Известие о том, что Айвазовский предпочел гувернантку самым именитым светским невестам, вызвало в Петербурге сенсацию!
2 мая 1900 года, 115 лет назад, из жизни ушел выдающийся художник Иван Айвазовский. Ованнес Айвазян родился 29 июля 1817 года в Феодосии, в семье Геворка Айвазяна и его жены Рипсиме. Предки Айвазовского были из галицийских армян. После переселения в Крым отец начал писать свою фамилию на польский манер — «Гайвазовский». С самого детства Иван проявлял художественные способности. После окончания симферопольской гимназии талантливый юноша был принят в Императорскую Академию художеств Санкт-Петербурга, где он начал писать картины в жанре пейзажей. Со временем Иван стал признанным художником-маринистом и баталистом, написав за свою жизнь более 6000 полотен, интерес к которым не утихает и в настоящее время. В материале рубрики «Кумиры прошлого» мы расскажем о карьере, жизни и любви знаменитого русского художника армянского происхождения Ивана Айвазовского.
Время идет, представление о роскоши меняется, а картины Айвазовского, как и полторы сотни лет назад, прекрасно вписываются в любой интерьер и стоят дороже, чем любая другая русская живопись. Цена на них рассчитывается особым образом — как на отрезы ткани, по длинному краю. Стоимость одного сантиметра Айваза (выражаясь языком коллекционеров) год от года колеблется между 2 и 7 тысячами долларов. А ведь среди 6 тысяч его полотен есть и весьма габаритные!
Ранним утром 2 апреля 1900 года в передней феодосийского дома Ивана Константиновича Айвазовского звякнул дверной колокольчик — посыльный принес корзину цветущих ландышей. За первым даром вскоре последовали другие: маки, мимозы, тюльпаны, нарциссы, фрезии. Было Вербное воскресенье, а горожане на праздники вечно задаривали старого художника цветами. За день просторный дом так наполнился ароматами, что трудно стало дышать. Иван Константинович распорядился подать вечерний чай на балкон, но и там все было в цветах, а корзина с ландышами занимала добрую половину инкрустированного чайного столика. Айвазовский глядел на белые колокольчики соцветий, на гладкие широкие листья, на нежные стебельки и ощущал смутную тоску и беспокойство.
— Анечка, ангел мой, — позвал он жену. — Посмотри на эти ландыши! Мне чудится, будто я их уже где-то видел…
— Ах, Иван Константинович! — с улыбкой отвечала красавица жена. — Точно такие корзины я вижу каждое Вербное воскресенье год за годом! Все хотела тебя спросить, от кого это, да забывала. Неужели ты сам раньше не замечал?
— Не замечал… Слишком много в доме цветов. От кого же эти ландыши? Здесь нет ни записки, ни визитной карточки, ничего. Как таинственно! Говоришь, их приносят каждый год? Надо бы найти да расспросить того посыльного. Я запомнил его: высок, сед, в потертом сюртуке. Я мог бы даже его нарисовать…
— Полно, друг мой! Мало ли в Феодосии стариков в потертых сюртуках? Дождемся нового Вербного воскресенья, вот все и узнаем. Не тревожься из-за такой малости. Твоя жизнь подобна сказкам «Тысячи и одной ночи». Что тебе какие-то ландыши?
— А мне теперь кажется, что тут кроется что-то весьма важное. Что-то, связанное с этими цветами. Без чего жизнь моя, счастливая и долгая, останется неполна…
Особенный мальчик
Однажды весенним утром 1829 года градоначальник Феодосии Александр Иванович Казначеев ехал лабиринтом кривых переулков вверенного ему города и заметил непорядок: забор казенного учреждения был измаран углем. Рисунок, впрочем, был неплох: рыбак, лодка и сеть. «Закрасить!» — нахмурился градоначальник. А на другой день забор был снова испорчен: неизвестный проказник намалевал корзину с рыбой. «Закрасить снова и поставить здесь городового!» — распорядился Казначеев.
В ту же ночь нарушителя удалось изловить: им оказался черноволосый смуглый отрок двенадцати лет — Ованес, сын Геворга Гайвазовского, старосты городского базара. «Хорошо рисуешь, Ваня! — сказал ему Казначеев. — Для начала определю тебя в гимназию, а там посмотрим».
Жить способного мальчика Казначеев взял к себе. Отдал в гимназию, пестовал, учил, приглядывался. Кроме склонности к рисованию у Вани обнаружились еще и музыкальные способности — он замечательно играл на скрипке, правда, все норовил поставить ее на колено, как делали на феодосийском базаре. Чтобы посоветоваться, куда отдать юное дарование после гимназии, градоначальник написал петербургскому приятелю, вложив в конверт Ванины рисунки. Вскоре пришел ответ: рисунки понравились в Академии художеств и Гайвазовский зачислен туда на казенный счет.
В Петербурге Ивана приняли радушно. Сам президент академии Оленин ласково глядел в глаза и приглашал запросто бывать у него в доме. Об успехах феодосийского самородка был наслышан даже император. И, когда в 1835 году в Петербург приехал модный французский живописец-маринист Филипп Таннер, Николай I лично порекомендовал ему Гайвазовского в ученики. «Государь благословил тебя, Ваня, осваивать новый для России жанр!» — сказал Оленин. Иван не отважился возразить, что мечтает писать портреты.
Дом в Феодосии, где родился Ованес Гайвазовский
Скоро выяснилось, что на этот раз везунчику Ивану не так уж и подфартило. Таннер разговаривал брезгливо, учить ничему не учил и в академию не пускал. Зато заставлял Гайвазовского смешивать краски, мыть кисти и палитру. Всякий раз, когда француз принимался писать свои марины, он отсылал ученика прочь из дому, чтобы тот, не дай бог, не подсмотрел секретов мастерства. Не прошло и двух месяцев, как юноша от разочарования и обиды заболел чем-то вроде нервного расстройства…
С воспаленными, ввалившимися глазами, исхудавшего, Ваню встретил на улице Оленин и чуть не насильно забрал к себе в имение, отпаивать липовым цветом. Там Гайвазовский написал, наконец, свой первый морской вид (не пренебрегать же государевым благословением!), а Оленин взял картину на выставку академии.
Вернувшись к Таннеру, Иван объяснил свое недельное отсутствие болезнью. Вот только его картина наделала в Петербурге слишком много шуму и некстати получила серебряную медаль выставки, с чем ничего не ведающего француза и стали поздравлять знакомые. Маринист кинулся с жалобами к государю, а Николай, не терпевший нарушения субординации, велел примерно наказать обманщика. Картину Гайвазовского с выставки убрали, дело шло и к исключению из академии, но тут случилось чудо: Таннер допустил какую-то светскую оплошность, и его самого велено было выслать из России. Тут уж маятник везения качнулся для Гайвазовского в обратную сторону: многие старались выразить ему симпатию и сочувствие, дошло даже до приглашения сопровождать 9-летнего великого князя Константина в учебном плавании по Финскому заливу.
Читать далее:
http://spayte.ru/post361905302/
63 элементов 1,683 сек.