Приходит одна бабушка на приём к травматологу. Держится за поясницу и охает, да так жалобно…
– Ну, бабуля-дорогуля, что, спинушка болит? – бодро спрашивает румяный Яков Зиновьевич.
– Болит, доктор, да так, что жить не хочется!
– А ну-ка, наклонись…
Бабушка чуть наклоняется вперед.
– Меньше болит?
– Да как будто и поменьше…
– А еще покруче согнись… Как теперь?
– Да полегче…
– А ну-ка, бабулечка моя, пригнись-ка еще чуток… Да не бойся, не бойся! Ниже, ниже!
Бабушка сгибается под девяносто градусов и заявляет:
– Вот теперь совсем не болит!
Яков Зиновьевич радостно улыбается и гладит бабулечку по согнутой в дугу спине:
– Вот так и ходи, дорогая моя, так и ходи!
***
Приезжает скорая по вызову к пожилому человеку с аритмией и подскоком давления.
Врач вводит лекарства и говорит:
– Ндааа… Пора… пора…
– Что – пора? Куда – пора, доктор? – еле шевеля языком, вопрошает больной.
– Пора, говорю, готовиться…
– К чему?!
– Да к тому самому… – задумчиво отвечает доктор, закрывая свой чемоданчик.
***
Работала у нас в роддоме санитарка Лида. Огромная бабища, которая в одиночку могла роженицу с каталки на кровать переложить.
И вот однажды она дежурила в приемном покое. В это самое время роддом находился на так называемом мытье, то есть, на профилактической обработке от и до.
И дали Лиде задание написать объявление о том, что парадный вход в связи с окраской стен не работает и выходить из роддома нужно через запасную дверь.
Она так и написала:
«Вход закрыт. Выход через задний проход».
***
Новейшее открытие
Однажды пришла я на дежурство в свое любимое хирургическое отделение и обнаружила, что напарница Люда забыла взять у старшей медсестры Агриппины Трофимовны люминал для подготовки больных к операциям следующего дня. Побежала на другой пост к подружке Клаве.
– Да вот возьми! – тут же откликнулась Клавдия и протянула мне розовую облатку.
Взяла я ее и начала вертеть в руках, раздумывая, к чему бы Клава мне дала этот препарат…
– А ты еще с димедрольчиком раздай – всю ночь будут спать, как миленькие!
Хмыкнула я и задумчиво так сказала:
– Вот уж не думала, что пурген с димедролом такой эффект вызывают. Может, синергизм какой тут имеет место быть?
– Какой такой пурген? – подпрыгнула Клава. – Я же тебе фенобарбитал дала!
– Ну, сама смотри, – ответила я и показала облатку. – Фенолфталеин!
А надо сказать, что спутаться было – что плюнуть с крыши вниз: и фенолфталеин (пурген в простонародье), и фенобарбитал (иначе – люминал) почему-то выпускались в совершенно одинаковых облатках – бело-розовых.
Что было с Клавой – не передать! Она заплакала:
– Я ведь уже всем раздала эти проклятые таблетки! Что теперь будееет?!!
Ночью мы глаз не сомкнули, слушая какую-то необычную тишину, воцарившуюся в отделении. Клава порой снимала тапочки и бегала по палатам к своим подопытным бедолагам, слушала их дыхание.
Утром отделение стало наполняться привычным шумом: кашель, вздохи, охи, бурчание, кое-где и смех…
Первым из своей палаты вышел наш ветеран Иван Иванович, который нежданно-негаданно и безо всякого на то согласия принял участие в тайном эксперименте.
Он молча прошел мимо нас…Тук-тук… Тук-тук… Это стучала его тяжелая трость. Вот он вошел в туалетный блок… Вот скрипнула дверь… И тут раздался такой ужасающий грохот, что сердца наши чуть не выскочили через горла! Молча, мы бросились на помощь к Ивану Ивановичу, пролетев по длиннющему коридору несколько десятков метров с новым мировым рекордом!
Оооох! На кафельном полу лежала трость ветерана, а сам он удовлетворенно вздыхал в кабинке.
То ли плача, то ли смеясь, то ли икая, возвратились мы на клавин пост.
Вот снова послышался стук трости. Иван Иванович подошел к нам и пробасил:
– Клавочка, душа моя! Спасибо тебе большущее! Как же я спал сегодня… Да еще и… – И он рассмеялся, махнув рукой в сторону санитарного блока.
Только теперь мы начали улыбаться. Ведь незапланированный опыт наш закончился полной победой!
***
Надо признаться, что шутница я была та еще, как говорится. Придя на работу в клинику, тут же начала придумывать «псевдонимы» нашим докторам.
Так, врач Георгий Гургенович с моей подачи стал Пургеном Пургеновичем, ибо обожал промывать желудочно-кишечный тракт обследуемым больным.
Один из хирургов другого отделения был переименован в Кефир Эфирыча (или, по желанию, в Эфир Кефирыча).
Почему? Да однажды он попросил медсестру с поста сходить и принести ему эфир, а она не расслышала и пошла в столовую, купила кефир и вместе с сияющим стаканом любовно поднесла ему, чем несказанно изумила будущего Кефир Эфирыча.
Но шедевром моего искусства стал, изъясняясь на современном языке, ник старшей медицинской сестры нашего отделения, которую звали Агриппина Трофимовна. Тут же у меня родилась прекраснейшая замена ее имени-отчеству: Атропина Морфиновна.
Как-то подходит ко мне новый врач нашего отделения и спрашивает:
– Танечка, ма шер, скажите, сильвупле, как зовут нашу дражайшую старшую сестру?
– Атропина Морфиновна, – хитро прищурившись, ответила я.
Владимир Федорович зашагал к кабинету старшей, повторяя то, что услышал от меня. А я стояла и ждала, что будет дальше.
Вдруг он остановился, почесал ухо, обернулся и посмотрел на меня.
Я фыркнула и сказала:
– Агриппина Трофимовна, Владимир Федорович! Не запутайтесь, пожалуйста!
Скажу, что никто на меня не обижался. Ведь я же была великой шутницей, а шутки за рамки дозволенного не выходили.
***
А вот как я пошутила однажды под Новый год, вернее, в самую новогоднюю ночь, находясь на дежурстве. Девчонки были в курсе того, что я задумала, потому что вышел у нас спор.
Я заявила, что никто и в самую глубокую ночь не задержит незнакомого человека, пройди он хоть через все отделения.
Нарядилась в операционный костюм (брюки, халат, тапочки), повесила на шею фонендоскоп, на лицо нацепила небезызвестную маску – очки с усами и с носом – и отправилась в «рейд».
Беспрепятственно обошла всю клинику. Никто!.. Нигде!..
Самую яркую реакциею на мое появление я отметила лишь в дежурке у врачей.
Хирурги играли в шахматы. На стук двери оглянулись, увидели красный нос, черные усища, белую униформу и снова уткнулись в свои доски.
Только один буркнул:
– А кто это? Интерн, что ли?
Да… Вот такие были спокойные времена… Террористами тогда еще и не пахло.
***
Очень любила я медицину, всех моих друзей – людей в белых халатах. Эта профессия настолько трудна, что зачастую медики гибнут прямо на посту, за операционными столами, просто – в палате на обходах, по дороге домой, дома после напряженного дежурства.
Но жизнь увела меня в дебри Истории. Чему я, в принципе, рада. Ведь мне хотелось так много знать!
А опыт фельдшера-лечебника помогал и помогает мне до сих пор мне спасать жизни везде и всюду. И не только человеческие. Ведь бывших медиков тоже не бывает.
