Леонид Наумович Рабинович (1913-1969)
За этим звучащим, как анекдот, заголовком — подлинная жизнь, удивительнейшим образом соединившая в себе мужество, трагедию, случай, благородство, талант. У человека, который прожил ее — юбилей, но его давно уже нет на свете.
Почему мы так мало о нем знаем?
1 января нынешнего года исполнилось 100 лет со дня рождения талантливого художника и писателя Леонида Волынского (настоящее имя Леонид Наумович Рабинович).
За несколько последних десятилетий его имя было основательно забыто. Будто и не было такого человека. Но вот, очевидно в связи с юбилеем, оно вновь промелькнуло и всплыло в памяти многих. Особенно тех, кому за… Миллионы человеческих жизней, человеческих судеб столкнулись, переплелись в мае 1945 года в Германии в последние дни войны. Но именно ему, младшему лейтенанту Рабиновичу, суждено было найти и спасти от уничтожения сокровища Дрезденской галереи, в том числе и «Сикстинскую мадонну» Рафаэля. А уже после войны написать об этом книгу «Семь дней».
Судьба: Спасение красноармейца Рабиновича
О, это особенная история! Вот что рассказывает внучка писателя Елена Костюкевич, уехавшая из Киева в возрасте 10 лет в Москву, и уже более 28 лет живущая в Италии:
– Дед заболел, когда мне было девять лет. Каждая подробность, которую он успел рассказать мне, впечатана в мою память. Осенью 1941 года ушедший добровольцем на фронт Леонид Рабинович, художник Киевского театра оперы и балета, попал в печально знаменитое окружение под Киевом, и в немецкий плен. Раздетый и разутый, дед стоял в шеренге отобранных для расстрела коммунистов и евреев. Перед обреченными прохаживался немецкий офицер…
…Я встретился с ним взглядом, – вспоминал дед – и здесь произошло то, чего не объяснишь никакими другими словами, кроме слова «судьба». Он спросил:
– А ты чего здесь стоишь?
Я молча пожал плечами. Он спросил:
– Комиссар?
Я качнул головой: «Нет». Это была правда. Вряд ли я стал бы лгать в ответ на следующий вопрос. Но больше он ничего не спросил. Видно, моя наружность никак не сходилась с его представлениями о тех, кому следовало умереть. На какую-то долю секунды все повисло на острие иглы; он повернулся к унтер-офицеру, сказал ему что-то – быстро, отрывисто, а затем крикнул мне:
– Weg! (Пошел прочь!) Лезешь куда не следует…
Что это было? Чудо? Да, но не только. Это было первое звено в цепи почти невероятных событий, о которых, наверное, так никогда и не узнал тот немецкий офицер. Да и мог ли он предположить, что спасенный им от безвестной братской могилы во рву пленный, носящий, наверное, самую еврейскую из всех фамилий – Рабинович, сын отца и матери, ставших пеплом Бабьего Яра, бежит из лагеря для военнопленных, сквозь все мыслимые и немыслимые мытарства пробьется к своим, чудом вывернется из проверочной мясорубки в «органах» Красной армии, вернется на фронт, дойдет до сметенного с лица земли авиацией союзников города Дрездена, и войдет в него не мстителем, а чтобы спасти от неминуемой гибели величайшее достояние немецкого народа — шедевры Дрезденской галереи… Вот такая получилась грандиозная в своей пронзительной простоте и ясности метафора о том, что никакое добро не бывает бессмысленным.
Как это было: Дрезденская эпопея
Здание Дрезденской галереи
Май 1945 года. Прекрасный еще совсем недавно Дрезден лежит в сплошных руинах. Десятки тысяч погибших. Авиация англичан уничтожила Цвингер – музей-дворец, в котором экспонировались картины знаменитой Дрезденской галереи. Город занят войсками 5-й гвардейской армии, в составе которой существовал специальный батальон для поиска спрятанных культурных ценностей, вывезенных из оккупированных нацистами стран или хранившихся в музеях Германии. Группу, которой было поручено узнать хоть что-нибудь о судьбе сокровищ Дрезденской галереи, возглавил 32-летний младший лейтенант Леонид Рабинович. Ведь до войны он окончил Киевский художественный институт и к тому же свободно говорил по-немецки. Группа приступила к поиску сразу же.
Риторический вопрос: мог ли человек, попавший в центр всех этих невероятных событий, не рассказать о них другим людям? Так и стал ветеран великой войны, художник Леонид Рабинович писателем Леонидом Волынским. Он написал не одну книгу, но главная эта – «Семь дней», ведь она о главном деле его жизни.
Вот – первый день:
«Из-за поворота навстречу вырывается мотоциклист. Поравнявшись с нами, он резко снижает скорость и, махнув рукой, успевает крикнуть:
– Сикстины в Дрездене нет!
Сикстинская Мадонна, Рафаэль
И уносится дальше, оглушительно треща, окутанный облаком рыжей кирпичной пыли.
Это капитан Орехов из штаба дивизии. Еще неделю назад, сидя на обочине дороги, мы с ним промеряли по карте расстояние до Дрездена, говорили о предстоящем большом наступлении и о том, что может произойти с Дрезденской галереей, если в городе завяжутся уличные бои…»
Портрет мальчика, Пинтуриккио
Армейская разведка на тот момент не имела никаких данных о местонахождении картин и скульптур. И вот поисковая группа, в состав которой также входили сержант Олег Кузнецов и шофер Захаров, в разбомбленном дворце: тщательно осматривают развалины, спускаются в подвалы, пытаются вникнуть в содержание разбросанных повсюду бумаг. Ничего. Картин в Цвингере нет, да и зацепиться в их поиске не за что.
Рембрандт. Автопортрет с Саскией
Хорошо владея немецким, лейтенант Рабинович ищет контакты с местными жителями, но успехи незначительны, немцы не доверяют офицеру Красной армии. Но все же Леониду Наумовичу удается узнать о некой секретной операции под грифом «М», проводившейся в Дрездене в конце января 1945 года. Тогда все прилегающие к музею кварталы были оцеплены полицией, а из музеев по ночам что-то вывозилось. Леонид попытался разыскать свидетелей, сотрудников музея. Их нигде нет. И только хранительница Альбертиниума (собрание скульптур) после длительных расспросов предположила, что картины могли быть перевезены в здание Академии, стоящее над Эльбой.
Рубенс. Охота на вепря
Следующий этап – немедленно в обгоревшее здание Академии. Бойцы осматривают подвал, и вдруг свет фонарика падает на выделяющуюся свежей штукатуркой часть стены. Оперативно прибыли солдаты с инструментами, стена проломлена. Поисковая группа входит в пролом, и о чудо! – слабый луч фонарика выхватывает из тьмы фрагмент мраморной скульптуры. Вот еще скульптура, еще и еще… Здесь же группа обнаружила шесть ящиков с толом и детонаторами. провода от них выведены наружу. Взрывчатку немедленно обезвредили.
Девушка, читающая письмо у открытого окна, Вермеер
Первый итог: спасена коллекция скульптур Альбертиниума, но картины не найдены. В углу стоит неприметный шкаф-секретер. В нем-то и оказалась картотека сокровищ Дрезденской галереи, и в ней, среди документов Рабинович находит сложенный вчетверо лист плотной бумаги. Леонид Наумович в воспоминаниях рассказывал так: «Разворачиваю. Так называемая немая карта – такие нам раздавали когда-то в школе на уроках географии. В центре Дрезден. Извилистая линия Эльбы. И десятки пометок – буквы, точки, значки».
Динарий кесаря, Тициан
Это знак: поиск идет в правильном направлении. Офицер совмещает «немую» находку с военной картой. Остается только понять смысл обозначений «PL» и «Т». Зато понятно где это: при совмещении карт получилось, что место, обозначенное буквами «PL», находится в 10 км от города Мариенберг, а место, обозначенное буквой «T», – в 30 км к югу от Дрездена.
На календаре – 9 мая 1945 года. Группа выезжает на место, а там – чистое поле, не за что зацепиться взгляду. Бойцов охватывает сомнение: там ли ищем?! Но вот на горизонте виднеется какая-то рощица. Что там? Дорога, круто спускаясь вниз, приводит к старой каменоломне. Вход завален камнем и блоками. Надо взрывать завал, иначе не пробьешься. …Когда пыль осела, впереди стал виден вход в туннель (вот что обозначала буква «Т»!) и стоящий в туннеле на рельсах товарный вагон… Он был доверху забит картинами Рембрандта, Джорджоне, Рубенса… Здесь же плоский ящик размером метра 3 х 4. Что в нем? Леонид боялся поверить догадке.
Ящик бережно перенесли в кузов грузовика и медленно, осторожно, оберегая драгоценный груз от малейшей тряски, привезли в батальон. Вскрыли цейсовские замки ящика. Все подтвердилось! Из ящика на своих спасителей глядела «Сикстинская мадонна»…
Потом, между селами Покау («Р») и Ленгенфельд («L») поисковая группа нашла заброшенную, полузатопленную известняковую шахту, в ней погибали от грибка и влаги около 350 картин. В том числе всемирно знаменитые – «Автопортрет с Саскией» Рембрандта, «Святая Инесса» Риберы, «Спящая Венера» Джорджоне, прославленный «Динарий кесаря» Тициана… Известковая вода уже частично повредила полотна. Их срочно вывезли в Москву и Ленинград для реставрации, но в течении многих лет практически не упоминалось о том, что 478 картин, произведения Рубенса, Лукаса Кранаха Старшего, Лукаса Кранаха Младшего, попали на реставрацию в Киев. В 1955 году ВСЕ сокровища Дрезденской галереи были возвращены в Германию.
После войны: Киев ничего не помнит…
Он вернулся с Победой в родной Киев. Отец и мать лежали в Бабьем яру… Жена и дочь чудом спаслись, сумев эвакуироваться в последний момент. Писатель Леонид Волынский написал не так уж мало, но прожил после войны всего 24 года… Эти 20-25 послевоенных лет были особенные для Киева.
Внучка писателя Елена Костюкевич – переводчица с итальянского произведений Умберто Эко. Она преподает в Миланском университете, а осенью прошлого 2012 года принимала участие в работе Львовского форума книгоиздателей. Елена Костюкевич многое знает и помнит о своем деде: «Он умел спроектировать красоту (дизайнер Божьей милостью) и создать мелкие чудеса своими руками, буквально из никаких материалов (из пробки шампанского… из ореха). У него был ни с чем не сравнимый, никогда более мне в жизни не встретившийся художественный вкус. Изящество. Благородство. Больше всего на свете, кроме жены, он любил искусство. Из его друзей — а среди них были Виктор Некрасов, Давид Самойлов, Семен Лунгин, Зоя Богуславская, архитектор Авраам Милецкий и многие другие — сегодня в живых остались единицы, перечтешь по пальцам.
Киев в шестидесятые годы воспринимался моей семьей как сосредоточие давления цензурного, кагебэшного вмешательства в личную, интеллектуальную и душевную жизнь человека. Мой дед и его близкий друг Виктор Платонович Некрасов, с которым они каждый вечер общались, и я это могла наблюдать, – они говорили только о том, когда же, наконец, в Москву… Там, конечно, та же советская власть, но она не такая. Это объясняли так: когда в Москве «стригут ногти» – в Киеве «рубят пальцы». Дед упивался чужими культурами, написал очерки о Грузии и Армении, книгу о старой русской архитектуре, о Кижах и Валааме, а за границу его выпустили всего один раз, незадолго до смерти – в Болгарию, и он написал очень талантливые фрагменты «Болгарские записные книжки». Он диктовал их бабушке и маме уже прикованный к постели, а я, ребенок, нажимала на крупные кнопки скрипучего портативного магнитофона «Весна».
Писатель одним из первых честно рассказал о трагедии советских военнопленных. Эти события осени 41-го, которые были частью его судьбы, описаны Волынским в повести «Сквозь ночь». Его друг, также фронтовик Виктор Некрасов, назвал ее лучшим, что есть на эту тему в советской литературе. Помимо взаимной человеческой симпатии, возникшей вопреки, а может и благодаря различию характеров этих людей, их объединяли общие творческие интересы, сходные увлечения. Оба на основе опыта личного участия в Великой Отечественной войне создали о ней сильные произведения.
Оба обращались к любимому жанру путевых очерков, жанру, который по цензурным причинам в советское время увядал. Оба обогащали этот жанр серьезной и тонкой интерпретацией истории и культуры разных народов. «Он был моим первым читателем, а я его… Он не мог без работы. Он задыхался без нее. Или ездить, смотреть, знакомиться с людьми — или писать», — сказал о своем рано ушедшем из жизни друге Некрасов в небольшой статье-некрологе, предварившей посмертно напечатанные в «Новом мире» «Болгарские записные книжки» Волынского.
ИЗ НАШЕГО ДОСЬЕ:
В 2012 году «Сикстинская мадонна» отметила 500-летие
«Сикстинская Мадонна» появилась на свет в 1512 году в Пьяченце, где Рафаэль работал над алтарем капеллы монастыря святого Сикста, и оставалась там более двухсот лет, пока саксонский курфюрст Август III не выкупил ее за баснословные по тем временам 20 тысяч цехинов. Как ни противились разлуке с Мадонной в Италии, вмешательство тогдашнего Римского Папы завершило сделку, и картина переехала в Германию. Этому историческому моменту посвящена пастель художника XIX века Адольфа фон Менцеля, изображающая явление «Сикстинской Мадонны» двору курфюрста. Согласно легенде, Август III не только вышел встретить картину, но собственноручно отодвинул в сторону свое кресло, воскликнув: «Освободите место для великого Рафаэля!»
Кроме этого Леонидом Волынским было создано несколько книг, жанр которых можно определить как «популярная литература об искусстве». Это «Лицо времени» — о русских художниках-передвижниках; «Зеленое дерево жизни» — о французских импрессионистах (тема в конце 50-х еще полузапретная); «Дом на солнцепеке» — о Винсенте Ван Гоге.
Леонид Наумович Волынский скончался 28 августа 1969 года. В адресном справочнике «Союз писателей СССР» по данным на 1 ноября 1965 указано, что Волынский (Рабинович) Леонид Наумович жил тогда в городе Киеве, по улице Шота Руставели ( Малая Васильковская), дом 23, квартира 12.
Видимо, сведения о нем содержат и биографические справочники Союза писателей Украины, вышедшие в 1960, 1966 и 1970 годах. Но, ни в сводном библиографическом пособии «Писатели Советской Украины. 1917—1987» (Киев, 1988), ни в первом томе «Украинской литературной энциклопедии» (Киев, 1988) Леонида Наумовича Волынского нет. Нет и мемориальной доски на доме, в котором он жил. Почему? У Киева, у Украины так много людей, кто достоин памяти в масштабах человечества?
Елена Кузьменко,
специально для «Еврейского обозревателя»
