Сенсационная исповедь Авии Алеф, которая до недавнего времени возглавляла экономический отдел государственной прокуратуры и вела дело, связанное с подозрениями, выдвинутыми против министра иностранных дел Авигдора Либермана.
Шаг за шагом Алеф описывает процесс, в ходе которого дело Либермана было спущено на тормоза. В этом, по ее мнению, виноват человек, сыгравший роль «ликвидатора» кейса Либермана – нынешний юридический советник правительства Иегуда Вайнштейн.
Иегуда Вайнштейн
фото — википедия
Гиди Вайц и Ревиталь Ховель «Гаарец»
«Один свидетель исчез, другой покончил жизнь самоубийством – по-видимому, застрелившись на могиле матери. В этом деле немало странных происшествий. Нас не покидало чувство, что кто-то опережает нашу группу на несколько шагов. Было ясно: то, что узнаём мы, кому-то становится известно до нас. Сюда приехал швейцарский адвокат для дачи свидетельских показаний – он был доверенным лицом компании, базирующейся в Швейцарии, которая заключила большую сделку по продаже сахара. В ходе этой сделки большие суммы были переведены на счета фирмы, которую подозревали в том, что она контролируется Либерманом. Во время дачи показаний, сразу после прибытия в страну, адвокат сообщил, что еще до того, как полиция вышла на него, с ним встретился один из известнейших израильских адвокатов, который объяснил ему, что надо делать.
В определенный период мы по-настоящему опасались, что нас прослушивают. Одно время я была убеждена, что за мной следят, и у меня есть основания так считать. На определенном этапе я пришла в полицию и заявила им, что, по-моему, у них окопался «крот». Офицер, служивший в подразделении, которое занималось этим делом, был отстранен от следствия по подозрению в том, что поддерживает связь с одним из подозреваемых. Имела место продуманная система нанесения ущерба следствию. История с послом – один из таких примеров. Приехав за границу для проведения допросов, мы поняли, что кто-то побывал там до нас, и что с нами не хотят сотрудничать. Когда мы прилетели на Кипр, нам стало ясно, что кто-то посетил это место ранее и «подготовил почву».
адвокат Авия Алеф
Этот монолог произносит сотрудница государственной прокуратуры, которая считается человеком осторожным и сдержанным, далеким от имиджа «инквизитора», который приклеился к некоторым представителям этого учреждения – не без содействия подозреваемых из высших эшелонов власти, а также адвокатов, обслуживающих высокопоставленных клиентов. Адвокат Авия Алеф, которая до недавнего времени возглавляла экономический отдел государственной прокуратуры и вела дело, связанное с подозрениями, выдвинутыми против министра иностранных дел Авигдора Либермана, полагает, что порой она была даже «слишком осторожным» сотрудником прокуратуры. За это свое качество она неоднократно подвергалась нападкам со стороны журналистов. Именно поэтому следует внимательнейшим образом прочесть исключительную по своей откровенности исповедь Алеф о том, что происходило за стенами министерства юстиции в том, что касается одного из самых деликатных расследований, который велись в стране в последние годы. Шаг за шагом она описывает процесс, в ходе которого дело Либермана было спущено на тормоза. В этом, по ее мнению, виноват человек, сыгравший роль «ликвидатора» кейса Либермана – нынешний юридический советник правительства Иегуда Вайнштейн.
Да, тот самый Вайнштейн, который напряженно ожидает намеченного на ближайшую среду приговора по изрядно ужатому обвинительному заключению, поданному прокураторой в иерусалимский мировой суд. Либерман обвиняется в том, что, будучи министром иностранных дел, занимался карьерным продвижением израильского посла в Беларуси после того, как тот (таковы подозрения) передал ему секретную информацию о ведущемся против него полицейском расследовании. Решение суда в значительной степени определит дальнейшую политическую судьбу Либермана и окажет серьезное влияние на репутацию юридического советника правительства, а также на степень доверия к нему со стороны общества. Сегодня Вайнштейн относится к этому небольшому кейсу как к важнейшему судебному разбирательству своей жизни. Однако, как утверждает Авия Алеф, в свое время юридический советник не спешил передать дело в суд. «Что это вообще такое? После всей этой шумихи – с этим вы собираетесь идти в суд?! – такие фразы можно было услышать из уст Вайнштейна, — с сожалением вспоминает адвокат Алеф – Я считала, что следует передать в суд и этот, «малый» кейс, и большое дело. Это никак не связано между собой. Человек может совершить преступление трижды – и что, поэтому не надо привлекать его к ответственности?»
Алеф утверждает, что «дело посла» было передано в суд одновременно с прекращением расследования по так называемоему «большому кейсу» — для того, чтобы снизить накал ожидаемой критики. Осужден будет Либерман или оправдан по «посольскому» делу, адвокат Авия Алеф считает то, что «большой кейс» против министра иностранных дел, «растворившийся» при активном содействии Вайнштейна, является безумным упущением. «Печально, что это завершилось ничем. То, каким образом рассматривалось это дело на предмет передачи в суд, очень дурно пахнет. И это я еще мягко выражаюсь. Нельзя было закрывать это дело, поскольку имелся реальный шанс на обвинительный приговор. Этот кейс должен был обуждаться в суде. Рядовой гражданин не получил бы подобных поблажек. К мэру города, к любому другому высокопоставленному чиновнику никто не стал бы относиться подобным образом. Возникает закономерный вопрос: что здесь, собственно, происходит? В отношении Либермана действуют другие законы? При расследовании его дела учитываются некие особые обстоятельства? Все это само по себе противоречит важнейшему в правовом государстве принципу верховенства закона.
– А, может быть, как раз Либерман является жертвой правоохранительной системы, представитель «второго Израиля», который поднялся на вершину иерархической лестницы, на которого долгие годы безрезультатно ведется настоящая охота?
«Я не считаю, что он является жертвой преследования. Я изучала два уголовных расследования против Либермана, оба кейса содержали серьезные улики – даже если по одному из них не было в итоге выдвинуто обвинительное заключение. В обоих делах фигурировали очень странные, мягко выражаясь, вещи. Например, согласно материалам следствия по первому делу, Либерман заработал три миллиона долларов за то, что помог снизить курс рубля. Очень странная сделка. Разъяснения выглядят совершенно нереальными – есть подозрение, что за этим стоит австрийский бизнесмен Мартин Шлаф. Либерман – не тот человек, которого преследуют, не имея на это никаких причин.
– Значит ему удается раз за разом водить всех за нос?
«Использование подставных компаний, иностранных адвокатов, попытки помешать ходу следствия, запугивание свидетелей – все это действительно можно назвать весьма изощренными методами. Однако, вновь, это не должно было стать препятствием для передачи дела в суд».
Общий клиент
В начале 2006 года, за несколько месяцев до выборов в кнессет, на стол тогдашнего юридического советника правительства Мени Мазуза легла пачка документов, связанных с Либерманом. Это были распечатки данных личного счета министра и счетов коммерческих компаний, которые велись в кипрском банке «Популар» в Лимассоле. Операции на этих счетах датировались 2001-м годом, когда Либерман был депутатом кнессета и занимал должность министра национальной инфраструктуры в правительстве Шарона. В ноябре 2001 года эти распечатки были посланы из офиса кипрского адвоката Андреаса Науколуса, который вел дела одной из фирм, адвокату министра Йоаву Мени. Даниэлла Морачи, возглавлявшая отдел коммерческих компаний кипрского офиса, отметила в письме, адресованном Йоаву Мени, что посылает ему банковские отчеты, касающиеся «нашего общего клиента». Не отдельный отчет о частном счете, а отчеты — во множественном числе — по коммерческим счетам компаний, которые Либерман создал в качестве бизнесмена, и на которые переводились миллионы уже в тот период, когда он стал депутатом кнессета и министром. Эти огромные суммы поступали на кипрские счета от двух близких друзей Либермана – австрийского миллионера Мартина Шлафа и олигарха Михаила Черного.
Эта пачка документов стала первым аккордом в трансатлантическом расследовании по делу Либермана, по завершении которого полиция рекомендовала выдвинуть против него обвинительное заключение. «Это дело вскрывает систему отношений, связанную с получением огромных сумм денег коммерческими компаниями, которые, согласно материалам следствия, имеют прямое отношение к Либерману, несмотря на то, что последний утверждал, что расторг с ними отношения,» — говорит Авия Алеф.
Данные полицейского расследования легли на стол Мазуза не в самое удобное для него время – за несколько месяцев до его ухода с поста юридического советника правительства. «Я считала, что данные следует передать юридического советнику срочным образом, чтобы Мазуз успел принять оперативное решение, — вспоминает Алеф. – Или хотя бы вынести принципиальное решение по этому делу. Я не сомневалась, что приход нового юридического советника, новое изучение материалов следствия предполагают совершенно иной ритм принятия решений – более медленный.
Забегая вперед, скажу, что я оказалась права – все развивалось чрезвычайно медленно. Мазуз получил от нас предварительные рекомендации и не сумел принять решение до своей отставки. Я сформулирую это очень деликатно: тот факт, что Мазуз не принял решение, сыграл решающую роль в том, как завершилось расследование этого дела. Мазуз утверждает, что не принял решение, поскольку не получил от меня окончательного варианта рекомендаций. Однако я была свидетельницей того, как государственный прокурор Моше Ладор решил пригласить для предварительной дачи показаний Моше Талански (в деле Ольмерта), хотя не имел по этому вопросу окончательного мнения. Кстати, я была против этого шага.
Незадолго до того, как он занял пост юридического советника правительства, Иегуда Вайнштейн сидел в кафе со своим адвокатом, считавшимся одним из его лучших друзей. «В течение двух-трех месяцев я завершу работу над делом Либермана, — с уверенностью сообщил советник своему приятелю. Это было самое сложное наследство, отставленное ему Мазузом. Либермана подозревали в том, что иностранные олигархи перевели на счета подконтрольных ему компаний миллионы долларов; подставные компании возглавляли дочь Либермана, преданный ему личный водитель, поэт из поселения Нокдим и приятель, занимающийся алмазным бизнесом в Бельгии. Впервые полиция была убеждена, что в ее капкан попался крупный зверь, за которым долгие годы велось наблюдение, — самый осторожный и изощренный израильский политик.
Однако, по словам Алеф, вместо того, чтобы заняться делом Либермана с максимальной интенсивностью, Вайнштейн начал тянуть с решением совершенно неприемлемым образом. Новый юридический советник получил предварительные рекомендации от Авии Алеф и ее людей сразу же после вступления в должность, но по неясной причине не выносил никакого решение на протяжении долгих месяцев. И лишь в июле он созвал совещание, на котором обсуждалось это взрывоопасное дело. «Во время совещания я поняла, что мои рекомендации вообще не были прочитаны. Это было не только мое мнение,» — говорит Алеф.
– Вайнштейн не разбирался в деталях? «Нырял» не слишком глубоко?
– Я люблю плавать. Я проплываю ежедневно полтора километра. О каком «нырянии» можно вести речь. Он был не в состоянии держаться на воде, — с иронией отвечает Алеф. – И я не говорю о каких-то втростепенных деталях дела. Он даже не был знаком с общей картиной описываемых в деле событий.
– Несмотря на то, что у него было для ознакомления несколько месяцев?
– Верно. Он, очень мягко выражаясь, не обнаружил даже минимального знакомства с предметом обсуждения.
Спустя несколько недель Вайнштейн решил собрать вместе руководителей прокуратуры на специальный семинар, посвященный делу Либермана. Встречи проходили в Маале Хамиша и в иерусалимском отеле. В этом семинаре участвовал адвокат Кроцберг из тель-авивской прокуратуры, которого Вайнштейн попросил выступить в роли «адвоката дьявола» — с целью выявить слабые места в этом кейсе. Это назначение имело дополнительный смысл. Вайнштейн, как и его предшественник, Мени Мазуз, полагал, что команда Авии Алеф, получившая в свои руки это дело, недостаточно компетентна, чтобы противостоять такому противнику как Либерман. При этом он ничего не делал с целью заменить эту следственную группу. «Это противоречит тому, что я услышала от него в свое время (когда я была все еще довольно наивным человеком). Он заявил мне, что если делу будет дан ход, он хотел бы, чтобы именно я возглавляла этот процесс,» — отмечает Алеф. И добавляет, что, по ее мнению, назначение адвоката Кроцберга было лишним и имело целью помешать ее работе, поставить под сомнение ее полномочия. «Не было никакой необходимости вводить функцию внутреннего «защитника», — утверждает она. – Кроцберг толковый юрист, но он не специализируется в сфере «беловоротничковой» преступности».
В апреле 2011 года, через год после того, как Вайнштейн вступил в должность юридического советника, он наконец сообщил адвокатам, представлявшим интересы Либермана, что намерен передать его дело в суд после проведения слушаний министра иностранных дел. Первый этап целенаправленной волокиты был завершен. «И тогда он предоставил адвокатам Либермана целый год для изучения материалов следствия, — вспоминает Алеф. – После того, как начались слушания, адвокаты Либермана не выдвинули ни одного нового утверждения, о котором мы не предполагали бы заранее».
Слушания завершились в мае 2012 года. Прошел еще один год. Даже те, кто напряженно наблюдал за развитием событием, полагали, что эта утомительная сага близка к финалу. Но Вайнштейн никуда не торопился. И после того как слушания завершились, Вайнштейн, по словам Алеф, совершил аттракцион невероятной щедрости по отношению к Либерману – он решил передать его адвокатам шесть страниц с различными вопросами, которые фактически давали им сведения о всех слабых местах этого кейса в плане улик. «С подобным я не сталкивалась никогда в течение 25 лет своей работы в прокуратуре. Никогда адвокаты обвиняемого не получали на серебрянном блюде все подробности о проблемных деталях дела, собранные вместе. Ничем иным, как предложением сформировать новую версию защиты, это назвать невозможно, — рассказывает Алеф.
– Именно тогда вы поняли, что это дело собираются окончательно похоронить?
– Я начала понимать, что это дело сливают, гораздо раньше. Однажды возникла чрезвычайно конфузная ситуация, разгорелся серьезный спор, и я заявила в присутствии нескольких человек – после совещания в канцелярии юридического советника, что это дело будет благополучно похоронено. Это было еще до начала слушаний. Я видела, как много времени занимает назначить срок очередного совещания. Видела, что никто не читает материалы следствия. И уже понимала, куда дует ветер.
государственный прокурор Моше Ладор
фото — википедия
– Какую позицию занимал все это время государственный прокурор Моше Ладор?
– Хороший вопрос. Я думаю, что Ладор был с головой погружен в дело Ольмерта. В этом смысле Ладор, при всем его стремлении к справедливости, увы, внес свою лепту в то, что произошло с кейсом Либермана. У него заняло чересчур много времени окончательное решение по этому делу — все тянулось чрезвычайно медленно, длительные обсуждения без какого-либо продвижения вперед. Напряженные отношения между Ладором и Вайнштейном также не способствовали успешному решению вопроса.
– Это напряжение ощущалось?
– Весьма. Это было заметно даже по их мимике и жестикуляции.
Эффект Ольмерта
В 2012 году Вайнштейн подвергся острой критике в средствах массовой информации за то, что в течение двух лет он не может принять решение по этому взрывоопасному делу, которое способно развалить правительство Нетаниягу и даже привести к досрочным парламентским выборам. В июне 2012 года высокопоставленные сотрудники прокуратуры встретились с журналистами. В ходе этой встречи утверждалось, что в конечном итоге, несмотря на всю прежнюю волокиту, несмотря на все сложности, которые выявились в этом запутанном деле, против Либермана будет выдвинуто многотомное обвинительное заключение. Это не было похоже на попытку усыпить бдительность СМИ. Каждый, кто беседовал в те дни с юридическим советником, был убежден, что тот, несмотря на все свои сомнения, намерен довести это дело до судебного процесса.
Однако через месяц на прокуратуру обрушился настоящий тайфун. Частичное оправдание Эхуда Ольмерта в июле 2012 года стало шоком для руководства госпрокуратуры. Это оказало немедленное воздействие на развитие ситуации с делом Либермана. Особенно этот приговор повлиял на адвоката Михаль Сибил-Дарэль, которая должна была вместе с Авией Алеф вести кейс Либермана в суде.
«Тот, кто утверждает, что приговор по делу Ольмерта (который я считаю абсолютно ошибочным) не оказал никакого влияния на дело Либермана, ошибается, — говорит Алеф. — В последующие дни проходили бесконечные совещания, говорилось много слов, в воздухе витало напряжение – ноль результатов, топтание на месте. Вайнштейн и Ладор потребовали составить заключение о том, как приговор по делу Ольмерта может повлиять на дело Либермана. Такое заключение было составлено. Я не считала, что судебное решение по делу Ольмерта должно как-либо влиять на кейс Либермана.
В этот драматический период многие сотрудники прокуратуры из отдела Авии Алеф начали «уходить в подполье». Те, кто все это время поддерживал идею выдвижения обвинительного заключения, почувствовали, по-видимому, в каком направлении дует начальственный ветер, и совершили разворот на 180 градусов. «Во время совещаний возникало впечатление, что некоторые сотрудники говорят так, словно они выступают перед будушей государственной комиссией по расследованию,» — вспоминает один из участников тогдашних заседаний.
«Очень больно вспоминать об этом, — подтверждает сказанное Алеф. — Мне было очень тяжело наблюдать за происходящим.
Люди, которых я люблю, которые придерживались однозначного мнения по вопросу обвинительного заключения, неожиданно изменили свое отношение к вопросу. Я спрашивала себя – как такое могло произойти? Это ужасное ощущение. Ты ведешь дело, веришь в свою правоту, знаешь, что рядом с тобой люди, которые поддерживают тебя. И вдруг – обнаруживаешь, что ты осталась одна. Я не хотела бы использовать слово «предательство», но это очень тяжелое ощущение. С этого момента в каждой улике, в каждом свидетельстве стали искать упущения. Произошло еще кое-что: те сотрудники, которые изменили свое мнение в отношении обвинительного заключения, стали действовать в обход, общаться с руководством прокуратуры, игнорируя меня. К ним обращались с просьбой составить список проблем, связанных с уликами и свидетельствами в деле Либермана».
Кипрский адвокат Даниэлла Мораччи считалась ключевым свидетелем в этом деле. Работая в престижной адвокатской конторе в Лимассоле она занималась тем, что, согласно подозрениям, являлось разветвленной системой оффшорных компаний, находившихся под контролем Либермана. Мораччи встречалась с Либерманом несколько раз – и тогда, когда он занимал государственные посты. Речь шла о совещаниях, посвященных судьбе этих компаний. Она подчинялась инструкции израильского адвоката Либермана, который требовал от нее не упоминать имя клиента в документах, посылаемых в Израиль. По словам Мораччи, она понимала, что это связано с тем, что клиент занимает высшие государственные посты в Израиле.
Когда началось расследование, сотрудники следственных органов побывали на Кипре и получили от Мораччи серьезные свидетельства, которые были явно не в пользу бывшего министра иностранных дел. Она рассказал, что поняла, кто контролирует компании, что речь идет о Либермане. Что его водитель Игорь Шнайдер, который был официально зарегистрирован в качестве владельца, является всего лишь прикрытием. Несколько месяцев спустя после общения с израильскими следователями Мораччи отказалась от своих показаний, направив письмо в соответствующие кипрские инстанции. «Теперь, когда я избавлена от какого-либо давления, хочу заявить, что не уверена в том, что есть связь между А.Либерманом и компаниями», — написала Мораччи.
На высокопоставленных сотрудников прокуратуры, которые поддерживали подачу обвинительного заключения, неожиданное прозрение Мораччи не произвело особого впечатления. Как и враждебность, продемонстрированная ею по отношению к израильским следователям в ходе их второй встречи. Ладор считал, что подобное поведение как раз, напротив, подтверждает ее первую версию и является главным и убедительным доказательством вины Либермана. Ладор, как и другие сотрудники прокуратуры, верил, что, выступление Мораччи в суде в качестве свидетеля сыграет решающую роль. Однако в ноябре 2012 года Вайнштейн решил совершить шаг, который вызвал категорическое неприятие Авии Алеф. Он послал двух следователей на Кипр, чтобы те вновь провели беседу с Мораччи, несмотря на то, что всем, кто занимался этим делом, было ясно: в подобной ситуации, ни к чему ее не обязывающей, свидетельница не станет возвращаться к своей первой версии. Именно так и произошло. На большую часть вопросов Мораччи отвечала весьма односложно: «Не помню». Адвокат компании, в которой она работала, на протяжении всей встречи сидел рядом с ней и запрещал ей отвечать почти на каждый вопрос. В основном, отвечал он сам, тонко намекая, что документы, найденные в его конторе, свидетельствующие о том, что компании контролирует Либерман, — фальшивые.
Сегодня Авия Алеф полагает, что данный шаг Иегуды Вайнштейна был очередной попыткой закрыть дело Либермана, изображевшего при этом, что он якобы делает все для того, чтобы бывший глава МИДа предстал перед судом. «У свидетелей никогда не берут показания таким способом, — категорично заявляет Алеф. – Поскольку, чаще всего, подобные свидетели – аудиторы, адвокаты – люди прямые, они не способны лгать. Маруччи наверняка дала бы показания в суде и, на мой взгляд, не стала бы лгать. Но даже если бы она отказалась от первой версии, можно было объявить ее враждебно настроенным свидетелем и потребовать от судей принять ее первоначальные показания. То, что сделал Вайнштейн, не должно было случиться. Большая часть моей команды выступала против этой поездки на Кипр. Мы не понимали, зачем это надо вообще».
Утечка информации
Теперь пришло время сформулировать свидетельство о смерти. В критический момент на сцене появляется адвокат Дана Неэман, которая была не слишком заметным сотрудником налогового отдела прокуратуры. Вайнштейн назначил ее своей личной помощницей после того, как она поддержала, вопреки мнению руководства прокуратуры, требование юридического советника закрыть дело члена Верховного суда, адвоката Йорама Данцигера. На сей раз Вайнштейн молбилизовал Неэман для выполнения нового задания. «Вдруг присылают ее, она действует обособленно, вне связи с другими сотрудниками. Ее задание – сформулировать решение о закрытии дела Либермана. Она совершенно не разбирается в этом кейсе, — рассказывает Алеф. – И тут начинаются разговоры. Давайте оставим большой кейс, все равно по нему не будет выдвинуто обвинительное заключение. Что вы думаете о деле посла?»
В прошлом ноябре, во время заседания сотрудников экономического отдела прокуратуры, которое проводила Авия Алеф, кто-то позвонил в ее офис.
«Нас срочно вызывали в Тель-Авив, — вспоминает она. – Большую группу людей пригласили в Тель-Авив, чтобы сообщить о том, что принято решение закрыть дело Либермана. Нас просили держать это в секрете. Мы быстро поняли, что наше срочное присутствие необходимо для того, чтобы создать алиби. На следующе утро я прочитала статью Товы Цимуки в «Едиот ахронот», которая писала, что в прокуратуре назревает решение закрыть дело Либермана. На следующий день мне звонит пресс-секретарь и спрашивают, не я ли несу ответственность за утечку информации. Я ответила, что ему стоит спросить того, кто посоветовал ему обратиться с этим вопросом ко мне, ибо он наверняка знает, кто передал информацию Тове Цимуки. Воцарилась пауза и пресс-секретарь ответил: «Хорошо».
На данном этапе в министерстве юстиции, в тайне, уже велась интенсивная работа по составлению итоговой версии Вайнштейна – которая должна была разъяснить общественности причину столь невероятной волокиты по делу Либермана. С этой целью был мобилизован человек, берущий на себя поручения, от которых отказываются другие – адвокат Шай Ницан. В свое время именно он был направлен Мени Мазузом защищать позорную судебную сделку Моше Кацава. Сегодня Ницан ведущий претендент на пост главного прокурора после отставки Ладора.
«Я считаю, что Ницан проделал прекрасную работу. Он пишет очень хорошо, — говорит Алеф. – Я говорю это без всякого цинизма. Я сказала Шаю в лицо, что он делает кошерной любую мерзость». Оставались еще четыре высокпоставленных сотрудника, которые были убеждены, что дело Либермана должно быть передано в суд: государственный прокурор Моше Ладор, адвокат Авия Алеф, заместитель юридического советника правительства Раз Низри и Иегуда Шефер, заместитель государственного прокурора по экономической преступности. Эту оппозицинную группу люди Вайнштейна также пытались нейтрализовать. «Они разослали черновик итогового решения, в котором утверждалось, будто все остальные сотрудники прокуратуры согласились с тем, что решение юридического советника вполне приемлемо. Я, не задумываясь, стерла это утверждение и сообщила всем, что не давала такого согласия, что это просто неверно, и я не хочу, чтобы это фигурировало в тексте. Затем мне позвонил Ницан Шай и сообщил, что было бы славно, если бы факт нашего согласия все же фигурировал в итоговом тексте. Я отказалась, заявив, что приемлемость решения юридического советника должен оценить Верховный суд».
Однако государственный прокурор Моше Ладор все-таки добавил ключевую фразу, что он считает решение Вайнштейна приемлемым. «Я отказалась поддерживать мнение Ладора о том, что можно закрыть это дело, — говорит Алеф. – Это не моя функция. Если советник хочет закрыть дело, пусть закрывает».
– Но почему ваша сотрудница, адвокат Михаль Сибель-Дарэль согласилась в этом участвовать?
«Я не знаю. Я сказала Михаль, что не думаю, будто она поступает правильно.Она сказала, что пытается сократить масштаб причиненного ущерба, чтобы итоговый текст хотя бы не был написан в грубой форме. По мне, напротив, чем более грубо был бы составлен этот документ, тем легче было бы в Верховном суде опротестовать это решение».
Особенно возмущает Алеф тот «постмодернистский» стиль, в котором написано итоговое заключение Вайнштейна: любой вариант, который показался бы чрезмерным даже адвокатам Либермана, в заключении советника кажется вполне приемлемым. Одной из фирм, которая фигурировала в кейсе, была «Мейфлауэр», зарегистрированная на Виргинских островах. Эта фирма производила финансовые операции на десятки миллинов шекелей. Формальным владельцев компании был бвший водитель Либермана Игорь Шнайдер, который, по словам Алеф, продемонстрировал в ходе следствия полное отсутствие представления о том, чем занимается «принадлежащая ему» фирма. Никто не сомневался, что речь идет о подставном лице, о марионетке.
Но чьей марионетке? Для того, чтобы отвергнуть единственный разумный вариант, согласно которому Либерман являлся всесильным боссом во всех фирмах, которыми якобы владел его шофер, Вайнштейн в своем итоговом заключении развивает тезис о том, что на самом деле фирмами управлял ушедший из жизни бельгийский торговец алмазами по имени Йосеф Шульдинер, который приобрел компанию, в прошлом принадлежавшую Либерману.
«Сами адвокаты Либермана никогда не утверждали подобное, — напоминает Авия Алеф. – даже Вайнштейн заявил на одном из совещаний, что это слишком неубедительная версия. И тем не менее именно эта версия фигурирует в качестве альтернативной возможности в итоговом заключении юридического советника правительства.
И это, несмотря на то, что Либерман изрядно наследил в этой истории: он участвовал в заседаниях на Кипре, в конторе, которая вела дела фирмы. Даниэлла Мораччи, которая занималась делами компании, также заявила, что ей было понятно: фирму контролирует Либерман. Эта фирма продолжила действовать и после того, как Шулиндер скончался. При этом его сын вообще не знал о ее существовании. И после всего этого юридический советник пишет в итоговом заключении, что, возможно, Шулиндер был подлинным владельцем компании».
– Что вы думали о том, каким образом Вайнштейн аргументирует необходимость закрыть дело Либермана?
«Вайнштен проявил в этом вопросе подход, характерный, скорее, для защиты, представляющей интересы Либермана. И это я очень мягко выражаюсь. Фактически речь шла о радикальном пересмотре дела с целью отыскать минимальные прорехи и упущения в материалах следствия. Рассматривались исключительно прорехи в сети доказательств – в то время, как сама сеть полностью игнорировалась. С подобным в своей практике я не сталкивалась ни разу. В итоговом заключении есть фрагменты, которые однозначно являются попытками перекрасить белое в черное, включая аргументы из арсенала защиты, которыми не пользовались даже сами подозреваемые. Это абсурд. Это просто абсурд. Итоговое решение Вайнштейна никак не отражает внушительный корпус собранных доказательств и фактически низводит до минимального уровня всю эту историю».
Несколько недель назад в Высшем суде справедливости состоялось обсуждение иска адвоката Гилада Барнеа, который носит название «Депутат кнессета Мики Розенталь и движение «Омец» против решения юридического советника закрыть дело Либермана. Барнеа предполагал, что нет шансов на то, что члены Верховного суда вмешаются в решение юридического советника правительства, но отказался капитулировать.
Авия Алеф демонстративно пришла на заседание БАГАЦа, чтобы наблюдать за заранее известным развитием событий: Ашер Гронис и его товарищи спустили подателей иска с лестницы.
«Шанс на то, что БАГАЦ вмешается в решение юридического советника, — нулевой. Я пришла туда для того, чтобы поддержать истцов, и чтобы посмотреть на адвоката Шая Ницана, который представлял государство. Решение БАГАЦа совершенно не отражает реальное положение дел, связанное с доказательной базой кейса Либермана. Многие юристы, и не только юристы, убеждены, что это дело должно было обсуждаться в суде. Я считаю это безумным упущением.
Рядовой гражданин видит народного избранника, связанного с компаниями, на счета которых поступают миллионы. И государство ничего не предпринимает по этому поводу. Это наносит колоссальный ущерб доверию общества к власти. И мы видим, на каком месте находится Израиль по уровню коррупции среди стран OECD и в мире. Это проникает во все поры общества.
(перевод с иврита — Г.Франкович)
63 элементов 3,967 сек.