Советская власть это ад, потому что она почти весь двадцатый век тратила, тратила и тратила Россию и русский народ как ресурс, который дешево стоит, который никогда не закончится, и которого было не жалко.
Каждое движение истории, каждый шаг экономики, политики, образования или технического прогресса оплачивался Советской властью по таким ценам и достигался такими средствами, что конечный результат был уже трагическим издевательством.
Советская власть делала так:
Чтобы прорыть канал, надо зарыть сто тысяч человек.
Чтобы построить заводы, надо зарыть несколько миллионов.
Чтобы пустить электричество, надо затопить целые регионы.
Чтобы дать минимальное образование народу, надо ограбить всех — вообще всех, выгрести все, до последней ложки-сережки — у кого было образование до того.
Чтобы поймать шпионов, надо пересажать несколько городов случайных людей.
Чтобы помочь каким-то там прогрессивным разбойникам, надо не продавать в русской провинции мяса и одежды.
Чтобы открыть поликлиники, проложить трубы, сделать прививки или выпустить новые танки и пушки — надо закрыть выезд из страны для поколений, запретить частную собственность и частное хозяйство вплоть до уровня самой мелкой лавки, отменить половину собственной истории и десятилетиями сортировать людей как коров на мясокомбинате.
А потом выяснилось, что ад был не нужен.
Что в двадцатом веке даже не то что богатая Америка или благополучная Франция, не воображаемо-продленная Российская империя или тем более условная Русская республика, а провинциальная Турция, Корея, Мексика, Аргентина, Чили, Испания или Португалия смогли открыть школы и поликлиники, пустить электричество и построить заводы без Эвереста из трупов и второго Эвереста из запрещений и конфискаций.
Оказывается, людей можно было беречь.
Можно было совместить современность, технический прогресс и массовое городское общество — с собственностью, с едой и вещами, со старой культурой, религией и хотя бы относительной ценностью жизни.
Можно было не отправлять страну в ад.
Так, пожить некоторое время в чистилище, с каким-нибудь диетическим диктатором-генералом.
Но России и русскому народу такой судьбы не досталось.
А досталась другая.
Самая, может быть, страшная на Земле.
Но совчина ушла.
Ушла не в том смысле, что нет больше памятников, разговоров и флагов — это неприятные, и все-таки мелочи, — а просто в двадцать первом веке русский человек получил свою отдельную, личную, а не только казенную жизнь.
И самое главное.
Совчина ушла, но России осталось так мало.
От того удивительного, огромного, сложного мира, который погиб сто лет назад, сохранились какие-то хрупкие островки.
Здесь нельзя больше тратить.
Здесь можно только беречь.
Дмитрий Ольшанский
