Итак, действующие лица драмы, разыгравшейся в российской столице Санкт-Петербурге в самом начале 1725 года:
Петр I (1672–1725) — русский царь с 1782 г., император с 1721 г. Нрав имел горячий и вспыльчивый. Прорубил "окно в Европу", порубил шведов под Полтавой, порезал бороды боярам… Европейские нововведения вводил традиционными русскими методами.
Екатерина I (1684–1727), она же Марта Рабе, она же Марта Скавронская, она же Марта Сковорощенко, она же Екатерина Василевская, она же Екатерина Михайлова — вторая жена Петра Первого. Из простонародья. Национальность четко установить трудно. По разным версиям — литовка, шведка, полька… украинка.
Графу "образование" пропускаем, поскольку оно ограничивалось лишь умением вести домашнее хозяйство. Захвачена в плен русскими в 1702 году, будучи служанкой пастора Глюка, обвенчанной со шведским драгуном. Пленницу взял поначалу в прачки "Шереметьев благородный", потом ее у него выпросил "счастья баловень безродный", то бишь Меншиков, а у того ее отобрал Петр, и в 1703 году она стала его фавориткой.
Родила Петру одиннадцать детей, почти все они умерли в детстве, в том числе сын Петр Петрович. Обратим внимание читателя, что еще две героини нашей драмы — дочери Анна и Елисавета — родились соответственно в 1708 и 1709 годах, т. е., до официального замужества Екатерины, которое состоялось в 1712 году. Дочери считались как бы незаконнорожденными, что, помимо всего прочего, осложняло им борьбу за престол. Крещена Екатерина тоже до своего замужества, в 1708 году.
Криминала никакого в этом нет, если бы не одно "но" — ее крестным отцом был сын Петра — царевич Алексей (1690–1718), который был младше Марты на 6 лет (позже был казнен Петром). В глазах православных россиян ситуация с женитьбой царя выглядела крайне неестественно. Получилось, что Петр женился на своей внучке (отчество Екатерины — АЛЕКСЕЕВНА — дано по крестному отцу), а Екатерина стала мачехой своего отца (пусть даже и крестного). Но факт остается фактом — бывшая служанка стала в 1712 году российской царицей, а в 1721 году, после того как Петр принял титул императора, — императрицей.
Дальше начинается самое интересное — все русские царицы (кроме Марины Мнишек) титуловались царицами по мужу. А Петр в 1724 г. короновал Екатерину как самостоятельную императрицу, лично возложив на нее корону. После смерти Петра в 1725 г. Екатерина была возведена Меншиковым на престол как самодержавная императрица, но фактически за нее управляли Меншиков и Верховный Тайный совет. То есть, карьера Марты в России выглядит так: пленница — служанка вельмож — служанка царя — фаворитка царя — мать детей царя — крестная дочь царевича — царица по мужу (жена царя) — императрица по мужу — императрица сама по себе — самодержавная императрица.
Меншиков Александр Данилович (1673–1729) — фаворит Петра I и Екатерины I. Сын конюха (по другим сведениям — крестьянина). Начал карьеру продавцом пирожков, позже стал денщиком Петра I. Светлейший князь, действительный тайный советник, полный адмирал, фельдмаршал, а потом генралиссимус. Правитель Петербурга. Министр обороны (Президент Военной коллегии в 1718–1724 гг. и 1726–1727гг.).
Первым из русских стал академиком иностранной Академии наук. К концу жизни имел 150 000 крепостных, сотни слуг, множество дворцов и экипажей. Фактический правитель государства при Екатерине I и в начале царствования Петра II. Императором Петром II лишен всех титулов и богатств. Был сослан в 1727 году в Березов (низовье реки Оби). Умер в нищете. В падении Меншикова никто не виноват, кроме него самого. Успехи так вскружили ему голову, что он начал вести себя вызывающе не только по отношению к знатным вельможам, но и по отношению к императору.
Петр II (1715–1730) — российский император с 1727 г. Внук Петра I, сын КАЗНЕННОГО Петром I царевича Алексея. Вельможи во главе с Меншиковым, в той или иной степени причастные к казни Алексея, очень боялись вступления Петра II на престол. Но за два года правления Екатерины I Меншиков успел набрать такой силы, что даже обручил свою дочь с Петром Алексеевичем.
Он решил, что царевич теперь полностью в его руках и способствовал провозглашению Петра императором. Впрочем, планы отстранить Петра от наследования казались современникам малоосуществимыми. Петр Алексеевич — единственный потомок Петра Великого мужского пола и единственный из мужской линии рода Романовых, оставшийся в живых после смерти Петра I.
Легитимным в глазах народа тогда было только наследование по отцу. В 1725 окружению Екатерины I при помощи гвардии удалось ОТСРОЧИТЬ вступление Петра на престол. В 1727 году уже сама Екатерина с подачи Меншикова завещала престол Петру II. В том же 1727 г. Меншиков был жестоко наказан Петром II, в том числе за участие в казни царевича Алексея. Петр II умер от оспы. На нём ФАКТИЧЕСКИ прекратилась династия Романовых.
Анна Петровна (1708–1728) — дочь Петра Великого и Екатерины Алексеевны. На момент смерти Петра обручена с герцогом Гольштейн-Готторнским, от которого в 1728 году родила сына Карла Петра Ульриха. А этот Карл Петр Ульрих стал потом императором Петром III (Петр Федорович), после того, как ему передала престол сестра Анны — бездетная Елисавета Петровна. Вскоре императора Петра Федоровича свергла его жена Екатерина II. Ей наследовал их сын Павел I, потом царями были сыновья Павла — Александр I и Николай I, затем Александр II — сын Николая I, затем Александр III — сын Александра II и, наконец знаменитый Николай II Романов — сын Александра III. Таким образом, все русские цари, начиная с Петра III, по мужской линии не Романовы вовсе, а типичные Гольштейн-Готторны (язык сломаешь, пока выговоришь), которые обрусели, наконец, аж к третьему поколению (Александр I).
***
По этому поводу бытует следующий исторический анекдот.
"В одном из либеральных салонов Москвы в 70-х годах XIX века зашел спор о том, много ли русской крови в тогдашнем наследнике престола Александре Александровиче? Известно было, что он считал себя чисто русским. За разрешением спора обратились к знаменитому историку Соловьеву, который оказался среди гостей. Соловьев попросил, чтобы ему принесли полстакана красного вина и кувшин с питьевой водой.
Соловьев начал свое объяснение так:
"Пусть красное вино будет русской кровью, а вода — немецкой. Петр I женился на немке — Екатерине I…"
И историк налил в стакан с красным вином полстакана чистой воды.
Затем он продолжал:
"Дочь их, Анна, вышла замуж за немца, герцога Голштинского".
Соловьев отпил полстакана разбавленного вина и долил его водой. Он повторял эту операцию, упоминая затем браки Петра III с немкой Екатериной II, Павла I с немкой Марией Федоровной, Николая I с немкой Александрой Федоровной, Александра II с немкой Марией Александровной… В результате в стакане осталась почти что чистая вода.
Историк поднял стакан:
"Вот сколько русской крови в наследнике российского престола!"
***
Добавим, что сам Александр Александрович женился на невесте своего умершего брата — датской принцессе Дагмаре (императрица Мария Федоровна). А их сын император Николай II женился на немке Алисе (императрица Александра Федоровна).
Таким образом, несмотря на то, что Анна, обручившись с герцогом, отреклась от престола для себя и своего потомства, ТОЛЬКО ЕЕ потомство закрепилось на российском троне. Акт отречения нужен был Петру I для того, чтобы иноземный герцог не стал править Россией. Петр знал, что герцогу Россия нужна лишь для решения проблем своей маленькой Голштинии. Несмотря на этот акт, была попытка передать российский престол Анне и герцогу после смерти Екатерины I. Цену подобных актов можно видеть на примере самой Анны Петровны.
Екатерина I, умирая, завещала престол Петру II, но указала, что если тот умрет бездетным — престол должен перейти к Анне либо ее наследникам. Петр II умер бездетным и акт Екатерины не отменял, однако члены Верховного Тайного совета нарушили волю императрицы и самочинно пригласили на трон другую Анну — Иоанновну — дочь брата Петра I. А наследник Анны Петровны (она умерла сразу же после его рождения, еще до смерти Петра II) стал императором в 1761 году только благодаря перевороту 1741 года, когда сестра Анны — Елисавета — захватила власть.
Елисавета Петровна (1709–1761) — дочь Петра Великого и Екатерины Алексеевны. В 1741 году гвардией возведена на престол в результате государственного переворота.
Карл Фридрих Гольштейн Готторпский, попросту — герцог Голштинский (1700–1739). С 1725 года — муж дочери Петра Великого Анны, основатель династии, которая правила Россией до 1917 года. Бассевич — Президент Тайного совета и министр этого герцога, лицо крайне заинтересованное в возведении на освободившийся русский престол тещи герцога Екатерины или жены герцога Анны — в своих дневниках оставил записки, в которых указывал в том числе и то, что рука Петра I закостенела, когда он хотел написать имя своего преемника, а голос онемел, когда он хотел сказать это имя своей дочери Анне Петровне, жене герцога. Записки Бассевича служили одним из главных источников по вопросу о смерти Петра Великого для последующих историков.
***
Вот как знаменитый историк С. М. Соловьев описывает последние дни жизни императора Петра Великого.
"К неприятностям от Монсовой истории присоединились неприятности от неисправимого Меншикова, у которого Петр принужден был отнять президентство в Военной коллегии; президентом ее был назначен князь Репнин. Макаров и члены Вышнего суда были также обвинены во взятках. Все это действовало на здоровье Петра. Он доживал только 53-й год своей жизни.
Несмотря на частые припадки болезни и на то, что уже давно сам себя называл стариком, император мог надеяться жить еще долго и иметь возможность распорядиться великим наследством согласно с интересами государства. Но дни его уже были сочтены; никакая натура не могла долго выдерживать такой деятельности. Когда в марте 1723 года Петр приехал в Петербург по возвращении из Персии, то его нашли гораздо здоровее, чем как он был перед походом.
Летом 1724 года он сильно занемог, но во второй половине сентября начал, видимо, поправляться, гулял по временам в своих садах, плавал по Неве. 22 сентября у него сделался сильный припадок, говорят, он пришел от него в такое раздражение, что прибил медиков, браня их ослами; потом опять оправился; 29 сентября присутствовал при спуске фрегата, хотя сказал голландскому резиденту Вильду, что все чувствует себя немного слабым. Несмотря на то, в начале октября он отправился осматривать Ладожский канал, вопреки советам своего медика Блюментроста, потом поехал на Олонецкие железные заводы, выковал там собственными руками полосу железа весом в три пуда, оттуда отправился в Старую Руссу для осмотра солеварень, в первых числах ноября поехал водою в Петербург, но тут, у местечка Лахты, увидав, что плывший из Кронштадта бот с солдатами сел на мель, не утерпел, сам поехал к нему и помогал стаскивать судно с мели и спасать людей, причем стоял по пояс в воде.
Припадки немедленно возобновились; Петр приехал в Петербург больной и не мог уже оправиться; дело Монса также не могло содействовать выздоровлению. Петр уже мало занимался делами, хотя и показывался публично по обыкновению. 17 января 1725 года болезнь усилилась; Петр велел близ спальни своей поставить подвижную церковь и 22 числа исповедался и приобщился; силы начали оставлять больного, он уже не кричал, как прежде, от жестокой боли, но только стонал.
26 числа ему стало еще хуже; освобождены были от каторги все преступники, невиновные против первых двух пунктов и в смертоубийствах; в тот же день над больным совершено елеосвящение. На другой день, 27 числа, прощены все те, которые были осуждены на смерть или на каторгу по военным артикулам, исключая виновных против первых двух пунктов, смертоубийц и уличенных в неоднократном разбое; также прощены те дворяне, которые не явились к смотру в назначенные сроки.
В этот же день, в исходе второго часа, Петр потребовал бумаги, начал было писать, но перо выпало из рук его, из написанного могли разобрать только слова "отдайте все…", потом велел позвать дочь Анну Петровну, чтоб она написала под его диктовку, но когда она подошла к нему, то он не мог сказать ни слова. На другой день, 28 января, в начале шестого часа пополуночи, Петра Великого не стало. Екатерина находилась при нем почти безотлучно; она закрыла ему глаза".
***
Прошу читателя обратить внимание на два феномена ПОСЛЕДНЕГО МОМЕНТА в этой драме. Петр в последний момент не может написать имя наследника, хотя до этого писать может, а потом не может произнести это злополучное имя, хотя до того свободно разговаривает, зовет свою дочь.
Соловьев, как до него и Карамзин, написал громадный труд по истории России. Но Карамзин закончил свою "Историю государства Российского" описанием событий начала ХVII века. Поэтому первоисточники по истории XVII–XVIII вв. (куда полностью вписывается жизнь Петра Великого) поднял именно Соловьев в своей 29-томной "Истории России с древнейших времен". И все последующие историки занимались в основном тем, что другими словами переписывали историю Соловьева, кое-что уточняя и дополняя.
Поэтому цитировать мы будем здесь в основном работу Сергея Михайловича. Правда Соловьев жил и работал в стране, которую возглавляли люди, считавшиеся потомками Петра I и Екатерины I, и, естественно, не мог описывать все нелицеприятные моменты, всю изнанку взаимоотношений коронованной четы. Цитата из работы Соловьева начинается с "неприятностей от Монсовой истории". Вот как описывает "Монсову историю" сам историк.
"Коронация Екатерины совершилась в Москве с великим торжеством 7 мая 1724 года. Но через полгода Екатерина испытала страшную неприятность: был схвачен и казнен любимец и правитель ее Вотчинной канцелярии камергер Монс, брат известной Анны Монс.
Вышний суд 14 ноября 1724 года приговорил Монса к смерти за следующие вины:
1) взял у царевны Прасковьи Ивановны село Оршу с деревнями в ведение Вотчинной канцелярии императрицы и оброк брал себе.
2) Для отказу той деревни посылал бывшего прокурора воронежского надворного суда Кутузова и потом его же отправил в вотчины нижегородские императрицы для розыску, не требуя его из Сената.
3) Взял с крестьянина села Тонинского Соленикова 400 рублей за то, что сделал его стремянным конюхом в деревне ее величества, а оный Солеников не крестьянин, а посадский человек.
Вместе с Монсом попались сестра его, Матрена Балк, которую били кнутом и сослали в Тобольск; секретарь Монса Столетов, который после кнута сослан в Рогервик в каторжную работу на 10 лет; известный шут камер-лакей Иван Балакирев, которого били батогами и сослали в Рогервик на три года. Балакиреву читали такой приговор: "Понеже ты, отбывая от службы и от инженерного учения, принял на себя шутовство и чрез то Вилимом Монсом добился ко двору его императорского величества, и в ту бытность при дворе во взятках служил Вилиму Монсу и Егору Столетову". (С. Соловьев "История России с древнейших времен")
Описание очень скучное и сдержанное. Из него выходит, что был казнен некий взяточник Монс, который был правителем имений императрицы. Причем вина этого Монса явно не заслуживает смертной казни, максимум — тюрьма. Да и никого из подельников Монса не казнили. Но у Соловьева есть одно слово, которое намекает на действительную причину казни Монса — ЛЮБИМЕЦ жены Петра. Если мы заменим слово "любимец" словом "любовник", то найдем настоящую причину казни.
Об этом можно узнать в других исторических свидетельствах, а они гласят, что Петр I незадолго до кончины заподозрил в неверности свою жену Екатерину, в которой до этого души не чаял и которой немеревался в случае своей смерти передать престол. Когда Петр собрал достаточные, на его взгляд, улики о неверности жены, он приказал казнить Монса. А чтобы не выставлять себя "рогатым" супругом перед иностранными дворами и собственными подданными, "пришил" Монсу экономические преступления, которые при желании нетрудно было отыскать почти у каждого чиновника тех времен (да и не только тех).
Говорят, перед казнью Монс не мог оторвать взгляда от шеста, на котором через несколько минут должна была красоваться его голова. Екатерина изо всех сил делала вид, что равнодушна к судьбе Монса. Когда он шел на плаху, она с дочерьми разучивала новые танцы. После казни Петр посадил царицу в сани и повез ее к голове любовника. Екатерина выдержала испытание — она спокойно улыбалась. Потом заспиртованную в стеклянном сосуде голову Монса поставили в ее покоях. А Петр при этом разбил зеркало со словами: "Видишь стекло сие? Презрительное вещество, из коего оно составлено, было очищено огнём и служит ныне украшением дворца моего. Но одним ударом руки моей оно снова превратится в прах, из коего извлечено было". "Разве теперь твой дворец стал лучше?" — нашлась что ответить Екатерина.
Итак, обратите внимание — события, связанные с казнью Монса и утратой Екатериной доверия Петра произошли всего за два месяца до смерти царя. В бумагах Монса нашли также факты, компрометирующие ближайших соратников Петра. В Петербурге ждали новых казней. Назывались имена Меншикова (которого Петр отдалил от себя и снял с поста руководителя военного ведомства), царского кабинет-секретаря Макарова и других сподвижников. Говорили, что Петр собирается поступить с Екатериной так же, как английский король Генрих VIII с Анной Болейн, то есть, казнить за измену. Царедворец Андрей Остерман потом приписывал себе заслугу в том, что он уговорил Петра не рубить голову супруге. Аргумент был таков — после этого ни один порядочный европейский принц не возьмет замуж дочек Екатерины. Но и при таком — самом удачном — исходе уделом Екатерины в ближайшее время оставался монастырь с тюремными условиями заключения.
Здесь показателен пример первой супруги Петра — Евдокии Лопухиной. Когда царь начал гулять с Анной Монс, она устроила сцену ревности и запретила ему являться к ней в спальню. Петру только этого было и надо — он быстренько развелся с царицей и заточил ее в монастырь. Об этой женщине тоже надо сказать несколько слов, потому что в историографии ее неверно представляют как забитую старорусскую бабу, не высовывающую носа из девичьей и занимающуюся только детьми и домашним хозяйством. Такое представление неверно. Если говорить современным языком, то Евдокия была победительницей конкурса красоты "Мисс-царица — 1689".
Как указывают некоторые источники, Петр ее выбрал из множества знатных красавиц, которых свезли в Москву для царского сватовства. По другим данным, Петр женился на Евдокии по совету матери, но в любом случае не подлежит сомнению, что царица была красивой начитанной девушкой с очень властным характером, и уж никак не планировала для себя монашеской карьеры. Да и в монастыре она скучала недолго — вскоре ей подвернулся майор (по другим данным — капитан) Степан Глебов, который стал ее любовником. Не одному же Петру иметь внебрачные связи! Когда Петр узнал о похождениях своей бывшей жены, он сделал условия ее содержания тюремными и решил добиться признания от Глебова.
Вот что сообщают об этом современники: "Несомненно, Глебов имел любовную связь с царицей Евдокией. Ему это доказали показаниями свидетелей и перехваченными письмами государыни к нему. Но, несмотря на эти доказательства, он неизменно продолжал отрицать обвинения. Он оставался твердым в своих показаниях и ни разу не выдвинул ни малейшего обвинения против чести государыни, которую он защищал даже во время самых различных пыток, которым его подвергали по приказу и в присутствии царя. Эти пытки длились в течение шести недель и были самыми жестокими, которым подвергают преступников, желая вырвать у них признание. Но вся жестокость царя, доходившая до того, что заключенного заставляли ходить по доскам, усеянным железными остриями, была напрасной.
Во время казни на московской площади царь подошел к жертве и заклинал его всем самым святым, что есть в религии, признаться в своем преступлении и подумать о том, что он вскоре должен будет предстать перед Богом. Приговоренный повернул небрежно голову к царю и ответил презрительным тоном: "Ты, должно быть, такой же дурак, как и тиран, если думаешь, что теперь, после того как я ни в чем не признался даже под самыми неслыханными пытками, которые ты мне учинил, я буду бесчестить порядочную женщину, и это в тот час, когда у меня нет больше надежды остаться живым. Ступай, чудовище, — добавил он, плюнув ему в лицо, — убирайся и дай спокойно умереть тем, кому ты не дал возможности спокойно жить".
Хотя насчет Глебова показания источников противоречивы. Есть данные, что пытками у него выбивали не признания любовной связи с царицей, а имена сообщников по подготовке государственного переворота. Но так или иначе, жизнь бывшей царицы резко изменилась.
Вот свидетельство сподвижника Петра I: "Она была заключена в четырех стенах Шлиссельбургской крепости, после того как ей пришлось пережить осуждение и гибель в тюрьме ее единственного сына Алексея Петровича, смерть своего брата Абрама Лопухина, которому отрубили голову на большой московской площади, а также смерть своего любовника Глебова, который был посажен на кол на той же площади по обвинению в измене…
Она пробыла в этой тюрьме с 1719 до мая 1727 года. И единственным ее обществом и единственной помощницей была старая карлица, которую посадили в тюрьму вместе с ней, чтобы она готовила пищу и стирала белье. Это была слишком слабая помощь и часто бесполезная. Иногда она была даже в тягость, так как несколько раз царица была вынуждена, в свою очередь, сама ухаживать за карлицей, когда недуги этого несчастного создания не позволяли ей ничего делать". (Франца Вильбуа "Рассказы о Российском дворе")
В таких условиях она жила до самой смерти своей соперницы Екатерины I, потом пыталась освободиться от монашества, стать регентшей престола при малолетнем внуке, но не судьба. Внука она тоже пережила. Умерла Евдокия в 1731 году от тоски, 62-х лет от роду.
А вот пример отношения Петра к своим дочкам от Екатерины — Анне и Елисавете. Очевидцы указывают, что Петр был сильно взбешен показаниями Монса, и из-за этого приступы его гнева стали опасны для всех, попадавшихся ему на пути. В таком состоянии он едва не убил собственных дочерей. Лицо царя то и дело сводила судорога, порой он доставал свой охотничий нож и в присутствии дочерей бил им в стол и в стену, стучал ногами и размахивал руками. Уходя, он так хлопнул дверью, что она рассыпалась.
Понятно, что и первый сын царской семейки Алексей Петрович, выросший среди таких страстей, воспылать особой любовью к своему суровому отцу не мог, не мог простить ему заточения матери в монастырь, за что и поплатился жизнью.
Добавим к этому незавидную судьбу любовницы Петра — Марии Гамильтон, казненной в 1719 году. Петр сам заботливо проводил разнаряженную красавицу к плахе, и она до последней минуты надеялась на помилование, вспоминая слова любовника, что рука палача не коснется ее. Рука не коснулась… коснулся топор. Петр поднял голову любовницы и начал читать присутствующим лекцию по анатомии, показывая кровеносные сосуды и позвонки. Он не упускал ни единой возможности для просвещения своего "темного" народа. Потом перекрестился, поцеловал побледневшие губы и бросил голову в грязь… Заспиртованная голова Марии Гамильтон еще долго хранилась в Кунсткамере вместе с головой незадачливого Монса. Захоронить головы велела Екатерина II.
Я специально останавливаюсь на судьбах близких Петру людей, не говоря уже о посторонних. Современники ничего не имели против того, что Петр казнил восставших стрельцов — это была общепринятая мера в то время. Просвещенную Европу возмущало то, что царь ЛИЧНО рубил стрельцам головы.
Исходя из цели статьи, я свел воедино факты, произошедшие в разное время. В результате Петр Великий предстал эдаким монстром. Монстром он не был, конечно, хотя правителем был жестким. Картина казней, поставленных одна за другой, выглядит впечатляюще, но в том-то и дело, что расставлены они искусственно. За те 36 лет, которые Петр реально управлял государством, фактов репрессий можно привести достаточно, но если разделить их на годы правления, то количество репрессий в год не так уж велико — не сравнить с Иваном Грозным. К тому же, в то время суровые наказания были нормой не только в Азии, но и в просвещенной Европе.
Я не говорю даже о Генрихе VIII английском — Синей Бороде, истреблявшем своих жен, священников, наставников и т. д. Не говорю о Карле IX французском с его Варфоломеевской ночью, когда убили тысячи дворян-гугенотов, которых сами же пригласили на свадьбу ради примирения. Перечитывая мемуары просвещенного Филиппа де Коммина о войне Карла Бургундского с Людовиком IX, я сплошь и рядом натыкался на случаи уничтожения целых городов СВОЕЙ ЖЕ страны, и главное, что поражает — та будничность, с которой правители это делали, зачастую безо всякой вины горожан, просто из тактических соображений.
Скажем, король Франции узнал, что английскому королю посоветовали захватить города Э и Сен-Валери, чтобы устроить в них зимовку. Король Франции ни секунды не задумываясь, сжигает свои же города, чтобы англичане не устроили в них зимовку. И так по всей книге.
А вот пример другого короля. Старший современник Петра I Людовик XIV — "Король-Солнце" мог оставить человека на ПОЖИЗНЕННОЕ заключение в тюрьме только потому, что тот несколько дней ухаживал за больным узником. А вдруг этот узник успел выдать своему временному сокамернику какую-нибудь тайну?
На фоне тогдашних нравов Петр не выглядит таким уж суровым правителем, хотя бы потому, что он умел прощать мелкие проступки, но только ТЕМ людям, которых считал полезными для страны. Петр ограничил пытки. Да и наказывал он, как правило, ЗА ДЕЛО, а не просто так. Когда мы узнаем из СМИ, что мать задушила своего новорожденного ребенка, что мы говорим о таких матерях? Обычно следующее — "убивать таких мало". Мария Гамильтон была казнена именно за то, что задушила своего новорожденного ребенка, плюс еще воровкой оказалась. Петр казнил ее неохотно — он лишь выполнял долг правителя. Перед казнью он сказал ей: "Без нарушения Божественных и Государственных законов не могу я спасти тебя от смерти.
Итак, прими казнь и верь, что Бог простит тебя в грехах твоих, помолись только ему с раскаянием и верою". И Монсу говорил — "Жаль тебя мне, очень жаль, да делать нечего, надобно тебя казнить…". Еще бы — мало того, что "рога" царю наставил, так еще и ворюгой оказался. На шашни Глебова с Евдокией следствие вышло при расследовании заговора, в котором был замешан Глебов. Царевич Алексей тоже был замешан в антигосударственной деятельности, а стрельцы вообще подняли антиправительственное вооруженное восстание. Всякая власть до тех пор будет оставаться властью, если будет уметь защищаться. В то время (как впрочем и теперь) иных методов защиты, кроме казней и тюрем, власть не знала.
Итак, давайте проанализируем психологическое состояние императрицы Екатерины Алексеевны в конце 1724 года. Сделать это не сложно. Что должен был думать человек, вознесенный с самых низов на вершину власти, сидя в роскошном дворце среди подобострастной прислуги и глядя на голову своего любовника, плавающую в банке со спиртом? Ведь плавает она там по ее вине. Может… Монс есть Монс — он ведь мужчина… Но голова Марии Гамильтон, любовницы Петра, ближайшей подружки самой Екатерины (это ее Мария обворовывала) тоже где-то плавает в спирту…
Но ладно, Гамильтон — она же не была официальной женой… Официальная (уж куда официальней) жена Евдокия — в темнице, сын родной — на том свете… То есть, Екатерина должна была видеть не самую радужную для себя будущность. И хоть я очень не люблю, когда писатели описывают мысли исторических лиц, скажем, Наполеона или Сталина (вроде бы они эти мысли знают), чувства Екатерины в то время очевидны, так как вытекают из общечеловеческого поведения. Да и не такой уж она была неординарной личностью, чтобы не переживать в той ситуации за себя и своих детей.
А теперь проследим еще одну цепочку событий. Первое— убийство по указу Петра наследника престола Алексея в 1718 г. Второе событие — издание в 1722 году указа Петра о престолонаследии. Указ начинается так: "Понеже всем ведомо есть, какою авессаломскою злостию надмен был сын наш Алексей…". Исходя из этой самой "авессаломской злости" своего сына, Петр фактически отменил права на престол сына Алексея и своего внука — Петра. Потому что по указу царь имел право сам назначать своего наследника. Таким образом, отменялся старый, освещенный традицией, порядок передачи царской власти от отца к старшему сыну, а в случае смерти старшего сына — к внуку (если отсутствовал внук, престол переходил к младшему сыну и т. д.).
Теперь престол мог достаться Петру Алексеевичу только в том случае, если он сумеет понравиться своему дедушке. И хотя в глазах всей страны он был единственным легитимным наследником, в церквях царскую фамилию поминали так: "Благочестивейшего государя нашего Петра Великого, императора и самодержца всероссийского, благочестивейшую великую государыню нашу императрицу Екатерину Алексеевну. И благоверные государыни цесаревны. Благоверную царицу и великую княгиню Параскеву Феодоровну. И благоверного великого князя Петра Алексеевича. И благоверные царевны великия княжны". То есть, Петр стоял ниже своих теток-царевен.
Третье событие, которое мы уже упоминали, — коронация Екатерины как самостоятельной императрицы, состоявшаяся за полгода до того, как Петр уличил жену в измене. То есть, если бы с Петром что-нибудь случилось, то у бывшей служанки был большой шанс обойти внука Петра и стать самодержавной императрицей, ссылаясь на то, что она УЖЕ императрица и стала ей по воле Петра.
Ведь несмотря на то, что Екатерина была на волосок от гибели, ВНЕШНЕ она по-прежнему являлась императрицей. Так что перед Екатериной стояла дилемма — либо гибель/монастырь (если Петр будет жить), либо самодержавная власть над одной из величайших стран мира, если Петр умрет.
Если бы такая дилемма стояла только перед одной Екатериной, то это было бы полбеды. Но такая же дилемма стояла и перед Меншиковым, которого при всех его недостатках бестолковым назвать нельзя. Это был умный, деятельный, отважный человек, обладавший ПОКА ЕЩЕ огромной властью, особенно в гвардии. И если вы психологически поставите себя на место Меншикова и Екатерины, то сможете без труда воспроизвести общий ход их мыслей. Добавлю, что никто из них особыми моральными принципами отягощен не был.
Теперь еще одно отвлечение. Перенесемся на 228 лет вперед — из январского Петербурга в мартовскую Москву. Смерть Сталина некоторые историки считают насильственной, приводя для этого соответствующую аргументацию. Мол, начальник охраны вождя внезапно отправил подчиненных отдыхать, ссылаясь на распоряжение товарища Сталина, а члены Политбюро долго не вызывали врачей, говоря, что товарищ Сталин просто крепко спит и т. д. и т. п. Но насильственный характер смерти Сталина доказать трудно, труднее, чем насильственную смерть Петра Великого.
Семядисятичетырехлетний старик мог умереть и просто от старости, к тому же, за год до смерти Сталин бросил курить, а отказ от такой многолетней привычки, от такого успокаивающего средства, как дымящаяся трубка, вряд ли мог позитивно сказаться на здоровье. И кто его знает — не разрешал ли и раньше Сталин отдыхать людям, сидящим непосредственно за его дверью. Ведь по периметру дачи и на ее территории находилось еще немало вооруженных стражей. А члены Политбюро могли и вправду бояться потревожить сон всесильного владыки. Но тем не менее, нельзя сходу исключать и то, что Сталину умереть "помогли".
Ведь незадолго до смерти Сталин начал собирать обвинительные данные по отношению к Берии, к его кровавой деятельности на посту руководителя органов безопасности и внутренних дел. Берия имел в этих органах множество верных людей и мог через них что-то предпринять для спасения своей жизни. Несмотря на кажущуюся основательность, охрана советских вождей была, на мой взгляд, не совсем продуманной. Охраняли и обслуживали их подразделения органов безопасности. И таким образом руководитель этих органов приобретал особое могущество — от него зависела жизнь носителей высшей власти. И это в дополнение к тем возможностям, которые давал контроль над безопасностью страны. Охраной высшего руководства, на мой взгляд, должно заниматься отдельное (пусть и небольшое) подразделение, которое никому, кроме первого лица страны, не подчиняется.
Я обратился к примеру Сталина для того, чтобы показать, что в отличие от Петра, он лучше разбирался в характерах людей. Те историки, которые считают, что Сталин был убит, дружно указывают, что к гибели его привело то, что он в последние годы жизни отстранил от себя многолетних помощников — заведующего своей канцелярией генерал-лейтенанта А.Н. Поскребышева, начальника охраны генерал-лейтенанта Н.С. Власика. А я, наоборот, считаю, что такие шаги были абсолютно верными. Так как гибель Сталину могла угрожать в то время только со стороны БЛИЖАЙШЕГО ОКРУЖЕНИЯ. И он предпринял меры, чтобы это окружение заменить. К тому же, Берию Сталин отстранил от непосредственного руководства безопасностью и внутренними делами, оставив за ним пост заместителя главы правительства. Возможно, Сталин просто не успел довести до конца очередное "обновление" своего ближайшего окружения.
Иное дело — Петр. Если по отношению к Меншикову он поступил примерно так же, как Сталин по отношению к Берии (оставил пока во власти, но лишил непосредственного руководства военным ведомством), то по отношению к иным близким лицам он такой распорядительности не проявил. А зря. В конце 1724 года почти все люди, имеющие доступ к жизнеобеспечению царя, были заинтересованы в его гибели. Ведь когда стало очевидным, что царица ему неверна, взгляд императора должен был неизбежно обратиться в сторону внука — Петра Алексеевича, как единственно возможного наследника престола. Судите сами — Екатерину после того, что случилось, своей наследницей он назначить не мог.
Во-первых, Петр был очень ревнив, и не прощал измен. Во-вторых, в соответствии с традиционными монархическими представлениями измена жены монарха приравнивалась к государственной измене. В-третьих, в бумагах Монса нашли много документов, которые вскрывали огромные злоупотребления царицы и ее приближенных. То есть, запахло не только амурной, но и прямой государственной изменой. Дочери Анне престол передать Петр не мог потому, что она была обручена с голштинским герцогом. К тому же Анна официально отказалась от права на российский трон.
Другую дочь — Елисавету — Петр воспринимал как особу легкомысленную и к правлению не готовую. К тому же, ее планировали выдать замуж за короля Франции Людовика XV, да и не могла младшая дочь стать в шестнадцать лет императрицей, обойдя свою мать и старшую сестру. Это сильно осложнило бы ей правление, и реальную власть захватил бы все тот же Меншиков. Плюс ко всему, обе дочери, как мы уже писали, считались в глазах народа незаконнорожденными (да к тому же немками) и не имели священного права на трон. И самое главное — они были очень близки к Екатерине, и измена матери резко уронила и их престиж в глазах отца.
Итак, оставался единственный претендент. Тот самый, который вскоре станет Петром II. Во-первых, десятилетний мальчик еще ничего не сделал, чтобы заслужить неприязнь деда. Да, он был сыном изменника Алексея, но рана, нанесенная Алексеем Петру Великому, уже успела зарубцеваться, к тому же, Петр-внук не знал ни отца, ни матери, он рос сиротой и в этом было его преимущество перед цесаревнами. Во-вторых, Петр-младший вырос в новой России, его с детства окружали сподвижники деда и тот мог видеть во внуке продолжателя своего дела (уж точно ничем не худшего Екатерины и принцесс).
В-третьих, вся Россия считала мальчика естественным наследником престола. А современники дружно указывают, что Петр Великий всё время колебался в отношении внука и время от времени оказывал ему сильное расположение. Естественно, в 1724 году колебания должны были закончиться, и Петр должен был остановиться на кандидатуре внука как наследника. Но Петр-внук жил отдельно от деда, имел свое окружение, поэтому люди из окружения Петра Великого могли опасаться, что с приходом к власти Петра II и возвращением к активной деятельности первой жены Петра Великого — Евдокии — они потеряют свое влияние. А некоторые из них (участники убийства отца наследника и сына Евдокии — Алексея) опасались лишиться жизни.
Таким образом, в немедленной смерти Петра Великого были заинтересованы Екатерина, Анна, Елисавета, Меншиков, Макаров (секретарь Петра, через которого проходили официальные документы — обратите на это внимание!) и многочисленная челядь, окружавшая царя, включая поваров и врачей. И в том, что смерть Петра I вскоре наступила, нет ничего удивительного. Удивительным было бы обратное. Разумеется, я далек от того, чтобы обвинять всех, вряд ли были посвящены во что-то 16-летняя Елисавета и большинство дворцовых слуг.
Но ситуация сложилась так, что можно было бы без труда сформулировать небольшую ликвидационную бригаду из людей ближайшего окружения царя, лишив доступа к нему под тем или иным предлогом непосвященных лиц. Так, мы знаем, что во время болезни к царю пустили Толстого, Головнина, Апраксина, а Ягужинского и Остермана не пустили, чтобы не утомлять монарха. Это свидетельство французского посланника Кампредона — допущенные к Петру Толстой и Головнин были яростными сторонниками воцарения Екатерины. С Апраксиным сложнее — их было два брата. Один был за Екатерину, другой – за Петра-внука. Которого из них пустили, как вы думаете?
Теперь рассмотрим, как конкретно могли бы развиваться события. Я предлагаю четыре варианта, расставив их по степени убывания криминальности.
1) Петр Великий был отравлен ближайшими к нему людьми. Возможно, отравлен ВО ВРЕМЯ БОЛЕЗНИ, которая началась независимо от воли отравителей.
2) Эти ближайшие люди, зная о том, что у царя время от времени случаются приступы болезни, решили дождаться одного из приступов и неправильным лечением завели его в могилу, лишив доступа к Петру непосвященных в заговор врачей.
3) Ближайшее окружение схватилось за болезнь царя, как утопающий за соломинку, а дальше — то же, что и во втором пункте: воспользовавшись беспомощным состоянием царя, отправили его на тот свет. Психологически точнее будет сказать не "отправили", а ПОДТОЛКНУЛИ царя к могиле.
4) Болезнь и смерть Петра имели естественный характер, но окружение царя сфальсифицировало его последнюю волю, не допустив передачи престола законному наследнику Петру Алексеевичу.
Как видите, я полностью исключаю лишь пятый, самый "некриминальный" вариант, со знаменитыми словами "отдайте всё…". С онемевшей рукой и голосом. То есть, ту версию, которая с легкой руки историка Соловьева стала официальной и хрестоматийной, и кочует теперь по всем учебникам.
Как же появилась версия Соловьева? Основным источником её были "Записки" главного помощника герцога Голштинского — Бассевича, о котором мы упоминали в биографии герцога. Причем еще до Соловьева материалы Бассевича использовал знаменитый Вольтер. Приводят также донесение саксонского дипломата И. Лефорта о том, что ночью Петру I захотелось что-нибудь написать, он взял перо, написал несколько слов, но их нельзя было разобрать. Как уже говорилось, Бассевич — лицо крайне заинтересованное в воцарении Екатерины I, и поэтому к его показаниям нужно относиться очень осторожно. А саксонец явно узнал все, о чем сообщал из третьих-четвертых рук. Таким образом возникает вопрос — почему такой проницательный историк Соловьев принял на веру столь сомнительные показания голштинского министра? На этот вопрос мы ответим прежде, чем будем возражать Соловьеву и Бассевичу по существу.
Чтобы понять доверчивость Соловьева к версии Бассевича, необходимо сказать несколько слов о самом историке. Сергей Михайлович Соловьев родился в 1820 году в семье священника и учителя Закона Божьего, то есть, к верхушке общества явно не принадлежал. И только исключительно благодаря своему таланту и трудолюбию достиг очень высоких государственных должностей. Соловьев стал доктором наук в 27 лет, в 30 — ординарным профессором, в 51 год — ректором Московского государственного университета, одного из ведущих ВУЗов страны, в 52 года — академиком . Был также деканом исторического факультета, директором Оружейной палаты. Соловьев преподавал студентам, выступал с публичными лекциями, занимался общественной деятельностью, внимательно следил за всеми новинками в области литературы, истории, историографии, политологии, географии…
И несмотря на это успел написать множество исторических работ, в числе которых колоссальная 29-томная "История России с древнейших времен". Писалась эта работа с 1851 года вплоть до самой смерти учёного в 1879 году. Разумеется, такую карьеру в царской России мог сделать не просто талантливый и трудолюбивый человек. Здесь требовалась еще и определенная лояльность к властям. А Россию во времена Соловьева возглавляли потомки Екатерины I и ее дочери Анны Петровны. Это были правнуки Анны – Александр I (правил с 1801 по 1825 год), Николай I (правил с 1825 по 1856 год) и праправнук — Александр II (правил с 1856 по 1881 год). Причем, обратите внимание, что трон потомкам Анны передала ее сестра (другая дочь Екатерины I) Елисавета Петровна. То есть, Россией, во времена, когда Соловьев писал свой труд, правили потомки людей, которые в 1725 году отчаянно боролись с внуком Петра Великого — Петром II. И хотя Петр II позже ненадолго занял престол, ему не удалось на нем закрепить своё потомство, так как умер он в неполные 15 лет.
Конечно, такой ученый, как Соловьев, не стал бы фальсифицировать историю в угоду царям, но он и не лез на рожон. Помните, говоря о Монсе, он называл его не любовником, а любимцем прапра…бабки царей Екатерины I, то есть, вроде бы и правду сказал, и царей с великими князьями не обидел. Иными словами, Соловьев был во время своей работы так же свободен, как любой советский историк, пишущий историю КПСС. Да, он мог находить и вводить в исторический оборот новые факты и документы, открывать новые биографии, уточнять детали — всё это приветствовалось властями. Но работать он должен был лишь в том политическом русле, которое было задано сверху. Советскому историку не позволили бы критиковать партию и Ленина, и Соловьев не был свободен, когда писал о деяниях Романовых.
Да, конечно, в то время уже начала формироваться либеральная профессорская антиправительственная фронда, да и сам Сергей Михайлович был отнюдь не самых консервативных взглядов. Но откровенно антиправительственных профессоров в те времена можно было по пальцам пересчитать, и их постоянно пытались лишить кафедры, а не назначали учителями великих князей. Кроме того, существовала такая вещь, как цензура, и если бы Соловьев был неугоден властям, то не печатали бы каждый год по тому его "Истории…".
Мы знаем, что историкам, начиная с Карамзина, разрешали критиковать царей, но только не предков царственной династии.
Так, окружение Николая (тогда еще не императора) ворчало, когда Карамзин описывал бесчинства Ивана Грозного — мол, разве можно так писать О ЦАРЯХ… Но, с другой стороны, описание бесчинств предпоследнего и откровенной неспособности к правлению последнего из Рюриковичей (царя Федора Иоанновича) как бы показывало читателям, что древняя династия выродилась, и воцарение Романовых, было естественным продолжением русской истории — это при том, что потомков Рюрика на Руси было очень много (в их числе освободитель Москвы — князь Пожарский). И когда Пушкин в своем гениальном произведении "Борис Годунов" пишет о Романовых, как о надежде отечества, он работает именно в таком формате. Да и вправду, разве мог Соловьев сказать царям — тому же Александру II: "Не только Ваша прабабушка Екатерина II убила Вашего прадедушку Петра III, но и Ваша прапрапрабабушка Екатерина I тоже угробила Вашего прапрапрадедушку Петра I". Как царю людям потом в глаза смотреть, имея таких кровожадных бабушек?
"Король. За стенкой такое делается, что самому бывает жутко. Знаете, небось, что такое королевский дворец? За стеной люди давят друг друга, режут родных братьев, сестер душат… Словом, идет повседневная, будничная жизнь". (Е. Шварц "Обыкновенное чудо")
Интересы Соловьева (не "вешать" на Екатерину убийство Петра) совпали с интересами Бассевича. Ведь если Петр зовет именно Анну, то после слов "Отдайте всё…" логически следует поставить "…Анне". Анна — жена герцога Голштинского, интересы которого тогда Бассевич фанатично защищал. Он бы и герцога в наследники вписал, да никто не поверил бы.
Теперь рассмотрим возражения против версии Соловьева по существу. Вначале приведем цитату, взятую из той же "Истории…" Соловьева, где идет речь о событиях, произошедших через два года после смерти Петра, перед смертью его жены и преемницы Екатерины I. Тогда стоял вопрос о том, кто будет наследовать самой Екатерине: ее с Петром дочери – Анна и Елисавета, либо внук Петра Великого и его первой жены Евдокии Лопухиной — Петр Алексеевич. Именно в это время Меншиков переметнулся на сторону Петра, решив породниться с ним. "Оставалось получить согласие императрицы на брак великого князя с княжною Меншиковою.
Светлейший воспользовался тем, что дочь его была сговорена за польского выходца графа Сапегу, но императрица взяла этого жениха для своей племянницы Скавронской, и Меншиков в вознаграждение начал просить согласия на брак своей дочери с великим князем. Императрица согласилась. Нужно ли объяснять это согласие одним упадком нравственных сил в Екатерине, о котором доносили некоторые иностранные министры дворам своим, или Екатерина видела невозможность отстранить от престола великого князя в пользу одной из дочерей своих и думала, что упрочивает их положение, соединяя с будущим императором человека, на признательность которого имела право рассчитывать?
Как бы то ни было, дело было решено в марте 1727 года, и это решение привело в ужас цесаревен и их приверженцев. Обе цесаревны (Анна и Елисавета — С.А.) бросились к ногам матери, заклиная ее подумать о гибельных следствиях сделанного ею шага: к ним на помощь явился Толстой с своими представлениями: он говорил об опасности, какой императрица подвергает своих детей и своих самых верных слуг; грозил, что последние, не будучи в состоянии с этих пор быть ей полезными, принуждены будут ее покинуть; он сам скорее подвергнет жизнь свою опасности, чем станет спокойно дожидаться страшных последствий ее согласия на просьбу Меншикова.
Екатерина защищалась, говорила, что не может изменить слову, данному по фамильным причинам, и брак великого князя с Меншиковой не переменит нисколько ее тайного для всех намерения относительно престолонаследия. Несмотря на то, представления Толстого произвели сильное впечатление на Екатерину, и герцог голштинский стал надеяться на победу; речь Толстого была положена на бумагу: Бассевич носил ее в кармане и всем читал. Но радость была непродолжительна: Меншиков имел вторую секретную аудиенцию, и дело было решено окончательно". (С. Соловьев "История России с древнейших времен")
62 элементов 1,532 сек.