В первой серии совместного проекта «Медузы» и Европейского Университетав Санкт-Петербурге, антрополог рассказывал о жизни заполярного моногородка. Второй монолог посвящен репутации реформатора Витте — министра путей сообщения, министра финансов и председателя Совета министров, автора манифеста 17 октября 1905 года, предполагавшего ограничение самодержавия, появление Государственной Думы и политических партий. Известен он и денежной реформой, сделавшей русский рубль устойчивой и конвертируемой валютой. Элла Сагинадзе окончила аспирантскую программу факультета истории ЕУСПб и защитила кандидатскую диссертацию об образе рефоматора в обществе того времени, сейчас работает над книгой. Предмет ее научного интереса — общественное мнение в России на рубеже XIX и XX веков, которое она изучает через отражение образов графа Сергея Юльевича Витте после его отставки — в 1906–1915 гг. «Медуза» поговорила с Сагинадзе о том, как формировалась репутация реформатора, как ее использовали различные политические силы и о том, как общественное мнение столетней давности влияет на современность.
Портрет отставного министра С. Ю. Витте. 1913 год
Образ реформатора
Витте не был похож на других бюрократов, потому что пришел во власть из деловых кругов — он был, как бы мы сейчас сказали, менеджером. Обычно чиновник получал классическое образование в гимназии и университете, и формировался на государственной службе. Но начиная с царствия Александра III, в правительственный аппарат стали привлекать людей, которые были бы не карьерными бюрократами, а компетентными специалистами в той или иной области управления, — из университетских, как академик Н.Х. Бунге, или из деловых кругов, как И.А. Вышнеградский или С. Ю.Витте.
Карьера Витте считалась самой стремительной в бюрократическом мире за весь XIX век. Заняв в 1891 году министерское кресло, он перескочил сразу 5 ступеней Табели о рангах. Прежде он занимал должность председателя правления частного общества Юго-Западных железных дорог. При Сергее Юльевиче в министерство путей сообщения, а затем и министерство финансов, вместо привычных чиновников пришли талантливые и квалифицированные люди из частных кампаний. Отбор сотрудников в зависимости от их деловых качеств, а не лояльности или благонамеренности был тогда серьезным новшеством в кадровой политике.
Сергей Витте родился в ультраправославной славянофильской семье и поначалу был настоящим поклонником неограниченного самодержавия, выступал за протекционизм в экономике. Но став министром, он понял, что без серьезных экономических реформ и иностранных инвестиций Россия не сможет оставаться великой державой. Из убежденного славянофила он превратился в сторонника западного пути развития. В этом смысле он был прагматик и действовал как политик нового времени; но и либералы, и консерваторы считали такую политическую гибкость отсутствием твердых убеждений и политиканством.
Общество относилось к нему с предубеждением, называло выскочкой,во многом и из-за того, что он так и не усвоил светских манер. Его называли «самодержавным дельцом», «министром в пиджаке» (а не в мундире); он был, по выражению современника, «чуждой силой» в правительстве. Тем не менее Витте стоял у истоков превращения России в конституционную монархию и стал первым в истории России премьер-министром. Экономические и политические реформы Витте серьезно изменили Российскую империю, а жить в эпоху перемен, как мы знаем, совсем неуютно.
Элла Сагинадзе
Фото: Софья Коробкова
Зачем изучать репутации?
Изучать образы государственных деятелей не менее важно, чем их деятельность, это позволяет лучше понять культурный и политический контекст эпохи, увидеть, насколько реформы успешны, принимало ли их общество. На примере разных образов Витте можно увидеть настроения российского общества на разных этапах его развития: в самодержавном государстве, в период революционных волнений, в условиях конституционной монархии, когда появляются политические партии и Государственная Дума. Обращение к образам реформатора позволяет затронуть очень разные вопросы: проблему формирования общественного мнения и тех факторов, которые на него влияли, роли политических слухов, прессы в публичном поле. Можно увидеть, что представляло собой русское общество на изломе разных эпох, какие вопросы волновали его, какие политические предпочтения делили на части, более того, имело ли оно силу, чтобы влиять на политику.
Обсуждение в прессе не только политики министра, но и его внешности, манер и скандальных подробностей личной жизни нельзя было себе представить до Манифеста 17 октября и ограничения самодержавия. Более того, в этот период происходит политизация театра. Впервые представлена пьеса, где актеры были загримированы под ныне живущих государственных деятелей, в том числе, под Сергея Юльевича Витте. Спектакль шел с аншлагом в столице, больше года — на провинциальных сценах, а публика обсуждала «пьесу про Витте» в булочных и парикмахерских, вновь переживая и анализируя недавние крупные политические и экономические реформы.
Витте был, конечно, не первым отставным реформатором в Российской истории — можно вспомнить Сперанского, Лорис-Меликова, Милютина. Но принципиальное отличие в том, что он и после отставки был публичным политиком, стремился сохранить влияние, даже покинув министерский пост. Особенно интересно изучать репутацию Витте именно после отставки, поскольку в этот период он потерял поддержку царя. Он стал использовать свою репутацию в общественном мнении, которая стала его властью взамен «административного ресурса».
Витте оставался в публичном поле благодаря работе с прессой и собственной репутации: она позволяла разным политическим силам привлекать опального реформатора в качестве символического союзника. Разные общественные силы использовали его органическую связь с новым строем, репутацию эксперта и международное реноме для политического лоббирования. Ну, например, правоконсервативные силы, критикуя П.А. Столыпина, использовали Витте в качестве «политического противовеса» премьеру и стоящему за ним императору. Либеральные и деловые круги общества, недовольные ужесточением режима и урезанием политических свобод, ссылались на авторитет Витте как «творца» Манифеста 17 октября, и это приносило «политические дивиденды» и вызывало резонанс. Витте, конечно, стремясь вернуться в большую политику, принимал в этом участие, подогревая накал страстей.
Сергей Витте в составе русской мирной делегации в Портсмуте, 1905 год
Фото: Library of Congress
Об образах Витте
«Рейтинг» Витте после отставки стремился к нулю. Во-многом это показывает, что у тех общественных сил, которые могли бы лоббировать реформы, не было достаточного влияния и навыка политического участия. Его стремительная карьера и связь с деловым миром одних сильно раздражали (помимо того, что предпринимателей в обществе в целом не любили, волновал и вопрос, насколько такой «делец» может быть хорошим государственным деятелем, управлять целой отраслью государственного хозяйства). Других, наоборот привлекала его смелость, энергичность, масштаб личности, непохожесть на чиновников, которых считали «либо идиотами, либо мошенниками», небывалый размах деятельности. Консервативно настроенная часть общества считала, что Россия не буржуазная и не индустриальная страна, и воспринимала бурное развитие капитализма и ограничение самодержавия очень негативно, считая эти процессы результатом влияния внешних враждебно настроенных к России сил. Поэтому образ Витте и его реформы были связаны для них с главными фобиями того времени — с антисемитизмом, германофобией, антибуржуазными тенденциями. Негативные образы министра были удобны для усиления традиционалистских настроений.
Либералы критиковали Витте за то, что Манифест не может считаться настоящей конституцией, потому что она дана по прусскому образцу (без всеобщего избирательного права). Многих очень волновал вопрос, может ли человек, который сформировался и стал успешен при старом порядке, быть искренним инициатором перемен. Либералы считали, что если бы он не был связан с самодержавной бюрократией, то мог бы добиться большего, например дать настоящую конституцию, а не «урезанную»; больше политических свобод. На деле, его полномочия на посту Председателя Правительства были сильно ограниченными, но обществу казалось иначе.
Витте часто называют первым публичным политиком, потому что для него популярность в общественном мнении была не менее важна, чем успех у царя. В отличие от других бюрократов того времени, никогда не стремившихся к публичности (и даже ее сторонившихся), он очень много работал с прессой и прилагал массу усилий для направления российского общественного мнения в нужное для себя русло.
Витте создавал позитивный образ и России, и самого себя в иностранной прессе, в том числе, и с помощью подкупа, пытаясь убедить зарубежное общественное мнение, что в Россию можно и нужно инвестировать деньги. И в работе с иностранной прессой он был более успешен, потому что его образ действий для западного общественного мнения был привычнее и понятнее, чем для России того времени. Витте, конечно, не был либералом в привычном нам понимании, но он считал, что, если не идти по пути дальнейшей модернизации, революция неизбежна, чего он совсем не хотел. Витте был уверен, что для успеха реформ нужно объяснить обществу их необходимость. Вообще, важный вопрос, который волновал и Витте, и общество — можно ли совместить реформы в экономике и привычный политический порядок.
Сергей Витте в своей комнате в Wentworth Hotel, Портсмут, 1905 год
Фото: Library of Congress
Либеральная оппозиция использовала его имя, чтобы доказать, что политическая система устарела, если даже такой сильный и энергичный человек, как Витте не смог избежать серьезных неудач. Часто, используя имя Витте, оппозиция могла критиковать и политическую систему, и завуалированно — выражать недовольство императором (напрямую критиковать царя было опасно). После убийства в 1911 г. Столыпина и последовавшего за ним системного политического кризиса, общество искало пути для его преодоления. Стремясь найти компромисс и обсуждая в публичном пространстве различные политические комбинации, общество использовало имя Витте, подчас рассматривая его в качестве единственного сановника, который мог бы исправить положение.
Правые консерваторы считали Витте «врагом русского народа», называли его главным виновником всех российских бед, критиковали приток иностранного капитала, либералов и ограничение самодержавия. Полагая, что сила России — в опоре на традиционные ценности, они были самыми последовательными противниками министра. Если сравнить образы крупных российских реформаторов XIX века, то можно заметить очень много сходств. Например, если Витте обвиняли в симпатиях к евреям и немцам, то Сперанского в свое время считали главой масонского заговора и сообщником французов. При этом в обвинениях можно увидеть буквально текстуальные совпадения.
Реформатор воспринимался агентом влияния «внутренних» врагов и внешних сил, а сами реформы казались консервативной части общества навязанными извне. Идея о том, что большинство реформ, направленных на сближение России с Западом, инициировано из-за рубежа и является «продуктом» заговора, очень устойчива. В современной ситуации этот дискурс повторяется иногда практически дословно. Очевидно, мы имеем дело с некоторой типологией и устойчивыми особенностями российской политической культуры. В некоторых статьях 2015 года, посвященных столетию со дня смерти Витте, он снова называется «агентом влияния», отдавшим страну на растерзание иностранному капиталу.
