Были у нас 90-е — лихие. Тогда приватизация была неправильная, постыдная, антинародная и предательская. Теперь — совсем другое дело.
Внушительная победа
Теперь «крупнейшая приватизационная сделка в нефтегазовом комплексе» — продажа иностранным компаниям еще 19,5 процентов акций «Роснефти» — предмет всенародной гордости. Это, якобы, «прорыв санкционной блокады». Да плюс чуть ли не спасение бюджета.
Правда, когда эта приватизация была запланирована?
Правильно — еще в 2010 году. То есть, задолго до всякой санкционной блокады и проблем с бюджетом.
Да, любопытно: если бы не было ни санкций, ни проблем с бюджетом, то чем тогда «патриоты» на службе у олигархата обосновывали бы жизненную необходимость этого очередного (повторю, давно запланированного) отказа власти страны от части курицы, несшей стране золотые яйца?
Блистательная внешняя политика
Считается, что внутренняя политика у нас хромает, но зато внешняя — полный восторг. Что ж, с учетом фактического участия страны в военных действиях, стараюсь критиковать в этой части власти редко и минимально, не толкать под руку. Но бывают особые ситуации.
Более полувека назад была такая война — корейская. Шла она на территории Кореи, но фактически противостояли там, с одной стороны, США, с другой стороны — СССР и Китай. Так можно ли было себе представить, чтобы США тогда взяли бы да и продали часть какой-нибудь своей стратегической компании СССР или Китаю?
Скажете, абсурд — так не бывает?
Применительно к уважающим себя государствам, действительно, не бывает.
Но сравните: в Сирии идет война. Совершенно официально на стороне законной и легитимной власти выступает Россия. А на сторонах, противостоящих: на одних (вроде как, «умеренные» душегубы) — практически весь Запад, на других (ИГИЛ* и т. п.), пусть и неформально (так и мы в корейской войне были неформально), тем не менее, вроде как, монархии Персидского залива, чуть ли не во главе с Катаром.
Более того, именно с Катаром у нас исторически «особые отношения». Можно ли привести в пример еще хотя бы одну страну, которая позволяла бы себе в самой нашей новейшей истории класть нашего посла лицом в асфальт?
И вот: именно этот наш «милый друг» теперь удостоился высокой части стать акционером, вроде как, самой нашей стратегической компании.
Воистину, выдающаяся победа…
Кто кого перекупил?
«Патриоты» на службе, конечно, мигом нашли объяснение: мол, это мы так чуть ли не перекупили противника. Мол: «финансирование боевиков со стороны Катара уменьшается».
И что еще наше стратегическое надо им отдать, чтобы это финансирование вообще прекратилось? Это — во-первых.
Во-вторых, сдается мне, это тот случай, когда купили не мы его, а, скорее, он нас – как минимум, часть нашего «национального достояния».
В-третьих, а как вообще развивались бы события на сирийском фронте, если бы не этот гениальный ход наших властей? Тогда боевики взяли бы не только Пальмиру, но и снова Алеппо, а то и Дамаск? Так, что ли?
Но, внимание: я не о военных действиях и не о героях, отдающих свои жизни за нашу страну, пусть и за ее рубежами. Я совсем о другом — о внешней политике (той самой, что у нас — сплошной восторг): о продаже части стратегического актива в явно недружественные руки, но подаваемой у нас с помпой как величайшая победа. О той самой внешней политике, в результате которой не только Запад, но даже и маленький Катар (силами финансируемых им боевиков в Сирии — как об этом рассказывали нам наши государственные телеканалы) имеют возможность, уж простите, вытирать о нашу страну ноги.
Какая разница, кто собственник?
И немного, уж простите, ликбеза — для понимания сути наших нынешних великих побед на приватизационном фронте.
Вопрос: а есть ли разница, кому принадлежат наши добывающие компании: нам или иностранцам?
Разница очевидна — это ответит каждый (хотя подразумевать будут разное). Менее очевидно самое существенное: разница зависит от условий, в которых находится страна.
Так, если страна не ограничивала добровольно собственный же суверенитет в части, например, налогового и таможенного регулирования, то, строго говоря, собственника, кто бы это ни был, нетрудно заставить, буквально, по струночке ходить и, в конечном счете, действовать строго в национальных интересах. Вплоть до обязанности инвестировать основную долю прибыли в развитие на нашей же территории. И вплоть до права государства лишить компанию всех лицензий на разработку месторождений при нарушении законных требований, предъявляемых государством. Ценность ведь — не сами «Роснефть» или «Газпром», а так называемые «запасы на балансе» — права на разработку тех или иных месторождений. Передай эти права от «Роснефти», например, снова той же «Байкалфинансгрупп» — и вот уже последняя — величайшая корпорация, а «Роснефть» — пустышка.
Если же страна свой собственный суверенитет в части таможенного регулирования ограничила, например, присоединением к ВТО, то и предъявить необходимые требования к собственнику добывающей компании и, при невыполнении этих требований, лишить добывающую компанию лицензий, а также создать такие условия, при которых собственнику самому выгодно действовать в наших интересах (иного пути у него тогда просто нет), становится значительно сложнее.
Ради чего национальный контроль?
Какие же требования государство вправе предъявить, и какие из этих требований являются для нас жизненно важными, ключевыми? Главное для нас — разворот всего природно-ресурсного комплекса на гарантированный долгосрочный (на десятки лет) заказ своему отечественному машиностроению.
Каким путем это требование может и должно обеспечиваться в стране, не ограничившей свой суверенитет?
Например, путем введения долгосрочно — на десятки лет вперед — запретительных пошлин на ввоз иностранного оборудования для нефте- и газодобычи, переработки и транспортировки. Иначе говоря, созданием мощной долгосрочной протекции для развития своего машиностроения. С одновременными значительными налоговыми и таможенными льготами всем, кто будет создавать на нашей территории заводы для производства этого всего у нас.
Но этот путь закрыт для нас ратификацией в 2012-м году соглашения о присоединении к ВТО.
Есть ли путь иной?
Есть. Точнее, был.
Так, в Норвегии в период подъема своего машиностроения за направление заказов на машиностроительную продукцию именно своим производителям отвечала национальная, не подлежащая приватизации компания.
Казалось бы, этот путь оставался открыт и для нас? Но планы и реализуемая, как мы видим на свежем примере «Роснефти», программа приватизации ключевых нефте- и газодобывающих активов грозит нам перекрыть и эту возможность.
Когда хвост управляет собакой
Глава «Роснефти» доложил главе государства о результатах сделки по продаже пакета акций «Роснефти» — ничто не коробит?
Что ж, тогда попробуем найти подходящую аналогию.
Например: Вы (владелец) продаете машину, и вот машина докладывает Вам о результатах сделки по выбору покупателя, да который еще и недоплачивает Вам ту сумму, которую Вы изначально собирались выручить. Вас такая ситуация не покоробит? Если Ваша машина окажется способна сама себе выбирать покупателя, не заподозрите ли Вы, что она выбирала его, руководствуясь не столько Вашими, сколько своими собственными интересами? Станете ли Вы в такой ситуации доверять переговоры и решение объекту продажи (чьи интересы могут не совпасть с Вашими) или же предпочтете доверить это лицу иному, представляющему, прежде всего, а желательно и исключительно Ваши интересы?
Лихие девяностые и изощренные две тысячи надцатые
При детальном изучении вопроса выясняется, что глава «Роснефти» докладывал главе государства … не в качестве главы «Роснефти». А в качестве главы … «Роснефтегаза», вроде как, уполномоченного правительством управлять госпакетом акций «Роснефти». Если же посмотреть в реестр собственников, то выяснится, что у нашего государства вообще почти нет акций «Роснефти» — остались лишь какие-то примерно 0,01%. А куда же делся госпакет акций «Роснефти»? А он, оказывается, принадлежит «Роснефтегазу» (100% акций которого, в свою очередь, в госсобственности).
Придется снова обратиться к «лихим 90-м» и напомнить одну важную историю, описанную еще в 2003-м году в моей книге «О бочках меда и ложках дегтя». Существует отчет Счетной палаты РФ (непосредственно за моей подписью) по результатам анализа договора о передаче госпакета акций «Газпрома» в доверительное управление. Кому? Самому «Газпрому». Да еще и с выплатой «Газпрому» за «великий труд» управления госпакетом акций «Газпрома» весьма и весьма немалых денег. Понятно ли о чем речь? Это примерно так, как если бы, например, ревизионная комиссия передала бы свои полномочия подконтрольному, да еще и деньги ему за это платила бы — как за великий труд, что он сам себя контролирует. Понятно, что наш отчет содержал настоятельное предложение категорически пресечь подобную практику.
Казалось бы, сама возможность подобного — абсурд?
Разумеется. Но типичный для «лихих 90-х».
Но что изменилось теперь?
Теперь госпакетом акций «Роснефти» даже не управляет, а владеет от имени государства «Роснефтегаз», которым руководит тот же руководитель «Роснефти». Надо понимать: первые полдня — руководит «Роснефтью», вторые полдня — строго и бескомпромиссно контролирует свою собственную работу. От нашего с вами имени.
Не абсурд?
Отчего бюджет так скуден?
Но зачем? Зачем так сложно? Почему госпакетом акций «Роснефти» не управляет напрямую Правительство (как предписано Конституцией) и его подразделение — комитет или фонд по управлению имуществом? Казалось бы, они исключительно для того и создавались в свое время, для того и были нужны?
Ответ очевиден. Если госпакетом акций «Роснефти» руководит правительство (как это и положено по Конституции) или его профильное подразделение, то что происходит с прибылью компании (доли, принадлежащей государству)? Она автоматически идет в бюджет — все 100%. Хотим направить что-то на инвестирование? Пожалуйста, но, во-первых, в рамках публичной процедуры обсуждения бюджета. Во-вторых, исключительно совместно и пропорционально с другими сособственниками. Или с перераспределением долей собственности, с учетом произведенных дополнительных инвестиций.
А если даже не управление, а сам госпакет акций «Роснефти» передан посреднику в лице «Роснефтегаза»? Вот тогда «Роснефтегаз», как субъект хозяйственной деятельности, решает, на что направить прибыль от госпакета акций «Роснефти». Причем, в отличие от «Роснефти», этот «Роснефтегаз» — компания отнюдь не публичная, ее акции принадлежат лишь государству, на рынке не котируются, и потому в наших условиях ее коммерческая деятельность может быть покрыта глубочайшей пеленой «коммерческой тайны». Соответственно, государству в бюджет — лишь то, что уже «Роснефтегаз» покажет как свою прибыль. Или еще проще: можно просто волевым решением передать лишь процентов 50, а то и вовсе 25 от прибыли, приходящейся на госпакет акций «Роснефти». В общем, простор для «творчества»…
Приговор
Так и в чем же разница с «лихими 90-ми»?
Может быть, лишь в том, что теперь нет подлинно независимой Счетной палаты (равно как и вообще самостоятельного парламента) и, соответственно, поставить публично и официально вопрос об очевидном конфликте интересов и недопустимости подобного «управления» от имени государства госсобственностью, равно как и поставить заслон подобной приватизации стратегического актива в руки швейцарско-катарских «друзей», некому.
И как, при столь лукавой и лицемерной системе госуправления (да, похоже, и целеполагания), которая, будучи так организована, в принципе не может работать в интересах страны, мы собираемся конкурировать с окружающим миром?
* «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ) решением Верховного суда РФ от 29 декабря 2014 года было признано террористической организацией, его деятельность на территории России запрещена.
Автор: Юрий Болдырев
Источник: svpressa.ru