Поэзия – игра без правил:

Поэзия – игра без правил:
Ей чужды сальдо, дебит, кредит.
И только тот в ней след оставил,
Кто не корпит, а будто бредит.

Но гляньте! Чем игра вольготней,
Чем выбор слова беззаботней,
Тем строже результат чудесный
Просторно чувству – слову тесно.

Возможно, где-то в подсознаньи
Есть алгоритмы созиданья,
Не затевайте счет тягучий:
Поэзия махнет вам ручкой!

Порхнет, растает в облаках,
Оставит с клеткою в руках.

К ОГЛАВЛЕНИЮ

***

Стихи, мой друг, – стихия.
Едва шум дня утих,
Как искушенье змия,
К тебе приходит стих.

Стихи не сочиняют –
Их гул всегда в крови.
Замри, когда взыграют,
И дверь им отвори.

Чу, вдох и выдох – рифма.
Удары пульса – ритм.
И губы, как молитву,
Уж вторят их мотив.
1966

К ОГЛАВЛЕНИЮ

СЛОВА

Чем ближе миг, глаза в глаза судьбе,
Тем чаще повторяю я себе:
Не бойся слов обыкновенных,
Слов искренних, проникновенных,
Слов, тихо очереди ждущих,
Слов, из глубин души идущих,
Слов, будто нисходящих с неба,
Слов, без которых ты бы не был,
Слов, прочных, как земля, надежных,
Слов, простодушных, незаемных,
Слов, ясных и кристально чистых,
Слов, светом внутренним лучистых,
Слов, как трава, совсем негромких,
Слов, как озера, чудно емких,
Слов, насыщающих, как хлеб,
Слов, что готов бы пить взахлеб.
Слов, коль на то пошло, ядреных,
Слов, словно ядра раскаленных,
Слов просторечных, человечных,
Слов, как сама природа, вечных.

К ОГЛАВЛЕНИЮ

***

Ту связь времен,
что время разорвало,
Лишь время воскресит,
чтобы опять затем,
Когда придет пора,
как острием кинжала,
Безжалостно рассечь
и вновь не насовсем.
И в тот момент,
как связи разорвало,
Спеши смотреть
и не жалей очей;
Чем связь времен прочней,
плотней тем покрывало,
Которым время
застилает суть вещей.
30.X.1967
Смоленск

К ОГЛАВЛЕНИЮ

***

Служенье идолу –
кровавая купель.
Акт конфирмации –
второе обрезанье.
Отверстых ран
багровая капель –
Родник познанья,
родник познанья.

Червонных месс
внушенные когорты –
Безумья и мечты
интерференция –
Вновь обрели
и вены, и аорты.
Жгут индульгенции,
жгут индульгенции.

И предыстория с историей слиты:
не внемлет уж никто легенде 
греческой.
Так дозревают, поспевают так плоды
на вечном древе – древе 
человечества.
20 августа, ночь, 1966. Смоленск

К ОГЛАВЛЕНИЮ

КАИН И АВЕЛЬ 1917-1991.
ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ…

Что делали мы и что делали с нами –
Какими об этом поведать словами?
Вот саги достойное повествованье,
В нем радость и боль, и восторг, и страданье.

Что делали мы и что делали с нами?
Мы четко должны различать это сами.
Кто Каин, кто Авель, кто палач и кто жертва,
Кто проклят при жизни, кто возвышен посмертно.

Что делали мы и что делали с нами?
Не мы ли творили своими руками
И радость, и боль, и восторг, и страданье?
Не в этом ли суть о двух братьях преданья?

Что делаем мы и что делают с нами?
Кто Каин, кто Авель? Решаете сами,
Какой из двух братьев одержит победу
В душе вашей. Думайте! Финиш вам ведом!

P.S.
Авель к Дьяволу пришел
С жалобой на Бога:
Я бы в Каины пошел,
Укажи дорогу.

Каин в церковку зашел,
Засветил лампаду,
Господи, прости меня,
Большего не надо.
1992

***

Я въехал в 2000-й год
На старой хромающей кляче,
Но большего я и не клянчу –
Я рад, что закончен поход.

О, жизнь моя – мой Росинант!
Дорогу осилит идущий.
Смотри! Пред тобой век грядущий!
Но наш израсходован грант…

И если, себя не жалея,
Решимся пойти на прорыв,
То только в ответ на призыв
Сияющих глаз Дульсинеи.

К ОГЛАВЛЕНИЮ

***

Когда 
абсолютного веденья плод 
Вперяет в века гений взор свой орлиный,
В экстазе предчувствия вздыблен народ,
Свистят гильотины,
свистят гильотины.
Когда 
на глазах у эпохи бельма,
Бесформенной грудой истории факты,
В ладонях заструпленных сердцу тюрьма,
Лютуют инфаркты,
лютуют инфаркты.

Так космоса вихрь в круженьи своем
Взимает зигзагов истории рентой,
То мозга ошметки, то сердца рванье.
Интеллигенты,
интеллигенты.
30.06.1966

К ОГЛАВЛЕНИЮ

НЕЭВКЛИДОВА ГЕОМЕТРИЯ

Друзья!
В мечтах пронзая жизни дали,
взметнёмся к небу, как цветок,
но жизнь, покорствуя спирали,
сгибает нас в бараний рог.

Час новогодний величая,
мы чаем распрямить судьбу
и «Утоли моя печали»
возносим к небу, как мольбу.

Хрустальный звон, что колокольный:
дзинь-дон, дзинь-дон, бим-бам, бим-бам.
Друзья! Теснее круг застольный,
пусть яств курится фимиам!

Да будет голос наш услышан:
бараний рог – совсем не Рок!
Способны мы, пока мы дышим,
из жизни вынести урок.

P.S.
Всё так! И мы уже не мальчики!
Но, чтобы шею не сломать,
Друзья, свернёмся мы калачиком,
под утро, отправляясь спать!
1987

К ОГЛАВЛЕНИЮ

***

Удивительное дело, –
я танцую с жизнью в обнимку!
Я ощущаю её тело,
обнимая её за спинку.
А она положила ладони
на мои сутулые плечи.
Но, увы, этот мир в агонии,
и уже кончается вечер.
Мы глядим друг другу в глаза.
На площадке гремит литургия.
И мы с грустью следим за
тем, как сходят с круга другие
А в душе, а в душе укоризна:
а не грех ли, что нам так сладко?
Так что же такое ты, жизнь?
Лишь партнёрша 
по танцплощадке?

К ОГЛАВЛЕНИЮ

ПОРТРЕТ

В каком-то грядущем веке
Вас спросят: каким же был дед?
Вы, вдумчиво смежив веки,
Возьметесь писать портрет.

И скажите вы при этом,
Под конец уточняя штрихи:
«Дедушка не был поэтом.
Он просто писал стихи»
13.07.2000

К ОГЛАВЛЕНИЮ

МЫСЛЯЩИЙ ТРОСТНИК

Автоэпиграмма
«Человек – всего лишь тростник,
слабейшее из творений природы,
но он тростник мыслящий»
Блез Паскаль (перевод Э. Линецкой)

Я не философ, не поэт.
К литературе тяги нет.
Пустых мечтаний не любитель.
И не архив моя обитель.
И, по секрету, без обману,
Весьма привержен я дивану.
Так кто же я? Вопрос возник.
К какому роднику приник?
Каких я ценностей ревнитель?
Я… просто мыслящий тростник…

К ОГЛАВЛЕНИЮ
НА ОТЪЕЗД КАТИ

Иерусалим – Ерушалаим…
Судьбой распахнутая дверь.
Кто был Ефим, тот станет Хаим,
Кто был Борис, тот станет Бер!
И нет Христа из Назарета,
А есть Иешуа Га Ноцри,
О, Русь, ты песня недопетая!
…И грусть-тоска щекочет ноздри.

Стучит в висках, на сердце камень,
И будто мозг пронзает дрель.
Так далека страна Израиль…
Зато стал близок Исраэль.
март 1990

К ОГЛАВЛЕНИЮ

Когда наступит скорбный час
Последнего лобзанья,
Не говорите мне: «Прощай»
Скажите: «До-свиданья»…

Но, возвращаясь с похорон,
Ликуйте: «Там не я, а он»
Старайтесь, чтоб не расплескалось
То время, что у вас осталось.

К ОГЛАВЛЕНИЮ

Трудно писать об Илье Натановиче Неманове в прошедшем времени. Он был удивительно живым и веселым человеком. Оптимистом. Несмотря на свой почтенный возраст, оставался молодым умом и душой. Трудно писать еще и потому, что Илья Натанович всегда был чужд всякого рода эпитетов, окончательных определений. Он все время был в движении, в пути за истиной. Можно сказать, что и умер он в дороге, до последних дней не переставая работать, мыслить, творить…
«Чем интереснее эпоха для историка, тем для современника печальней». В этом смысле Илье Натановичу, как будущему историку, повезло. На его долю пришелся почти весь XX век, самый драматичный и трагичный в истории России. История на крутых переломах ускоряла свой бег. Обнажая скрытые механизмы, она давала пытливому уму возможность пережить и понять свои законы.
Илья Натанович родился в 1920 году в местечке Ляды Оршанского уезда Могилевской губернии, на самой границе со Смоленщиной. Отец – из семьи ремесленника-пекаря – очень рано увлекся идеями социальной справедливости и стал революционером. В советское время он вырос в крупного хозяйственного руководителя и в 1925 г. возглавил один из главков Наркомата тяжелой промышленности. В конце 1930-х был репрессирован гг. как один из соратников Серго Орджоникидзе. Мать получила высшее педагогическое образование и всю жизнь посвятила работе с детьми.
С пяти лет Илья Натанович рос в Москве. Круг его общения был полон контрастов. С одной стороны, старые большевики и их семьи, советские деятели, главным образом педагоги и хозяйственники, «капитаны индустрии», а также художественная и научная интеллигенция. С другой стороны, те, о которых говорили «из бывших» – хранители культурного наследия дореволюционной России и вообще прошлых эпох, с их ощущением историзма, тонким чувством русского языка при свободном владении иностранными, удивительной способностью переносить утраты и тяжкую долю с достоинством и самоиронией, так контрастировавшими с царившей вокруг угрюмостью и идеологической нетерпимостью. Таким образом, личность Ильи Натановича сформировалось на грани старой дореволюционной культуры, с ее богатством духовного и материального мира, и культурой новой, советской, с ее значительным историческим опытом, в свой начальный период способствовавшей раскрепощению мысли.
Учеба в Московском пединституте им. Ленина, фронт Великой Отечественной, тяжелое ранение, защита кандидатской диссертации, а затем с 1948 года непрерывная работа в Смоленском пединституте на кафедре всеобщей истории исторического факультета – вот пунктир биографии Ильи Натановича. А за этой внешне не очень броской стороной судьбы человека лежит бесконечный и многообразный мир идей, постоянного интеллектуального поиска, озарений и глубоких открытий.
В одной из лекций Илья Натанович Неманов так определил суть науки, которой занимался всю свою жизнь: «История – процесс самопознания человечества, определение смысла его существования». Именно поиск смысла истории – вот ключевое определение его научного творчества. 
Главной сферой научных интересов Ильи Натановича стало изучение общественного и индивидуального сознания и их роли в истории: «Самое трудное для исторической науки проникнуть в духовный мир человека, который творит историю». Исследование сознания стало попыткой преодолеть односторонний подход марксизма, главный упор делавший на социально-экономическую, политическую сторону истории, на «бытие» и оставлявший сфере духовной, «сознанию» второстепенную, подчиненную роль. Илья Натанович пришел к убеждению, что между бытием и сознанием существует сложное нелинейное взаимодействие: они являются двумя сторонами единого процесса исторического развития. 
Стремление понять механизмы функционирования общественного и индивидуального сознания привело Илью Натановича к изучению мистики, утопии, религии и идеологии. Особый интерес Ильи Натановича вызывал утопизм и утописты. Совсем не случайно самой фундаментальной темой его исследований стал один из крупнейших представителей утопической мысли Роберт Оуэн. Утописты, по мысли Ильи Натановича, указывают новые пути развития общества.
Изучая жизнь и деятельность Р. Оуэна как тему своей докторской диссертации, Илья Натанович проделал очень большой объем исследовательской работы. В своем труде на огромном историческом материале он показал широкую панораму исторических, социальных, экономических, культурных условий, в которых формировалась личность Р. Оуэна. Илья Натанович проследил этапы его жизненного пути, процесс складывания утопического сознания, показал роль и значение идей Оуэна, его многогранный вклад в общественную, научную и культурную жизнь не только Англии, но и всего мира. 
Такая грандиозная по масштабам работа, стремление как можно детальнее исследовать тему, сформулировать новые подходы к пониманию исторического процесса не позволили Илье Натановичу довести свой научный труд до защиты и издания. Но незавершенность главного научного труда заключалась не только в объеме работы…
Человек колоссальной концентрации творческой энергии, он фонтанировал оригинальными и глубочайшими идеями, каждая из которых могла быть темой исследований целых научных институтов и поколений исследователей. Илья Натанович как бы открывал дверь в мир нового небывалого знания, и оно захватывало и потрясало своей красотой, новизной, безграничностью каждого, кто шел следом за ним. А он, зайдя в эту сокровищницу, быстро и по-хозяйски все осмотрев, приметив, уже бежал открывать новые двери в неведомое. Он, конечно, потом возвращался в открытый им мир знания, но все-таки его больше манили новые, неизведанные дали. 
Жена Ильи Натановича Наталья Николаевна как-то сравнила мужа со своим любимым ирландским поэтом Шеймусом Хини, которого журналист «Тайм» назвал «певцом порога». Удивительно точное определение. Илья Натанович был именно «человеком порога», разведчиком мысли.
«Сила Сократа в живом мышлении, диалоге: то, что записано – догматизируется», – говорил Илья Натанович. Эта мысль может быть обращена к нему самому. Человеку, всю жизнь боровшемуся с догмами, было очень трудно найти самое точное, «последнее» выражение мысли. Он постоянно переделывал готовые тексты, уточнял, дополнял, искал новые формы выражения. Как и у Сократа, одной из главных форм его интеллектуального творчества был живой диалог – лекции, беседы, устные выступления. Его мысль рождалась в динамике, моментально разворачиваясь в целостную концепцию, систему взглядов.
Илья Натанович был мыслителем не столько пишущим, сколько говорящим. При этом он был исключительно работоспособным человеком, собравшим в архивах и библиотеках Москвы огромное количество материалов, написавшим по нескольку вариантов глав книги о Роберте Оуэне.
Илью Натановича тяготила мысль о незавершенности своей научной работы. В последний период жизни с помощью своих учеников он заканчивал главный труд жизни – книгу «Эпоха и личность. Контрапункт: Роберт Оуэн и английская промышленная революция».
Сегодня даже его ближайшие коллеги сомневаются в том, что выход этой книги возможен. А она уже в значительной своей части готова. Осталось собрать воедино последние главы. И эта работа будет, безусловно, завершена его учениками.
Символично, что Илья Натанович ушел, как бы не попрощавшись. Не договорив, не дописав. Недосказанность, стремление к новому было сутью его жизни. Он и умер в работе, в походе за знаниями. Последней его оригинальной научной идеей стало формулирование понятия «этнотопии».
Илья Натанович был романтиком от науки, ее Дон Кихотом, рыцарем без страха и упрека, не боявшимся на высоких научных форумах нарушить академическую скуку докладов оригинальным и парадоксальным выступлением, идущим вразрез с устоявшимися взглядами.
Юмор, неподражаемая ирония и самоирония делали личность Ильи Натановича удивительно обаятельной и притягательной. Важнейшими его душевными качествами были доброта и щедрость. Он, не скупясь, раздаривал оригинальные идеи, темы диссертаций и научных статей. Всегда восхищался идеями и темами исследований других, при этом ничуть не лицемеря, а видя в их сочинениях те глубины, о которых сами авторы подчас и не подозревали.
Необычайно широкая натура Ильи Натановича находила выражение и в художественном творчестве. Уже в зрелом возрасте он начал писать стихи, которые стали для него одной из форм мировосприятия и отношения к жизни. В последние месяцы Илья Натанович готовил к печати сборник своих стихов. Теперь он выйдет в свет уже без своего автора…
Человек двух эпох и двух культур Илья Натанович Неманов из того поколения высочайшей духовности, нравственности, беззаветного служения науке, которое стало для нас хранителем лучших традиций отечественной культуры, что позволило не прерваться связи времен в эпоху, когда рвались все связующие нити.
Илья Натанович не просто наш современник – он человек, заглянувший за горизонт. Нам еще предстоит осознать масштаб его личности, осмыслить его научное наследие, которое должно быть издано. Это обязанность его многочисленных учеников, коллег и друзей.

1