Чем дальше шагает идеология по стране, тем слабее институт политического лидерства. Сначала лидер становится зависим от идеологических установок, а потом фактор личности растворяется, и для системы станет не важно, кто стоит наверху
В России нет государственной идеологии, это гарантировано 13-й статьей Конституции РФ. Но политическая практика расходится с официальными формулировками: последние два года привнесли новый тренд в российскую политику – идеологизацию государственной власти. Когда в стране появляется пусть и неофициальная идеология, она тут же становится растворителем политического лидерства. Путин безальтернативен? Уже нет: консервативная волна растит достойную смену обезличенных продолжателей «правого дела».
Сначала лидер создает идеологию, потом идеология создает лидеров. Момент, когда происходит «смена власти», незаметен. Но он неизбежно настает: однажды лидер, который держал в своих руках все рычаги, которому смотрели в рот и повторяли любые фразы, начинает ощущать идеологические рамки. Сначала они мягкие и подвижные. И как будто очень комфортные. Ведь он же сам и очерчивал эти линии. А дальше как с наручниками: чем активнее вырываешься, тем сильнее сжимает.
Год назад, до Украины, Путин мог позволить себе согласиться с термином «настоящий либерал» применительно к себе. Сегодня это было бы уже странно и смело, завтра – опасно. Либералы – пятная колонна, предатели, трусливая продажная интеллигенция. Разве можно с ними себя ассоциировать? Идеология рождается как побочный эффект эпохи, но очень скоро может стать политическим мейнстримом, уже вовсе не нуждающимся в лидере и его ручном управлении. Понимает ли Путин, что консервативная волна, поднятая в 2012 году, рано или поздно поглотит своих родителей? Ведь эволюция режима создает иллюзию полной подконтрольности.
Три слагаемых идеологии
За последние 10 лет российский режим институционально почти не изменился, зато принципиально изменился содержательно. С институциональной точки зрения отличий между 2005 и 2015 годами совсем немного. Как и в 2005 году, мы имеем 4 парламентские партии, внесистемную оппозицию (либеральную, левую и националистическую), зависимый от Кремля парламент, атрофированные механизмы общественного контроля и зачищенное гражданское общество. Но с сущностной позиции это совершенно два разных режима, ключевое различие между которыми – наличие в современной России квазигосударственной идеологии.
Неофициальная государственная идеология в России имеет свое содержание и своих субъектов-носителей, субъектов-исполнителей, а также механизмы функционирования, вполне официальные.
В том, что касается содержания, нынешняя российская идеология формируется по нескольким направлениям. Первое – это создание «идеального прошлого», которое служило бы основой и оправданием для современной политической линии. Реабилитация Сталина, атака на писателя Даниила Гранина за фотографии ромовых баб для партийного начальства в блокадном Ленинграде, удушение «Дождя» за опрос про блокаду. У власти появилась потребность в «идеальной» исторической модели, которая служила бы образцом «единения власти и народа», героического преодоления нечеловеческих трудностей. Острые углы обходятся, неприятные темы опускаются. Рисуется картина, которая все дальше уходит от реальности и продается как слепок «правильных» ценностей.
Второе – это ценности. Традиционные ценности и консерватизм в более общем виде, государственный патриотизм (это ключевое отличие от патриотизма как такового, являющегося в целом признаком здоровой нации), российский национализм, идеологическое антизападничество, подкрепленное философской базой русских славянофилов, антилиберализм, а также православие.
Это защитная идеология, которая возникла как реакция на кризис в отношениях России и Запада, но постепенно начала жить своей собственной жизнью. Сейчас неофициальная идеология власти становится уже не функцией от внешней политики, а самостоятельным фактором внутриполитической жизни страны, регулирующим сферы общественного и юридического.
Для окончательного завершения этого процесса не хватает третьего и главного элемента – идеологически подкрепленного видения будущего России, мобилизующего нацию и создающего ценностную систему координат для объяснения вынужденных ограничений. Воевать против кого, нас научили, а вот за что – пока получается плохо. Есть концепт «русского мира», с которым даже власть пытается пока обращаться весьма осторожно, понимая всю его опасность. Однако уже сложились общие для всех системных политических сил идеологические рамки, с которыми согласны и коммунисты, и левые («СР»), и партия власти.
Идеологические институты
С институциональной точки зрения неофициальная идеология тоже очень быстро оформляется. Да, у России нет монопольной политической партии, носителя государственной идеологии. Однако за последние пару лет произошло несколько важных изменений. Первое – формирование идеологического консенсуса системных партий. В 2012 году Кремль зачистил системную оппозицию, прежде всего «Справедливую Россию», откуда были выведены все внесистемные элементы, симпатизирующие протесту. Практически утратила самостоятельность КПРФ, которая в 90-е годы была мощной оппозицией Кремлю.
Второе – приобретение партией власти своей идеологии. Раньше "Единая Россия" никогда не была центром принятия политических решений, она оставалась функцией от власти, а не наоборот. Именно поэтому партия власти была лишена такой привилегии, как собственная идеология, и пыталась четко следовать веяниям, исходящим от Кремля. Достаточно вспомнить все идеологические шатания внутри «Единой России»: то она центристская, затем социал-консервативная, затем национал-консервативная. Были и попытки охватить весь идеологический спектр, создавая внутри партии клубы и «крылья». Это была партия-хамелеон: какого цвета Кремль, такого и она.
В последние два года ситуация начала меняться, и партия стала однозначно консервативной. Запретительная деятельность парламентского большинства превратилась в визитную карточку парламента. Роскошь партии – собственная идеология – стала ей доступна, а активисты стали получать поощрения. «Единая Россия» превратилась в мощного носителя охранительной идеологии, то есть идеологии, направленной на защиту текущей власти от любой конкуренции и посягательств извне (не только со стороны Запада, но и извне управляемой системы внутри страны). Параллельно с ней быстро набирает силу и другой институт – ОНФ, который, представляется, уже очень скоро сможет позволить себе гораздо больше банальной партии власти: снимать и назначать губернаторов и министров.
Сформировалась и система «свой – чужой». «Своим» разрешена антикоррупционная риторика, «чужим» – нет (это инструмент разрушения государства), «своим» позволены митинги и марши, «чужим» – нет. И дело вовсе не в форме политического участия, а в природе участника. Активность любых неконтролируемых элементов воспринимается как угроза и ограничивается или запрещается, а для этого нужно обоснование. Закон не умеет определять разницу между патриотом и врагом. Тут без идеологии не обойтись.
До 2012 года консерватизм был формой политического существования активного пропутинского меньшинства, ставшего мейнстримом в 2012 году как реакция на угрозу со стороны либералов (а угроза хребтом чувствовалась в период правления Медведева, позволявшего себе иногда и критику в адрес Путина). Шоком стали протесты конца 2011 года. Мощным допингом – возвращение Крыма.
В России нет официальной государственной идеологии, но есть реальность, когда увольняют профессоров за непатриотическую позицию, арестовывают за контакты с иностранцами, преследуют за неправильную трактовку исторических событий, снимают директора театра за богохульство и закрывают художественную постановку классики, приходят с обысками за политнекорректный твит или запись в блоге. Появился институт морального осуждения, который приравнивается по силе к закону и подменяет юридическое регулирование общественных и экономических отношений. Этот институт базируется на страхе перед властью, а государственное принуждение с помощью законов заменяется добровольным подчинением, что делает лояльность практически неограниченной.
Вместе и вместо
Теперь возникает лишь один вопрос: где грань между политической идеологией власти и государственной официальной идеологией? Вторая должна быть юридически оформлена, как пресловутая 6-я статья Конституции СССР. Это кажется невероятным (так же, как в начале нулевых казалось невероятным снятие оперы за богохульство или арест за звонок в иностранное посольство), но Россия идет к этому.
И тут мы подходим к главному выводу. Чем дальше шагает идеология по стране, тем слабее институт политического лидерства. Извечный спор, кто появился первым, курица или яйцо, можно перефразировать на политологический лад: что первично – идеология или лидер. Идеология рождает своих лидеров, а те, в свою очередь, расставляют в идеологической политике свои акценты. Но этот процесс взаимосвязанный и главное – исключающий автономию лидера от идеологии.
Владимир Путин как ключевой фактор стабильности режима постепенно утрачивает контроль над процессом, который начал жить своей жизнью. Инициатива снизу расцвела, а масштабы ее проявления в области контроля, пресечения, недопущения и предотвращения нарастают в геометрической прогрессии. Путин, представим, вполне мог бы вмешаться в ситуацию с арестом Давыдовой или попыткой Роскомнадзора надавить на русскую службу BBC. Но он не может вмешиваться в сотни мелких преследований и перегибов на местах. Это цунами, набирающее силу, однажды станет сильнее лидера, когда-то заложившего этот охранительный тренд.
Становление государственной идеологии незаметно ограничивает область возможного для политического лидера, задает ему рамки для риторики, которые раньше он мог свободно определять сам. Идеология становится самостоятельным, неуправляемым, стихийным фактором легитимации власти, неподвластным Путину. Линейное развитие этого тренда может привести к тому, что фактор личности окончательно растворится, и для системы станет не важно, кто стоит наверху. Условный «Путин» станет функцией, исполнитель которой будет заменимым и уязвимым. Так Путин собственными руками создает самую главную угрозу своему политическому будущему и будущему страны.
Татьяна Становая – руководитель аналитического департамента Центра политических технологий
62 элементов 7,316 сек.