрик Брейтвейт.
История создания ядерного оружия и последовавшей за ним ядерной конфронтации, кажется, изучена вдоль и поперек: от заложившей основы освоения человеком термоядерной энергии теории Эйнштейна до "Проекта Манхэттен"; от организованных Берией и описанных Солженицыным "шарашек" до усилий советских шпионов по извлечению американских ядерных секретов; от первых взрывов в Хиросиме и Нагасаки до нынешних испытаний северокорейских ядерных устройств.
Родрик Брейтвейт: Во-первых, я пытался сам для себя разобраться во всех хитросплетениях этой, с одной стороны, как вы говорите, хорошо известной истории, о которой я очень много думал. А во-вторых, мне хотелось более подробно осветить эту историю с российской, советской стороны.
Но, главное, меня волновал парадокс: как, почему достойные, честные, патриотически настроенные люди в разных странах мира – в Москве, Вашингтоне, Лондоне – упорно и настойчиво работали над созданием оружейных систем, способных мгновенно уничтожить миллионы людей. Мне это казалось странным, нелогичным. Как такое могло произойти? И что это означает для нас сегодня?
Отчасти стремление обратиться к этой теме было вызвано и личными переживаниями. Мне было 13 лет, когда первые атомные бомбы были сброшены на Хиросиму и Нагасаки, и я помню это. Помню, как я читал сообщения в Times, помню, как жадно поглощал все газетные репортажи и анализы произошедшего в последующие дни.
Да, вы правы, история эта хорошо известна, но многие детали ее неизвестны совсем. Многие вытекающие из истории ядерного противостояния аспекты и проблемы либо неизвестны, либо поняты и истолкованы неверно. Многие подробности кажутся слишком сложными и непонятными неспециалистам, хотя на самом деле ничего сверхсложного в них нет, и потому я постарался найти простой и понятный язык изложения. Все равно получилась большая объемная книга, но и тема большая и объемная.
Мне язык книги совсем не показался чересчур сложным, хотя, действительно, немало внимания и места в ней уделено сугубо научным физическим аспектам ядерных исследований первой половины ХХ века. Удивило меня другое. Вполне естественно, наверное, что уже на раннем этапе ученые-физики понимали тотально разрушительную силу атома. Вы приводите сделанное британским физиком Фредериком Содди еще в 1904 году предсказание: "человек, сумеющий овладеть энергией, таящейся в ядре радия и других тяжелых металлов, получит в руки оружие, с помощью которого при желании он сможет уничтожить всю планету".
Но, как вы пишите, о силе атома говорили не только ученые, но и писатели – в частности Анатоль Франс и Герберт Уэллс. Что было известно широкой публике об атомной энергии и ее разрушительной силе до рокового дня 6 августа 1945 года?
Действительно, благодаря таким писателям как Франс и Уэллс, были, кстати, и другие, в том числе и в России – можно вспомнить Алексея Толстого с его фантастическими романами – страх постепенно распространялся. Страх войны в воздухе, страх бомбового дождя, который может обрушиться на мирных жителей – все это было уже и до Первой мировой войны. В какой-то степени во время Первой мировой войны эти опасения сбылись. И потому представление о том, что ударом с воздуха легко может быть разрушен целый город, крепко укоренилось в общественном сознании еще до начала Второй мировой войны.
Кроме того, существовала идея супероружия, и Уэллс, в числе знакомых которого было немало ученых, об этом знал. Да, Содди, о высказывании которого вы вспомнили, и многие другие понимали силу, запертую в атоме. Вопрос состоял в том, как эту силу отпереть. Именно это и произошло в 20-30-е годы – ключ к этому замку был найден.
В межвоенные годы, в те самые 20-30-е годы, о которых вы говорили, работы по расщеплению ядерного ядра велись в нескольких странах – Британии, Германии, СССР. Америка же – по крайней мере такое ощущение у меня сложилось из вашей книги – подключилась к этому процессу позже других. Чем, на ваш взгляд, можно объяснить это опоздание и почему несмотря на него американцы все же оказались победителями в ядерной гонке?
Наиболее существенного научного прогресса в этой области добились в те годы Британия, Германия, Франция и из-за Нильса Бора Дания. Ни в Америке, ни в России в самом начале ХХ века не было продвинутой физической школы. Обе эти страны начали догонять примерно в одно и то же время. Обе они стали отправлять своих ученых в передовые европейские университеты- [Петр] Капица был одним из них, [Роберт] Оппенгеймер еще одним. Это были блестящие ученые, они очень быстро освоились в новой для себя теме, вернулись домой (в случае с Капицей не совсем добровольно: Сталин после одного из приездов ученого в СССР запретил ему выезд из страны) и стали создателями в своих странах школ ядерной физики.
К 1938-39 годам, когда впервые удалось добиться расщепления атома урана, большая часть специалистов в этих странах, в том числе и в СССР, уже понимали принципы создания ядерного оружия. Тут-то как раз американцы и вырвались вперед, опасаясь, что немцы могут их опередить. Европа уже была охвачена войной, и у США для разработки нового оружия были ресурсы, несопоставимые с теми, которыми обладали их конкуренты в других странах.
Первая ядерная бомбардировка японских городов Хиросима и Нагасаки – хотя многие утверждают, что военной необходимости в ней не было – была все же финальным аккордом Второй мировой войны. Вы, тем не менее, пишите в своей книге: "никогда не было особых сомнений в том, что первая атомная бомба упадет именно на город". Означает ли это, по вашему мнению, что, если бы война закончилась на месяц-другой раньше, до того, как работа над бомбой была завершена, то США нашли бы иной более или менее оправданный в собственных глазах повод применить атомное оружие, скажем в Корейской войне?
Не думаю, но это уже сослагательное наклонение истории. На деле же бомба готовилась как оружие против Гитлера, как залог победы в войне с нацистами. Но Германию удалось победить как раз до завершения работы над бомбой, в то время, как война с Японией еще продолжалась. И в Америке разгорелись споры: следует ли применить бомбу, чтобы завершить войну? Если да, то следует ли сбросить ее на город или же просто использовать ее как демонстрацию нового мощного оружия: вот, мол, что у нас есть, и что мы можем с вами сделать, если вы не сдадитесь.
Споры эти велись внутри американского политического истеблишмента, и, в конце концов, был сделан вывод: и с точки зрения военной, и с точки зрения политической бомбу нужно сбросить на город. Один из аргументов, не лишенный логики, хотя и довольно жестокий, состоял в том, что мы должны, мол, наконец, оправдать огромные деньги, затраченные на разработку и производство бомбы.
Помогло ли это завершению войны – другой вопрос. Немало аргументов говорит о том, что Япония и без того уже была близка к поражению, которое произошло бы возможно несколькими месяцами позже.
Есть тут еще и вопрос о советском вмешательстве в войну с Японией. Сталин еще на Ялтинской конференции в январе 1945 года обещал Рузвельту, что СССР вступит в войну против Японии через три месяца после завершения войны в Европе.
Так и произошло. Несмотря на то, что по окончании войны с Германией Советский Союз был практически разрушен – в победу были вложены гигантские человеческие, экономические, организационные ресурсы – в течение трех месяцев на Дальнем Востоке была собрана огромная, численностью почти миллион человек армия, которая вошла в Маньчжурию и начала успешно воевать против японцев. За десять дней 670 тысяч солдат оказались в плену у русских. Американцы поняли, что им нужно спешить, чтобы обеспечить себе лавры победы над Японией.
В этот момент японский император Хирохито обратился с двумя призывами завершить войну: к народу и к армии. Причины для окончания войны в них были приведены разные: в призыве к народу речь шла об атомной бомбардировке, в призыве к армии – о советском вторжении.
Вернемся к тому, что происходило в СССР. До какой степени советская ядерная физика пострадала во время Большого террора?
В Советском Союзе работало много выдающихся ученых ядерщиков: Ландау, Йоффе, Капица, Тамм, позднее Курчатов, многие из них были удостоены Нобелевской премии. Однако в 1934-35 годах Сталин решил, что лежащие в основе ядерной физики теория относительности и квантовая теория противоречат материалистическому марксистскому видению мира, и ученых стали репрессировать.
Уже после выхода книги в свет я узнал о судьбе блестящего молодого ученого по имени Матвей Бронштейн. Он был одним из пионеров квантовой теории, арестован в 1937 году, несмотря на просьбы Ландау, Чуковского (он был женат на дочери Корнея Чуковского Лидии), Маршака, в 1938 году был приговорен к расстрелу и в тот же день расстрелян. Ему был 31 год.
Вскоре, однако, Сталин понял, что если он хочет иметь ядерное оружие, то отстрел ученых следует прекратить.
Известен разговор между Берией и Курчатовым, когда всесильный нарком спросил ученого: "Насколько важна эта ваша теория относительности?" На что Курчатов ему ответил: "Без нее атомной бомбы не сделать".
До какой степени верно бытующее мнение о том, что СССР смог обзавестись атомной бомбой если не исключительно, то главным образом благодаря деятельности работавших в США советских шпионов, таких как казненные американцами в 1953 году супруги Джулиус и Этель Розенберги?
Совершенно неверно. С началом гласности в советском обществе разгорелась дискуссия между физиками и разведчиками: и та, и другая группа пытались присвоить себе приоритет в создании советской атомной бомбы. В это же время один из руководителей советского ядерного проекта академик Юлий Харитон опубликовал статью, в которой вспоминал, как в 40-е годы им с Курчатовым принесли для ознакомления собранные советской разведкой материалы. Он признает, что материалы эти были чрезвычайно полезны, помогли советским ученым избежать целого ряда ошибок и указали некоторые более простые решения.
Однако, как я уже говорил, в СССР была своя сильная школа ядерной физики, и к концу 30-х годов советские ученые вплотную подошли к решению проблемы расщепления атома.
Да, деятельность шпионов помогла, но помощь эта не была определяющей. Русские решили бы поставленную перед ними задачу так или иначе. Когда в конце 40-х американцы прекратили свои разработки, и данные разведки перестали поступать, это никоим образом не повлияло на работу советских ученых.
Первое испытание советской атомной бомбы произошло в 1949 году, спустя всего четыре года после американцев – разрыв был совсем небольшой.
Мне показался удивительным, даже в какой-то степени невероятным тот факт (вы описываете его в книге), что уже в начале 50-х годов, еще при жизни Сталина, советские ученые-ядерщики, работавшие в условиях строжайшей дисциплины и под угрозой репрессий, начали, тем не менее, высказывать сомнения в моральной состоятельности, этичности работы над столь разрушительным оружием. Не могли ли бы вы рассказать об этом поподробнее, и не в этих ли сомнениях кроются корни будущего диссидентства отца советской водородной бомбы Андрея Сахарова?
Сталин и Берия понимали – а при всей зловещей чудовищности в уме им отказать нельзя – что творческой продуктивности от ученых можно ожидать, только если создать им хоть сколько-нибудь сносные условия жизни и работы. Ученые были помещены в закрытые города типа Арзамас-16.
Но внутри, за ограждением из колючей проволоки, существовал своеобразный оазис свободы слова, где речь шла не только о науке, и откуда – вы правы – выросло и диссидентство Сахарова, и пусть не такое радикальное и открытое, но, тем не менее, инакомыслие других советских ученых.
Надо сказать, что даже в официальном советском дискурсе можно было встретить проявления этих сомнений. Вспоминаются в этой связи два советских фильма: один, широко известный, даже классический "Девять дней одного года", снятый в оттепельные хрущевские времена. Он именно об этом – о морали, этичности того, чем занимались эти ученые.
В конце картины умирающему от большой дозы радиоактивного излучения физику его отец говорит: "Может, зря все это открыли? Смотри, до чего это тебя довело? Кому это нужно?" На что сын [актер Алексей Баталов] ему отвечает: "Мысль остановить нельзя". А на прямой вопрос: "Ты бомбу делал?" говорит: "Делал. А если б мы ее не сделали, не было бы у нас с тобой этого разговора, батя. И половины человечества тоже".
И второй фильм – собственно о Курчатове, "Выбор цели". В конце фильма Курчатов, уже тяжело больной, беседует с молодым ученым. Фильм художественный, но этим ученым вполне мог быть и Сахаров, который ставит под вопрос моральность того, чем они с Курчатовым занимаются. Курчатов на это отвечает: "Со временем люди могут осудить, даже проклясть меня за то, что я сделал. Но мне нужно было делать свой выбор, выбор цели. И главным для меня было дать моей стране оружие, которым она сможет защищаться".
А эмигрировавший из страны советский ученый – имени его я, к сожалению, не помню – в опубликованных уже после распада СССР мемуарах о тех ученых, которые работали над бомбой, говорит, что они "продали душу дьяволу".
Сомнения были, и были они не только у ученых-физиков, но и у политиков и даже у военных.
К рубежу 40-50-х годов обе крупнейшие мировые державы обладали оружием, способным уничтожить не только непосредственного противника, но и всю планету. Все это прекрасно осознавали. Почему, как вы думаете, потребовалось еще десятилетие-полтора тотального отчаянного страха, кульминацией которого стал кубинский кризис, прежде чем СССР и США смогли осознать и сформулировать доктрину "Взаимного гарантированного уничтожения" с ее остроумной английской аббревиатурой MAD (безумный) и начать хоть какие бы то ни было переговоры о снижении ядерной угрозы?
Политики осознавали угрозу – ее осознавали и Кеннеди, и Хрущев. Но только кубинский кризис обнажил ее во всей остроте и заставил их начать говорить друг с другом и действовать – первым таким действием стал подписанный в 1963 году Договор о прекращении ядерных испытаний в атмосфере, за ним последовали договоры о сокращении ядерных вооружений.
Но страх не уходил. В 1983 году был еще один острейший кризис [26 сентября 1983 года советская система предупреждения о ракетном нападении выдала ложный сигнал о запуске американской ракеты "Минитмен" с территории США. Мир находился на пороге глобальной ядерной войны, и только самообладание и выдержка советского офицера Станислава Петрова спасли ситуацию]. Рейган вспоминал потом в своих мемуарах, что он внезапно осознал, что русские смертельно боятся американцев. "Почему? – задавался он вопросом. – Ведь мы совершенно не собираемся на них нападать". И вскоре после этого он вышел на контакт с очередным советским генсеком – по счастью, в Кремле тогда уже был Михаил Горбачев. Ну, а остальное, как говорится, – уже история.
Уровня "гарантированного уничтожения" соперники в холодной войне достигли очень рано, практически в самом начале ядерной эры. Тем не менее, на протяжении десятилетий они продолжали и продолжают кажущееся теперь абсолютно бессмысленным наращивание ядерных арсеналов.
Моя книга называется "Армагеддон и паранойя". Паранойя была и остается с обеих сторон. Каждая из сторон опасается, что противник опередит ее технологически и сможет шантажировать или навязывать свою политику.
Во-вторых, и в СССР, и в США в наращивании вооружений было немало заинтересованных сторон. В обеих странах были свои военно-промышленные комплексы, которые, при всем антагонизме политических и экономических систем, существуют по сходным законам. Военные всегда хотят больше новейшего оружия, что понятно. Конструкторы вооружений с увлечением работают над разработкой новых систем. Ну и, наконец, военные заводы – они получают прибыль, а в советской системе их руководители получали премии. Вся эта огромная, разветвленная система подталкивала наращивание вооружений. Да, это было нерационально, но человек зачастую, если не всегда, нерационален.
Вы вспомнили подписанный в 1963 году Договор о прекращении ядерных испытаний в атмосфере. С тех пор минуло более полувека, в течение которых мы были свидетелями бесчисленного количества договоров о нераспространении ядерного оружия и ограничения его арсеналов. Тем не менее, количество оружия только растет, как растет и число стран, им обладающих. Этот процесс неостановим?
Президент Кеннеди еще в начале 60-х сказал, что в 70-е в мире будет около сорока ядерных держав. На сегодняшний день, в 2018 году, их девять. То есть, ситуация далеко не столь плоха, как она могла бы быть. Логика, по которой страны стремятся завладеть ядерным оружием, не изменилась. Все ядерные державы продолжают разрабатывать новое оружие. Мы обвиняем в этом Путина, но то же самое делает Трамп, британцы, французы, все. Причина этому – та самая паранойя, о которой мы уже говорили. Каждый считает, что он не может позволить сопернику опередить его в военной оснащенности. Той же логикой руководствуется и Ким Чен Ын, и иранцы.
В какой степени, по вашему мнению, провозглашенная Рейганом программа "звездных войн" привела, как многие склонны полагать, к краху Советского Союза?
Это очень сложный вопрос. Известно, что советские специалисты по космосу и военные заверяли Горбачева, что рейгановская программа – блеф, и что тревожиться по ее поводу не стоит, что всегда можно будет запустить такое количество ракет, с которым Стратегическая оборонная инициатива [официальное название программы, известной как "Звездные войны"] не сможет справиться.
С другой стороны тогдашний начальник советского Генштаба маршал Огарков признавался, что СССР значительно отстает от Америки технологически, и более того, он сказал кажущуюся сегодня совершенно невероятной вещь: преодолеть это отставание мы не сможем до тех пор, пока не изменится наша система.
Причин краха СССР было множество, и говорить об этом можно бесконечно. Но я не думаю, что рейгановские "звездные войны" были главной причиной. Произошло это по внутренним причинам, и произошло бы рано или поздно и без "звездных войн".
В годы развала СССР вы были послом Британии в Москве. Сейчас, более чем четверть века спустя, приходится слышать немало теорий и свидетельств тому, что Запад в целом и президент Джордж Буш-старший смертельно боялись развала СССР – именно потому, что это ядерная держава.
Конечно, боялись! Я хорошо помню, как [тогдашний министр иностранных дел СССР Эдуард] Шеварднадзе говорил: "Вы что, хотите Югославию с ядерным оружием?!". Возможность распада огромной империи и обретения ее национальными осколками ядерного оружия была по-настоящему пугающей.
Мы, находящиеся в Москве дипломаты, понимали, что Советский Союз находится на грани краха задолго до того, как это осознание пришло нашим правительствам. К концу 1991 года это стало очевидно, но Маргарет Тэтчер не хотела развала Варшавского договора, она панически боялась нарушить стабильность. Большая часть людей не хочет перемен из-за страха неизвестности.
Буш тогда [1 августа 1991 года, за несколько месяцев до проведения на Украине референдума и провозглашения независимости Украины от Советского Союза ] произнес в Киеве свою знаменитую речь, которая вошла в историю под шутливым названием "Речь "котлета по-киевски". Он призывал украинцев бороться не столько за независимость, сколько за расширение свободы. Украинцы ему это никогда не простили.
Одна из глав вашей книги названа "Стратегия маленького острова". Даже в названии ее сквозит снисходительное, если не сказать пренебрежительное отношение к ядерным амбициям Британии. И в самом деле, сохранение и поддержка, не говоря уже о дальнейшем развитии и наращивании ядерного арсенала Великобритании обходятся стране в немалые средства и являются предметом острейших дебатов в обществе. То же самое можно сказать и о Франции – обе страны кажутся надежно защищенными ядерным зонтиком США и НАТО. Какова ваша позиция по этому вопросу?
Одна из причин, по которой Британия с начала 50-х годов и по сегодняшний день разрабатывает и поддерживает свою независимую ядерную программу состоит именно в недостаточной уверенности в защите со стороны США. То же самое относится и к Франции – де Голль высказывался в этом смысле вполне откровенно, и, в отличие от нас, публично.
Британское ядерное оружие не является в полной мере автономным, оно во многом зависит от американских технологий. Но в краткосрочной перспективе мы обладаем возможностью принятия самостоятельных решений – если мы сегодня захотим нажать кнопку, мы можем это сделать без консультаций с Америкой.
Как технически, так и политически?
Технически да, политически, я полагаю, это будет очень-очень трудно. Но в принципе это возможно.
Интересно, что во время недавних дебатов о "Трайденте" [программа развертывания и эксплуатации британских сил ядерного сдерживания] противостояния ей в парламенте почти не было. Лидер оппозиционных лейбористов Джереми Корбин, известный своими антивоенными выступлениями в молодости, вынужден был оправдываться и отбиваться от обвинений в непатриотизме. То есть, "Трайдент" стал символом британского патриотизма, хотя, как мне кажется, это не столько патриотизм, сколько проявление мачизма и избытка тестостерона.
Мы с вами много говорили о паранойе, это понятие даже вынесено в заголовок вашей книги. Наверное, пиком этой паранойи был разгар холодной войны в 50-е годы. С тех пор количество и разрушительная сила ядерного оружия многократно выросли, число обладающих им стран заметно выросло, и среди них есть даже Северная Корея во главе с не очень уравновешенным Ким Чен Ыном. Тем не менее, уровень сегодняшнего страха и паранойи несопоставим со страхом и паранойей 50-х. Почему?
Да, это действительно так. Сегодня все говорят о новой холодной войне, что, как мне представляется, абсолютный нонсенс. В старой холодной войне временной лаг для принятия решения об ответном ударе составлял 15 минут. Та ситуация была предельно опасной, и сейчас, по счастью, она выглядит совершенно иначе.
Как же она выглядит сейчас?
Ее ни в коем случае нельзя назвать комфортной. Россия и Америка по-прежнему обладают достаточным количеством ядерного оружия, чтобы уничтожить планету, Китай все время наращивает свой ядерный арсенал.
Приведу вам пример. Ведущие ядерные державы пришли к выводу, что для сдерживания агрессивных намерений потенциального противника они должны обладать возможностью в ответном ударе нанести ему "неприемлемый ущерб" (unacceptable damage). Россия и США исходят из того, что "неприемлемый ущерб" составляет две трети населения страны-противника.
Возможности есть, но уровень конфронтации все же совершенно иной. Я не верю, что Россия и США – как бы ни ухудшались их отношения – могут достичь уровня противостояния холодной войны. И хотя паранойя никуда не ушла, она все же иного качества. И это хорошая новость.
Как вы лично думаете: будет ли ядерное оружие когда бы то ни было еще раз применено?
Я считаю такую возможность маловероятной. Случайность исключить нельзя, но намеренный акт мне кажется маловероятным.
Но в то же время я не верю, что правительства мировых держав в какой-то момент договорятся и полностью откажутся от ядерного оружия. Так что риск – по меньшей мере, случайности – всегда будет оставаться с нами.
86-летний сэр Родрик Брейтвейт – профессиональный дипломат. Он представлял интересы своей страны в Индонезии, Польше, но главная его дипломатическая работа связана с Россией. В 1988 году Брейтвейт был назначен послом Великобритании в СССР. Он провел в Москве четыре года, а уезжал уже из столицы другого государства – Российской Федерации.
Затем в течение нескольких лет он был советником по внешней политике премьер-министра Джона Мейджора и возглавлял Объединенный разведывательный комитет Великобритании.
Исторические исследования, созданные сэром Родриком после ухода в отставку, выдают его подлинный интерес: Россия, ее прошлое и настоящее.
Он один из самых информированных специалистов в отношениях между Россией и Западом.
На счету Родрика Брейтвейта несколько книг: "Россия в Европе" (1999), "За Москвой-рекой. Перевернувшийся мир" (2002, русский перевод 2004), "Прорыв к свободе. О перестройке двадцать лет спустя" (2005), "Москва 1941: Город и его жители на войне" (2006) и, наверное, самая известная – "Афганцы. Русские на войне" (2013).
Александр Кан
