Ни одно крупное историческое событие или выдающаяся личность не может обойтись без мифов. Впрочем, если за событием тянется шлейф легенд, то значит, мы имеем дело с чем-то незаурядным. Герои Отечественной войны 1812 года и она сама окружены мифами: кто более плотным кольцом, как у планеты Сатурн, а кто совсем тонким, как озоновый слой Земли…
Начнем с самого незамысловатого мифа об одноглазом Кутузове. Эта расхожая легенда даже попала в культовую советскую кинокомедию: "Детям мороженое, бабе — цветы. И смотри не перепутай, Кутузов!". Так Лелик напутствовал своего напарника Козодоева, у которого была повязка на глазу.
На самом деле Кутузов, получивший ранение во время осады турецкой крепости Очаков в августе 1788 года, долгое время видел обоими глазами, и только спустя 17 лет (во время кампании 1805 года) "приметил, что правый глаз начал закрываться".
Кстати, разновидностью этого мифа является утверждение, будто бы Михаил Илларионович ослеп на один глаз еще раньше — после своего первого ранения, полученного при отражении турецкого десанта под Алуштой в 1744 году. Действительно, тогда премьер-майор Кутузов, командовавший гренадерским батальоном Московского легиона, был тяжело ранен пулей, пробившей левый висок и вышедшей у правого глаза, который "искосило". Тем не менее, зрение будущий герой Отечественной войны сохранил.
Однако крымские экскурсоводы до сих пор пересказывают доверчивым туристом легенды о выбитом глазе Кутузова в Шумском сражении, и более того, всегда показывают место, где это случилось. Все бы ладно, только оно каждый раз почему-то разное — так, один мой знакомый, постоянно отдыхающий в Крыму, насчитал девять подобных мест, разброс между крайними из которых составляет полкилометра. Это сколько же глаз было у Михаила Илларионовича и в скольких местах одновременно он находился во время сражения? Прямо не человек, а гамма-квант какой-то!
Однако вернемся из мифов в реальность. Отсутствие прижизненных портретов полководца без пресловутой повязки может быть объяснено как тем, что Михаил Илларионович продолжал видеть искалеченным глазом и не позировал в ней, поскольку в быту ею не пользовался — то есть художественным реализмом, так и желанием соответствовать устоявшимся канонам живописи — на парадных портретах сия деталь казалась неприемлемой.
Об обстоятельствах ранения скажем ниже, а сейчас приведем свидетельства самого Кутузова о том, что он видел обоими глазами. 4 апреля 1799 года в письме своей супруге Екатерине Ильиничне он пишет: "Я, слава Богу, здоров, только от многого письма болят глаза". 5 марта 1800 года: "Я, слава Богу, здоров, только глазам так много работы, что не знаю, что будет с ними". И в письме дочери от 10 ноября 1812 года: "Глаза мои очень утомлены; не думай, что они у меня болят, нет, они только очень устали от чтения и письма".
Кстати, о ранении: оно было настолько серьезным, что медики всерьез опасались за жизнь своего пациента. Некоторые отечественные историки утверждали, что пуля прошла "из виска в висок позади обоих глаз". Однако в записке хирурга Массо, приложенной к письму Потемкина Екатерине Второй, написано: "Его превосходительство господин генерал-майор Кутузов был ранен мушкетной пулей — от левой щеки до задней части шеи. Часть внутреннего угла челюсти снесена. Соседство существенно важных для жизни с пораженными частями делало состояние сего генерала весьма сомнительным. Оно стало считаться вне опасности лишь на 7-й день и продолжает улучшаться".
В современной биографии полководца Лидия Ивченко пишет: "Спустя много лет специалисты Военно-медицинской академии и Военно-медицинского музея, сравнив сведения о ранениях прославленного полководца, поставили окончательный диагноз: "двукратное касательное открытое непроникающее черепно-мозговое ранение без нарушения целостности твердой мозговой оболочки, коммоционно-контузионный синдром; повышенное внутричерепное давление". В те времена не только Кутузов, но и лечившие его по мере своих сил медики подобных слов не знали. Сведений о том, что они оперировали Кутузова, не сохранилось.
Судя по всему, его лечили способом, описанным хирургом Е.О. Мухиным: "Ко всей окружности раны прикладывается "смольный пластырь". Ежедневное обмывание раны дочиста обыкновенной прохладной водой. Присыпание раневой поверхности тертой канифолью, и поверх повязки беспрерывное лежание снега или льда. Специалисты утверждают: если бы пуля отклонилась хотя бы на миллиметр, то Кутузов был бы либо мертв, либо слабоумен, либо слеп. Но ничего подобного не произошло".
Еще один более серьезный миф касается значения Бородинского сражения. Только заведомый подлец или круглый дурак отрицает огромное значение этой битвы, которая во французской историографии более известна как La bataille de la Moskova(битва при Москве-реке), нежели как bataille de Borodino. Для русских Бородинская битва — это прежде всего великая нравственная победа, о чем писал в своей эпопее "Война и мир" Лев Толстой.
В этом смысле Бородино имеет символическое значение, к которому сведены все баталии 1812 года: и тогда, когда русская армия, огрызаясь, отступала, и когда она била врага. Именно в этом, а не в военном смысле Бородино занимает такое значение в великой русской литературе (Лермонтов, Толстой и др.).
Когда враги хотят сломить наш дух, они начинают "развенчивать" Бородинское сражение. Доводы этой братии также сводятся не столько к анализу военного противостояния Наполеона и Кутузова, сколько к уничижению морального значения победы русского оружия. Наполеон признал, что из 50-ти данных им сражений под Бородино его войска проявили наибольшую доблесть и добились наименьшего успеха. Русские, как сказал Бонапарт, стяжали право быть непобедимыми.
Спор настоящих историков, а не идеологических прохвостов и их прихвостней сосредоточился в основном на том, кто одержал победу в Бородинском сражении. Сложность тут заключается скорее не в том, за кем осталось поле сражения, а в том, что генеральное сражение Отечественной войны 1812 года, или Русского похода Наполеона, не решило окончательно их судьбы. И французский император и Голенищев-Кутузов доложили, что одержали победу.
Однако Бонапарт не сумел разгромить русскую армию, к чему он стремился с самого начала войны (по оценке Клаузевица: "Русские потеряли около 30 тысяч человек, а французы около 20 тысяч") и заставить царя Александра I подписать мир, а Михаил Илларионович не смог защитить Москву, которая была целью его противника.
Однако в стратегическом смысле расчет Кутузова на то, что Первопрестольная станет могилой для французов, полностью оправдался. Великая армия именно после Бородино потеряла свое преимущество, которым она обладала над обеими русскими армиями с самого начала похода. Как свидетельствует Карл фон Клаузевиц: "Когда главная французская армия вошла в Москву, она насчитывала всего лишь 90 тысяч человек; Наполеон оказался не в состоянии развивать дальше свои операции".
