МАЛЕНЬКИЕ ЕВРЕЙСКИЕ КОМЕДИИ

НЕГРАМ ПОВЕЗЛО БОЛЬШЕ
В разгар борьбы с "космополитизмом" Поль Робсон привез в Москву свой
концерт, в который включил английские, негритянские и еврейские песни.

В соответствующих органах ему сказали, что еврейских песен петь не
стоит, так как евреев у нас мало. – А негров много? – поинтересовался
Робсон.

В ПОИСКАХ КРАСОК
Когда великий еврейский художник Марк Шагал посетил Москву, его
приняла тогдашний министр культуры Екатерина Фурцева. Она спросила
его:
– Марк Захарович, почему вы эмигрировали? Он ответил:
– Я эмигрировал потому, что искал краски. Мне нужны были краски, и я
не смог их найти на родине…
– Странно, – заметила Фурцева, – для советских художников это не проблема.
– Да, – сказал Шагал, – но они обходятся одной красной краской.

КОСМОС И КОСМЕТИКА
Лиза Мейтнер, первая в Германии женщина-физик, смогла получить ученую
степень в начале 20-х годов. Название ее диссертации "Проблемы
космической физики" какому-то журналисту показалось немыслимым, и в газете было напечатано "Проблемы косметической физики".

Рассказывает Юрий Левитан
Я это или нет?
Случилось это в 1952 году, еще при Сталине.
Хоть он и был отъявленный антисемит, но голос
мой по радио ему импонировал. Говорят, еще до
войны, он сказал на Политбюро: "Я думаю, что
все важные сабития должэн гаварить по радио
товарищ Левитан".
Я читал в Отечественную войну все сообщения
Совинформбюро и в "Последнем часе",
перечислял, когда и из скольких орудий будет
салют. Радио начинало говорить в шесть утра.
Когда было важное правительственное
сообщение, мне с вечера звонили в мою
коммунальную квартиру и сообщали, что в
полпятого утра за мной заедет машина. Если
трубку брал мой сосед-алкаш, он кричал мне:
"Борисыч, тебя с радива. Пойдешь ротом деньги
зарабатывать".
И вот, звонят мне с вечера – завтра читать что-то важное. А выступали тогда только в прямом эфире, записей еще не
существовало, да и документ давали в последний момент. А часов в двенадцать – у меня сердечный приступ.
Вызвали "скорую". Врач: "Немедленно в больницу". Я говорю: "Да вы что? Мне
правительственное сообщение в шесть утра читать". Врач: "Какие там шесть утра. Дай вам Бог вообще оклематься".
Я потерял сознание. Очнулся в больнице. В голове страшные мысли: что будет, если я утром
не выйду в эфир. Это же смерть без всякого инфаркта. Проносится такая картина: товарищ Сталин в шесть утра
включает радио и слышит, что читает не еврей Левитан, а кто-то другой. Вызывает Берию:
– Лаврентий, а пачему не Левитан гаварит по радио?
– Он заболел, товарищ Сталин.
– Нам не нужны бальные дикторы. У нас нэт нэзаменимых людей.
– Понял, товарищ Сталин. Примем меры.
И вот я уже на нарах.
Вскоре приехали в больницу первый зам. Председателя Всесоюзного радио и главный редактор "Последних
известий". Стали умолять врачей, чтобы отпустили меня хоть на один час. Те отвечают: "Берите, но мы гарантируем,
что живым вы его не довезете. Он не транспортабелен".
И вот – шесть утра. Позывные Москвы. Естественно, я не сплю. Сердце сжалось еще больней. Что-то cейчас будет. И
вдруг… я слышу свой собственный голос, читающий новое Постановление ЦК. Сомнений нет – это я. Все мое. И
тембр, и интонации, и паузы, и даже вдох мой. Показалось, что я схожу с ума. Или уже сошел. На худой конец –
слуховые галлюцинации.
Что же произошло? Ночью на радио объявили аврал. Начальники знали, что и они тоже будут ходить в виноватых.
По телефону вызвали всех работников. Вопрос один – что делать? И тут кто-то вспомнил, что на одном актерском
сборище щупленький еврей, недавний выпускник ГИТИСа, делал пародии на Бориса Андреева, Петра Алейникова,
Василия Меркурьева и других, в том числе и на меня. Один в один. Но ни имени его, ни где живет – никто не знает.
Есть только описание внешности. Тотчас разбудили директора ГИТИСа. Он уже будил, кого ему надо. Вычислили.
В общем, часа в четыре домой к молодому актеру заявились два чекиста, разбудили – парень, конечно, страшно
перепугался – его в машину и на радио. Дали текст, заперли на ключ в дикторской, чтобы он текст освоил. Минут
через сорок он попросил послушать, как он читает. Повели в студию, и он через микрофон прочитал все
Постановление. Слушавшие минуту молчали, потом зааплодировали. У женщин выступили слезы. Спас всех.
Это был в дальнейшем известный артист эстрады, непревзойденный мастер пародий Геннадий Дудник. Позднее мы
с моим дублером познакомились, и я подарил ему золотую печатку с надписью: "За спасение диктора".

Рассказывает Марк Розовский
Самую популярную фразу Жириновского
первым придумал я
Сейчас очень популярны слова
Жириновского: мама – русская, папа –
юрист. А ведь я задолго до него произнес
подобную фразу.
Во мне три крови. Папа – еврей. Мама – полу-
русская-полугречанка.
Родиться меня угораздило в незабываемом
1937 году. Паспорт я получал в не менее
памятном 1953 году. Папа в это время мотал в
ГУЛАГе 18- летний срок.
Когда встал вопрос, кем меня записывать в
паспорте, мама сказала:
"Только не евреем. Сам видишь, что делается.
Будешь греком". Так и записали. Один мой
товарищ сказал, что я проделал путь из евреев
в греки.
По окончании журфака я поступал на работу
на радио. Начальник отдела кадров полистал
мои документы, посмотрел внимательно на
меня и спросил:
– А почему это вы грек?
– Мать – гречанка, – говорю.
– А отец?
И тут я совершенно непроизвольно говорю: инженер. Об этой фразе знали многие мои
друзья. Жванецкий с моего разрешения вставил эту фразу в миниатюру Райкина
"Автобиография". Райкин так и говорил: "Мама у меня гречанка, папа – инженер". И зал
хохотал. Потом Войнович использовал эти слова в своем романе "2042". Так что Владимир
Вольфович тут плагиатор.
А недоразумения с моим "пятым пунктом" продолжались. Поступаю на Высшие сценарные
курсы. В первый же день вызывает меня к себе директор курсов, бывший кегебешник, ныне
писатель.
– Что это вы написали в своей анкете? Какой вы грек! Думаете, мы не знаем?
Я молча достаю паспорт и показываю. Он чуть со стула не упал.
– Извините, – говорю, – жизнь заставила быть греком.

Рассказывает Александр Ширвиндт