Недавно в журнале ”Совершенно секретно” были опубликованы отрывки из дневника народного артиста СССР Михаила Ивановича Жарова, а передача “Большие родители”, которую несколько лет ведет журналист Константин Смирнов, сын известного писателя Сергея Смирнова, позволила зрителям и слушателям познакомиться с воспоминаниями актрисы Малого Академического театра Анны Михайловны Жаровой. Она дочь Михаила Жарова и Майи Гельштейн. Эти источники и воспоминания друзей Михаила Жарова дали возможность немного приподнять покров над личной жизнью поистине народного артиста бывшего Советского Союза, о которой он кроме дневника ни с кем предпочитал не делиться.
В семье известных советских врачей Элиазара Марковича Гельштейна и Гинды Хаимовны Быховской росли две девочки Виктория и Майя, которых все считали близнецами. Но о том, что это не так они узнали только в возрасте 22 лет. Но это никак не изменило их отношения друг к другу. На самом деле родной дочерью была Виктория, а Майя дочерью брата Гинды Хаимовны. Родители Майи были зверски убиты при проведении коллективизации. Разъяренные крестьяне убили отца и мать Майи, но не тронули малютку. И она, как близнец родной дочери росла в семье Гельштейнов. В 1948 году обе девочки окончили школу. Виктория пошла по стопам родителей и поступила в медицинский институт, а Майя в художественное училище. Как вспоминают ее знакомые, Майя Гельштейн была очень красивой девушкой. Летом 1949 года она отдыхала вместе с родителями в одном из подмосковных санаториев. И однажды на прогулке лицом к лицу встретилась с Михаилом Жаровым. Жаров, как утверждают некоторые его друзья, в это время находился в подавленном состоянии. От него ушла Людмила Целиковская. Кстати сказать, ни Жаров, ни Целиковская никогда при жизни не говорили и ни с кем и не обсуждали причины, заставившие их расстаться.. Это подчеркивается и в недавно изданной книге о Людмиле Целиковской, которая вышла в свет в серии ЖЗЛ. Огорченный и растроенный Михаил Жаров идет по узкой санаторной дорожке и видит перед собой небольшого роста идеально сложенную девушку. Его поразили в самое сердце ее огромные серые глаза. Взаимная любовь вспыхнула с первого взгляда. По воспоминаниям сестры Виктории, которая нынче живет в США, однажды осенним вечером 1949 года раздался звонок в дверь. Она открывает дверь и не поверила своим глазам — перед ней стоял сам Михаил Жаров. Нет надобности говорить какой популярностью пользовался этот артист. Назвав ее по домашнему имени Вита он попросил провести его к Элиазару Марковичу. Жаров прошел в кабинет будущего тестя, дверь прочно закрылась и Виктория, сгорая от любопытства, желала узнать, что же происходит там. Уже потом отец рассказал ей, что Жаров, войдя в кабинет, встал на колени и попросил у Элиазара Марковича руки его дочери Майи. Уверял, что они любят друг друга и он не мыслит никакой жизни без нее. Гельштей был так удивлен, что не смог сказать ничего вразумительного.
Ведь он был примерно одного возраста с Жаровым ( Как впоследствии выяснилось, Михаил Жаров был всего лишь на год младше Элиазара Гельштейна). Мать и отец Гельштейны растерялись до такой степени, что не смогли тогда сказать ничего определенного. Затем состоялся разговор с Майей. Она также заявила, что любит Жарова и не мыслит дальнейшей жизни без него. Все разговоры о такой большой разнице в возрасте, что она у Жарова будет четвертой женой ни к чему не привели. Гельштейны поняли, будет ли их согласие или нет, Майя все равно уйдет к Жарову. Состоялась скромная свадьба, Майя переехала к Жарову. Но вскоре отношения Гельштейнов со своим первым зятем от неприятия перешли в любовь и взаимное уважение. Как показали дальнейшие события они не ошиблись в этом не только талантливом артисте, но и глубоко порядочном человеке. Особенно сблизились они, когда родилась их первая внучка-старшая дочь Михаила и Майи Жаровых.
А в это время в СССР началась ожесточенная борьба с безродными космополитами. Под этим эфмеизмом, впоследствии замененным словом сионисты, подразумевались евреи. Недаром в то время родился афоризм:
“Чтоб не прослыть антисемитом, зови жида космополитом”.
Началось с врачей. Зав. кафедрой Московского медицинского института профессору Гельштейну, известному ученому и педагогу, а в годы Великой Отечественной войны главному терапевту Ленинградского фронта, предложили очистить свою кафедру от евреев. Он скромно заявил, что в этом случае надо начать с него. И начали. Придирки и инсинуаци следовали одна за другой и в конце 1952 году под сильным давлением Элиазар Гельштейн был вынужден написать заявление об уходе. В феврале 1953 года Гольштейна и его жену арестовали. Вот тогда то и проявилось истинное лицо Михаила Жарова. Виктория перепуганная арестом родителей поехала к Жаровым и Михаил Иванович сразу же сказал ей, что их дверь для нее всегда открыта. Он предложил пожить некоторое время у них, помогал Виктории советами, поддерживал ее морально, так как в материальной помощи она не нуждалась. Незадолго до ареста ее мать Гинда Хаимовна, как бы предчувствуя неизбежное, перевела на ее счет приличную сумму денег. Майя в эти тяжелые времена была беременна второй дочерью. Беременность протекала тяжело. Жарова это очень беспокоило.
Через несколько дней после ареста родителей его жены, Жарову срочно предложили собрать партбюро. Он был тогда секретарем парторганизации Малого театра. На бюро была сообщена информация об аресте Гельштейнов. Все ждали, что скажет Жаров. Он молчал. Тогда сказали, что при создавшихся обстоятельствах он не может быть секретарем. Жаров опять промолчал. Представитель райкома партии тщетно ждал, что артист начнет каяться, как это частенько бывало, что де просмотрел, потерял бдительность и т.п. Жаров молчал. Члены партбюро единогласно проголосовали за предложение вывести Жарова из партбюро и освободить его от обязанностей секретаря. Жаров молча покинул комнату заседания. Об этом стало широко известно в театре. Как большинство российских театров и Малый был по меткому выражению неизвестного автора террариумом единомышленников. Многие коллеги Михаила Ивановича перестали с ним здороваться, новых ролей ему не давали. Дома его частенько стал посещать один из коллег, клялся в вечной дружбе и все пытался выведать, как Жаров относится к событиям. Но хозяин дома сворачивал разговор на другие темы. Домашним же Михаил Иванович объяснил, что этот лезущий в друзья никто иной, как секретный агент КГБ. Хулиганы изводили Жарова ругательными звонками.
Как вспоминает сестра Майи — Виктория, третьего апреля 1953 года Михаил Иванович позвонил ей и сказал, что у Майи начались схватки. Виктория помчаласьк ним и вместе с Жаровым они отвезли сестру в родильный дом. Как известно, в СССР присуствие мужа при родах категорически было запрещено. Не помогли и гигантская популярность Михаила Жарова. Ему с Викторией пришлось вернуться
домой и Михаил Иванович, каждые 15 минут звонил в родильный дом. Наконец он вбежал в комнату с радостным известием, что Майя благополучно разрешилась от бремени девочкой. На радостях распили бутылку шампанского и уговорили Михаила Ивановича идти поспать. Вскоре снова зазвонил телефон. Трубку сняла домработница Жаровых и радостно закричала на весь дом — Михаил Иванович, возьмите телефон. Сонный Жаров взял трубку, бормоча что он сейчас выдаст этим хулиганам. Но услышав голос Гельштейнов бросил Виктории— жди гостей— и кинулся одеваться. Раздался звонок, Виктория открыла дверь и увидела своих изнеможденных родителей. Радости не было конца.
Наутро Жаров позвонил одному из своих близких приятелей и попросил его пойти вместе с ним в театр сразу же. Тот возразил, что зачем в такую рань. Жаров ответил, что увидит. Там они вдвоем стали у лифта и Михаил Иванович попросил приятеля разговаривать с ним на любые темы. Утром радио передало, что так называемое дело врачей лопнуло, все они признаны невиновными и освобождены. К лифту подходили один за другим многие из коллег Жарова, которые еще вчера делали вид, что не знакомы с ним. Они протягивали ему руку пытаясь поздравить, но Михаил Иванович, продолжая разговор с приятелем, упорно не замечал протянутых рук и не отвечал на приветствия. Это было большим чем публичная пощечина. Лишь для немногих, которые не отвернулись от него в тяжелые минуты, Жаров делал исключение радостно здоровался и с удовольствием принимал их поздравления.
Закончилось тяжелое для Гельштейнов и Жаровых время. Мало сказать, что они дружили домами. Даже на отдыхе они были вместе. Их дачи в пригороде Москвы Валентиновке находились рядом. Сестра Майи Виктория вышла замуж за своего однокурсника Ефима Килинского. Гельштейнам еще посчастливилось увидеть их сына и своего внука Владимира. Частенько их навещали Жаровы, приводя с собой прелестных Анютку и Лизочку, плоды их любви. Все праздники, дни рождения они проводили вместе. Два месяца в застенках Лубянки окончательно подорвали здоровье Элиазара Гельштейна и в 1955 он скончался. Через 10 лет умерла Гинда Хаимовна.. Михаилу Ивановичу выпала тяжелая обязанность хоронить родителей своей любимой жены. Похоронены они на Ваганьковском кладбище недалеко от могилы Есенина. Шло время , подрастали дети. Подошло и семидесятипятилетие Михаила Жарова, которое с необычайным торжеством отмечали в Малом театре, том самом театре которому Михаил Жаров отдал большую половину своей жизни. Открыла торжества министр культуры Екатерина Фурцева. Вскоре ему было присвоено звание Героя Социалистического труда, несмотря на упорное сопротивление руководства Малого театра. Михаил Жаров продолжал играть, сниматься в кино. А в фильме “Анискин и Фантомас”, был не только исполнителем главной роли, но и одним из постановщиков.
В начале семидесятых семья Килинских, не видя перспектив дальнейшей жизни в СССР решили эмигрировать в Америку. Виктория не стала скрывать это от своей сестры, но Майя попросила не говорить пока ничего Михаилу Ивановичу. Он плохо себя чувствовал и она не хотела волновать его. Но через некоторое время после их отъезда Михаил Иванович спросил у Майи, что-то давненько не видел Килинских и Майе пришлось рассказать правду. Вначале он расстроился, а затем сказал, что они правильно сделали.
Старшая дочь Жаровых Анна пошла по пути своего отца. Она окончила театральный институт и была принята в Малый театр. В передаче Константина Смирнова, о которой речь шла выше она с гордостью и радостью вспоминала, что свои первые шаги на театральном поприще ей пришлось делать еще в то время, когда в театре играл ее отец. Еще при жизни Михаила Ивановича она снялась в двух фильмах: “Анискин и Фантомас” и “Чудо с косичками”. У младшей дочери Жаровых Елизаветы более сильными оказались гены матери и она стала художницей.
В начале восьмидесятых Михаил Иванович стал частенько болеть и 15 декабря 1981 года скончался. А через пять лет вдове Михаила Жарова Майе одной из первых разрешили навестить свою сестру в Бостоне. Встреча сестер после разлуки оказалась и радостной, и печальной. Еще из писем они знали, что после смерти Михаила Ивановича Майя утратила всякий интерес к жизни. Как вспоминает Виктория, вместо прежней искрометной, веселой Майи перед ними предстала старая, располневшая, совершенно седая женщина. Только ее глаза остались такими же прекрасными, как в юности. Прошло еще пять лет и Килинские узнают, что Майя тяжело заболела. У нее обнаружили рак кишечника. Килинские сразу же помчались в Москву. Был уже 1991 год, разваливался Советский Союз и бывшим гражданам разрешали уже посещать страну. Майю они застали в тяжелом состоянии. Она уже не вставала с постели, говорить могла очень тихо и медленно и больше всего о скорой встрече с Михаилом Ивановичем. Она умерла, пережив своего любимого мужа на десять лет. Похоронена рядом с ним на Новодевичьем кладбище.
