Разочаровавшись в школьных уроках литературы, пионеры стали читать дома Ленина и поразились, насколько Сталин переврал его идеи. И решили бороться за подлинную революцию. Вскоре всю компанию раскрыли. Самые свирепые палачи смеялись над «делом пионеров», но закончилось все ужасно: троих расстреляли, остальных отправили в лагеря.
Сфабрикованные дела в СССР были делом обыденным. Но суд над «террористами» из числа только что вышедших из пионеров юнцов поражал своей безжалостностью даже в те времена. На скамье подсудимых оказались 16 совсем маленьких мальчиков и девочек, 14 из которых были евреями. В ночь с 13 на 14 февраля 1952 года в Верховном суде СССР им был зачитан приговор. Обвиняемые в силу возраста не понимали в нем и половины. Но за плечами у них уже был год, проведенный в советских тюрьмах. Надежды на справедливый приговор не было ни у кого.
«Евгений Гуревич, Борис Слуцкий, Владилен Фурман приговариваются к высшей мере наказания – расстрелу, – монотонно читал судья. – Ирэна Аргинская, Ида Винникова, Феликс Воин, Григорий Мазур, Владимир Мельников, Екатерина Панфилова, Сусанна Печуро, Алла Рейф, Майя Улановская и Инна Эльгиссер приговариваются к 25 годам заключения. Тамара Рабинович, Галина Смирнова, Нина Уфлянд – к 10 годам лишения свободы с последующей ссылкой и поражением в правах на пять лет».
Все перечисленные ребята были членами подпольной организации «Союз за дело революции», история которой начиналась в Московском городском доме пионеров в 1949 году. Именно там, записавшись в кружок любителей литературы, восьмиклассница Сусанна Печуро подружилась с Борисом Слуцким и Владиком Фурманом. Для увлеченных книгами школьников литературный кружок стал вторым домом, где они проводили все свое свободное время – обсуждали стихи и рассказы, делились впечатлениями от прочитанного. Единственное, что было ребятам не по душе – политика руководителя кружка, которая единолично выбирала произведения для обсуждения. Все же, что было ей неизвестно, требовало предварительного прочтения и утверждения. Впрочем, эта цензура не мешала упомянутой троице собираться после занятий и обсуждать то, что не позволялось обсуждать в стенах класса.
До определенного времени конфликтов с педагогом на этой почве удавалось избегать. Поворотным стало начало 1950 года. Одна из участниц кружка зачитала довольно милое стихотворение про школьный вечер. Суть его сводилась к размышлениям выпускницы о будущей жизни, страхе перед неизвестным и грусти о беззаботном школьном времени. Педагог счел его антисоветским – ведь не может же советский человек пребывать в грусти и нерешительности! Тем более в вопросе будущего, которое, как известно, абсолютно точно светлое, да и строит его коллектив и страна, а не индивид. На сторону обвиняемой тогда встал Борис Слуцкий. После недолгого спора с руководителем кружка он заявил о своем уходе. На занятия он больше не ходил, но с ребятами отношения не разрывал. Вскоре именно у него дома ребята создали альтернативный кружок, свободный от цензуры.
У Бориса была большая библиотека, принадлежавшая отцу. Книги из нее ребята выбирали наугад, по принципу считалочки. В какой-то момент выбор пал на одно из первых изданий собрания сочинений Ленина. Начав читать, ребята заметили, что более поздние издания сильно отредактированы. Движимые интересом найти как можно больше отличий, они стали штудировать Ленина вдоль и поперек. А чуть позже – и сравнивать его мысли с мыслями Сталина. Постепенно разговоры все меньше касались литературы, все больше – окружающей жизни и политики.
Наконец в какой-то из дней Борис встал и заявил о своих планах «бороться за осуществление идеалов революции, против существующего режима, против перерождения диктатуры пролетариата в бонапартистскую диктатуру Сталина». Затем, как вспоминала Сусанна Печуро: «В конце августа 1950-го я гостила у своей бабушки по отцу, где вместе со мной жила моя двоюродная сестра Нина Уфлянд, почти на год меня моложе. Именно здесь, на терраске старого деревянного дома, состоялся самый важный разговор с Борисом и Владиком, определивший всю мою дальнейшую жизнь. Юноши пришли, чтобы рассказать мне, что они решили создать подпольную организацию для борьбы со сталинским режимом и предлагают мне быть с ними. Они не скрывали от меня, какие опасности нас ждут, что, вероятно, эта деятельность будет стоить нам жизни. Решение принять их предложение стоило мне громадных душевных мук. Я понимала, что, соглашаясь, я отрекаюсь от всей своей предшествующей жизни».
Так этой троицей в августе 1950-го и был создан «Союз борьбы за дело революции». Плана, как осуществлять эту борьбу, конечно же, не было. Начитавшись книг о революционерах, подпольщики придумали себе псевдонимы, а документы печатали исключительно на гектографе. Вскоре появились и новые члены. Причина того, что большинство из них были евреями, довольна проста. Борис пробовал поступать в то время в институт, во многих из которых для него как еврея места не нашлось. Среди таких же отверженных им заводились определенные разговоры, тут же находились единомышленники, они, в свою очередь, приводили своих друзей.
Одним из таких единомышленников стал Евгений Гуревич. Приобретенный в рамках следствия террористический окрас организации был связан отчасти с ним. Через месяц после вступления в организацию между Гуревичем и Слуцким возник спор, возможно ли в исключительных случаях прибегать к тактике индивидуального террора. Женя считал, что можно, Слуцкий, а вслед за ним Фурман и Печуро считали, что нет. Консенсус достигнут не был – Гуревич вместе с некоторыми из пришедших с ним членов «Союза» заявили о своем выходе из организации.
Сам же «Союз» просуществовал полгода, последние месяцы из которых уже проходили под надзором компетентных органов. Споры, от кого пошла утечка, идут до сих пор. Ребята чувствовали слежку. Как вспоминала Печуро: «Наружная слежка была почти открытой. В комнате Бориса под видом проверки электропроводки было поставлено подслушивающее устройство. Когда мы это заподозрили, то придумали очень простой и остроумный способ помешать прослушиванию наших разговоров. Мы закрепили лист плотной бумаги вблизи комнатного вентилятора. При включении лопасти, задевая бумагу, производили шум. Сидя рядом, мы прекрасно слышали друг друга, но в двух метрах из-за шума уже ничего нельзя было разобрать. Мы понимали, что арест приближается».
Всех участников арестовали в январе 1951 года, поместив в одиночные камеры Лефортово. Допросы велись «по всем правилам» – без скидок на возраст. Ну а ребята, особенно троица основателей, старались снять вину с друзей и брали все на себя. Но о террористическом характере их группы многие все же услышали лишь на суде. Весь упор обвинения делался на создание «еврейской националистической, изменнической, террористической организации, участники которой ставили своей целью свержение существующего в СССР строя путём вооруженного восстания и совершения террористических актов над руководителями Советского правительства и КПСС».
Абсурдность ситуации была понятна даже министру МГБ Абакумову, по указанию которого, к слову, был разгромлен Еврейский антифашистский комитет и убит Соломон Михоэлс. Абакумов лично допросил каждого участника «Союза» и не разглядел в итоге в их деятельности никакой террористической угрозы. Вынесенный им вердикт был таков: «Пороть и драть за волосы, чтоб неповадно было». Конечно, тюремное наказание «для воспитания» было неизбежным, но о его чрезмерной суровости в тот момент даже не было речи. А затем все изменилось. В МГБ развернулась чистка кадров, и Абакумова обвинили «в сознательном укрывательстве террористических замыслов националистов и вражеской агентуры». В обвинительном письме, отправленном Сталину, Абакумов уличался в том, что «намеренно свернул расследование дела антисоветской молодёжной организации троцкистского типа, известной как Союз борьбы за дело революции (СДР), которую Абакумов пытался представить как безобидную игру детей в политику».
Абакумов был арестован в июне 1951-го. Но даже в заключении Абакумов отрицал террористические намерения участников СДР, указывая в допросах: «Слуцкий, Гуревич и остальные члены группы СДР являлись учащимися девятого-десятого классов или же студентами-первокурсниками, им было по 15–17 лет, они, в основном, дети репрессированных, способные только на болтовню. Однажды кто-то сказал, что хорошо бы убить Маленкова, раз он такой антисемит, вот и всё. Серьёзных намерений у них не было и не могло быть».
Суд посчитал иначе – каждому из «детей» вменялось сразу по несколько пунктов 58-й статьи, кому-то больше, кому-то – меньше. Приговор о высшей мере наказания – расстреле – был приведен в исполнение 26 марта 1952 года. Прошений о помиловании никто из расстрельного списка не подавал. Остальных отправили умирать в лагеря. В конце апреля 1956 года Военная коллегия пересмотрела дело всей группы. Находившимся в заключении снизили сроки до пяти лет, освободив по амнистии. Троим уже давно расстрелянным ребятам изменили приговор на 10 лет лагерей.
В 1989 году все члены «Союза борьбы за дело революции» были полностью реабилитированы. Сусанна Печуро, вспоминая этот момент, рассказывала: «Открывается дверь, входит военный. “Здравствуйте, – говорит. – Я майор такой-то. Принес вам постановление прокуратуры о реабилитации. Вы должны ее прочитать, расписаться – и я ее заберу обратно. Так велено”. Ну, велено так велено. Прочитала, расписалась… Только, говорю, неправильно здесь. Здесь написано, что никакой антисоветской организации не существовало. А она была».
Фотографии Сусанны Печуро – из семейного архива.
1
