«ЦЕЛЫЙ ГОД ПРИМЕРЯЮ СМЕРТЬ…» * По мотивам воспоминаний о Марине Цветаевой Лидии Чуковской «Предсмертие»…

Марина! Повеса, повеса…
и стихов, словно – каменных, лёд…
и махнёт рукою профессор,
наблюдая в небе её полёт…

Холодность непонимания.
И эта особая, гордая стать!
И ложились стихи без названия,
как в гробы – в девичью её тетрадь…

Марина! Твою необычность
не дано ни забыть, ни простить…
Не уложится в дней привычность
этих строчек злачёная нить…

Марина! Твою гениальность
им ещё не понять, не принять,
а пока – всё сойдёт за «странность»,
так шептались отец твой и мать…

***
Ни весёлая, ни печальная,
но в себя вместившая грусть,
эта девочка, птичка странная,
что я с ветки спугнуть боюсь!

***
Всё ещё впереди –
боль твоя и страх,
и в холодной груди
не теплится прах…

и ещё рассветы
ей так греют душу,
и ещё не спета,
песнь, где всё – наружу…

И ещё не серые
облака,
и одежды – белые,
и – рука…

И простится ей
этот детский вид,
не течёт ручей,
где душа болит,

где всегда одна –
в снах и наяву
просто приняла
горькую судьбу…

Там, где вечный снег,
где холодный край,
где – по кругу бег,
где лишь снится рай…

Там, в ночной тиши,
меж далёких звёзд
пламенной души
солнечный погост.

***
 –  Там, в седой дали
там, где мой погост,
плачут журавли…
Через сотни вёрст

слышу этот плач,
слышу этот крик,
время – вечный врач,
но всегда – старик…

я явлюсь живой
с синевою губ,
пусть шумит листвой
одинокий дуб,

Пусть толкнёт крылом
одинокий Бог,
и в дверной пролом
пусть нагрянет рок…

я устала петь –
не звенит струна,
где-то бродит смерть,
как и я – одна…

Я всего лишь – гость,
мне пора туда,
где слезами звёзд
плещется вода…

Остужу я в раз
весь сердечный пыл,
а сиянье глаз
вам дарю, живым!

***

Слышу дыханье ветра,
слышу стенанье муз,
одиночеством в километрах
измеряю я страшный груз!

И живу я давно отверженной,
в опустевшем от зла краю,
не разбитою, а поверженной,
я ещё о любви пою!

***
И глаза, печально глядящие
в высь небес,
ваше прошлое, настоящее
было здесь!

Дождь гуляет по серым улицам
словно гость…
рыжий пёс почему-то хмурится,
бросив кость…

Может поздняя, может ранняя
в свете лун,
боль моя – просто песнь случайная
тонких струн!

***

Посреди дорог
неприкаянной
всё брожу,
посреди тревог
так отчаянно
ворожу…
Жизнь, как платье,
до дыр изношена –
просто прах,
непосильною
стала ношею
для бродяг…
Я и дождь
по забытой улице
в ночь бредём,
всё – останется,
всё забудется
светлым днём…

***
–  Целый год  взгляд поникший, бесстрастный –
отраженье душевных мук!
И тихонько, и даже благостно
всё «ищу я глазами крюк»*.

Муж расстрелян и дочь в темнице.
В небе снова плачет луна –
ей, наверно, как мне – не спится,
дум печальных она полна…

«Целый год примеряю смерть»*,
Словно платье или рубаху,
безысходности или страха?
«Доживать – дожевать»* суметь!

И открытая злая враждебность,
как холодной воды струя,
смерть примерю, как неизбежность,
жизнь, как песнь примеряла я.

***

Жизнь истрачена,
разворована
по частям!
Что вы плачете,
чёрны вороны,
кто я вам?
В безысходности,
но до вечности –
только шаг,
Что мне вам нести,
Может –  хлеб в горсти,
Может –   прах?

И Елабуга –
словно каторга,
наказание без вины
И, повисла в небе радуга
и слезами наполнились сны…

Сколько их? Любимых и нежных,
мной потерянных губ и рук?
Я собрала в комок надежды,
но «глаза примеряют крюк».

Целый век – тоски, одиночества…
Предо мною промчался вдруг,
жить хотелось и так же – хочется,
но «глаза примеряют крюк»!

***

Небо. Восходы. Закаты.
И винограда гроздь.
Для жизни так много надо!
Для смерти – один лишь гвоздь.

Ярче не будет радуги.
Мягче хлеба и чище рос,
там, где в небе Елабуги,
это имя звездой зажглось!

* слова, взятые в кавычки – слова самой Марины Цветаевой.

Инна Костяковская,
 из книги « На перекрёстке Судеб»