[]
Иерусалим |
|
Москва |
|
Нью-Йорк |
|
Берлин |
Соломия Крушельницкая - украинская оперная певица и педагог
История, люди, статистика
| 15.04.2023
| Читали: 589
Львов встретил взъерошенными облаками, влажными крышами, неочерченным солнцем. Сырым кофейным воздухом и лоснящейся брусчаткой, словно смазанной льняным маслом. Девушка стояла посреди площади и едва сдерживалась, чтобы не рвануть домой.
архив
Туда, где всегда уютно и тепло: сестринский смех, мамин борщ с ушками, божественная литургия в папином исполнении. Репейники вдоль дороги и монументальные дубы. Тихое небо, люди, хаты.
С первых дней учебы Соломия отреклась от развлечений. Никакого баловства и пустого времяпрепровождения. Лишь вокальные упражнения, постановка дыхания, актерская игра. Пусть другие посещают рестораны и казино, прогуливаются парками и устраивают спиритические сеансы. Она приехала учиться, да еще на одолженные деньги. Отец заложил дом, и теперь ни одной из сестер не светит приданое.
Вот почему в 5:30 подъем, чай, теория. Жесткий режим, обливание ледяной водой, закаливание тела и характера. Время от времени между песнями Лысенко и оперой «Фаворитка» замечала небо, одетое по всем веяниям моды. Звонарей, спешащих к своим колоколам. Мельников, шляпников, фонарщиков, а затем снова: распевки, дыхание, ария Аиды.
Спустя пару лет получила диплом, и на горизонте замаячила Италия. С собой – ноты, платья, томик «Кобзаря». Всюду чужой язык, табачные лавки, макароны длиной в полжизни. От ностальгии спасала украинская песня. Каждый раз, когда заводила о белых гусях, чувствовала дрожь и безграничную любовь к родному краю. В носу щекотали ароматы ржаного хлеба, упитанного чернозема, меда из белой акации. Девушка учила Фауста Креспи, и крепко сжимала локоть в момент каждой ошибочной ноты. У певицы оказалось лирико-драматическое сопрано, а не меццо, поэтому следовало начинать с нуля.
По-новому ограненный голос на родине восприняли в штыки. Критики жонглировали словами-гвоздями, разбирали любую фразу на молекулы, но Соломия все равно пела. Чисто, глубоко, мощно. Продолжала отказываться от светской жизни и никогда не засиживалась ни в «Вуазе», ни в «Атляс».
Потом были Варшава и Париж. Партии Гальки, Сантуццы, Амелии. В Америке встречали фиалками, перевязанными желто-голубыми лентами, и нестройно исполненным гимном «Ще не вмерла Украина». Мужчины распрягали лошадей и несли карету на руках. Толстосумы обещали построить и подарить оперный театр. Поселить в любом уголке мира: хоть в Тибете, хоть на Золотых песках. Это напоминало массовый психоз, но она отказала всем: и Федору Шаляпину, и Михаилу Павлику, и придворному аптекарю. Любые сердечные потрясения глушила работой. Бинтовала сердце длинными полотнами арий и кантилен. Дорожила прозрачной репутацией и помнила цену своей славы. Каждый концерт завершала народной песней. Зрители слушали стоя.
С Василием Стефаником познакомилась в Кракове, и что-то щемящее разлилось в груди. Сотни миниатюрных солнц покатились по брусчатке. Молодые люди гуляли, ужинали, вспоминали дом «Под оленем» и площадь «Рынок», но потом – все, мучительное расставание. Растерянный небосвод, солнечные фантомы и строки: «Я з тобою ані разу за руку не взявся. Я тобою, як зорею з землі любувався».
Соломия Крушельницкая позволила себе любовь почти в сорок лет, когда исполнила самые важные партии, спасла от провала «Мадам Баттерфляй», приобрела для семьи трехэтажный дом в центре Львова. Именно тогда открыла сердце адвокату Чезаре. Свадьбу отметили в отеле «Плаза» скромным завтраком и поселились в курортном Виареджо. Все время проводили вместе. Вместе в деревню за оливковым маслом, виноградом или молодым вином.
Вместе завтракали белым кофе и белым хлебом. Ужинали под открытым небом. На Рождество готовила любимому кутью. На обед – ризотто и рыбу. С балкона виллы – Тирренское море, чуть левее – фруктовый сад. Из кухни приятный аромат лимона и роз. По праздникам – шоколадного торта. Из открытых окон – божественное пение. Прохожие замирали не в силах продолжить свой променад. Слушали.
Спустя шестнадцать лет Чезаре умер, а Соломия ушла со сцены. В августе 1939 года приехала погостить во Львов, а в сентябре – война. Советская власть отняла у певицы кровно заработанный дом, оставив на втором этаже четыре комнаты. В них и поселилась с безумной сестрой Анной. Виллу в Виареджо пришлось подарить СССР вместе с уникальной коллекцией картин, концертными нарядами и раритетной мебелью. Отныне вместо пасты – вчерашняя картофелина. Вместо моря – город, взъерошенный войной. Чтобы не умереть от голода – давала частные уроки. Каждый начинала неизменным: «Садись, дитя, отдохни, а я тебе спою».
В последний раз вышла на сцену в 77 лет, болея раком горла. Зал плакал. Соломия с достоинством исполняла украинскую песню. Затаив дыхание, слушали люди, стены, фонари, улицы. Ими больше не суетились мельники, ремонтники карет, трубочисты. Не существовало «Вуазе» и «Атляс», только ее светлые ноты и мелодичные «орнаменты». Ее самоотверженность и истинное творческое счастье…
Ирина Говоруха
Автор фото: художница Татьяна Терехова
/КР:/
Лишний раз убеждаюсь в мерзости советской власти... Страна царька сегодня - наследница всех тех мерзостей.../
С первых дней учебы Соломия отреклась от развлечений. Никакого баловства и пустого времяпрепровождения. Лишь вокальные упражнения, постановка дыхания, актерская игра. Пусть другие посещают рестораны и казино, прогуливаются парками и устраивают спиритические сеансы. Она приехала учиться, да еще на одолженные деньги. Отец заложил дом, и теперь ни одной из сестер не светит приданое.
Вот почему в 5:30 подъем, чай, теория. Жесткий режим, обливание ледяной водой, закаливание тела и характера. Время от времени между песнями Лысенко и оперой «Фаворитка» замечала небо, одетое по всем веяниям моды. Звонарей, спешащих к своим колоколам. Мельников, шляпников, фонарщиков, а затем снова: распевки, дыхание, ария Аиды.
Спустя пару лет получила диплом, и на горизонте замаячила Италия. С собой – ноты, платья, томик «Кобзаря». Всюду чужой язык, табачные лавки, макароны длиной в полжизни. От ностальгии спасала украинская песня. Каждый раз, когда заводила о белых гусях, чувствовала дрожь и безграничную любовь к родному краю. В носу щекотали ароматы ржаного хлеба, упитанного чернозема, меда из белой акации. Девушка учила Фауста Креспи, и крепко сжимала локоть в момент каждой ошибочной ноты. У певицы оказалось лирико-драматическое сопрано, а не меццо, поэтому следовало начинать с нуля.
По-новому ограненный голос на родине восприняли в штыки. Критики жонглировали словами-гвоздями, разбирали любую фразу на молекулы, но Соломия все равно пела. Чисто, глубоко, мощно. Продолжала отказываться от светской жизни и никогда не засиживалась ни в «Вуазе», ни в «Атляс».
Потом были Варшава и Париж. Партии Гальки, Сантуццы, Амелии. В Америке встречали фиалками, перевязанными желто-голубыми лентами, и нестройно исполненным гимном «Ще не вмерла Украина». Мужчины распрягали лошадей и несли карету на руках. Толстосумы обещали построить и подарить оперный театр. Поселить в любом уголке мира: хоть в Тибете, хоть на Золотых песках. Это напоминало массовый психоз, но она отказала всем: и Федору Шаляпину, и Михаилу Павлику, и придворному аптекарю. Любые сердечные потрясения глушила работой. Бинтовала сердце длинными полотнами арий и кантилен. Дорожила прозрачной репутацией и помнила цену своей славы. Каждый концерт завершала народной песней. Зрители слушали стоя.
С Василием Стефаником познакомилась в Кракове, и что-то щемящее разлилось в груди. Сотни миниатюрных солнц покатились по брусчатке. Молодые люди гуляли, ужинали, вспоминали дом «Под оленем» и площадь «Рынок», но потом – все, мучительное расставание. Растерянный небосвод, солнечные фантомы и строки: «Я з тобою ані разу за руку не взявся. Я тобою, як зорею з землі любувався».
Соломия Крушельницкая позволила себе любовь почти в сорок лет, когда исполнила самые важные партии, спасла от провала «Мадам Баттерфляй», приобрела для семьи трехэтажный дом в центре Львова. Именно тогда открыла сердце адвокату Чезаре. Свадьбу отметили в отеле «Плаза» скромным завтраком и поселились в курортном Виареджо. Все время проводили вместе. Вместе в деревню за оливковым маслом, виноградом или молодым вином.
Вместе завтракали белым кофе и белым хлебом. Ужинали под открытым небом. На Рождество готовила любимому кутью. На обед – ризотто и рыбу. С балкона виллы – Тирренское море, чуть левее – фруктовый сад. Из кухни приятный аромат лимона и роз. По праздникам – шоколадного торта. Из открытых окон – божественное пение. Прохожие замирали не в силах продолжить свой променад. Слушали.
Спустя шестнадцать лет Чезаре умер, а Соломия ушла со сцены. В августе 1939 года приехала погостить во Львов, а в сентябре – война. Советская власть отняла у певицы кровно заработанный дом, оставив на втором этаже четыре комнаты. В них и поселилась с безумной сестрой Анной. Виллу в Виареджо пришлось подарить СССР вместе с уникальной коллекцией картин, концертными нарядами и раритетной мебелью. Отныне вместо пасты – вчерашняя картофелина. Вместо моря – город, взъерошенный войной. Чтобы не умереть от голода – давала частные уроки. Каждый начинала неизменным: «Садись, дитя, отдохни, а я тебе спою».
В последний раз вышла на сцену в 77 лет, болея раком горла. Зал плакал. Соломия с достоинством исполняла украинскую песню. Затаив дыхание, слушали люди, стены, фонари, улицы. Ими больше не суетились мельники, ремонтники карет, трубочисты. Не существовало «Вуазе» и «Атляс», только ее светлые ноты и мелодичные «орнаменты». Ее самоотверженность и истинное творческое счастье…
Ирина Говоруха
Автор фото: художница Татьяна Терехова
/КР:/
Лишний раз убеждаюсь в мерзости советской власти... Страна царька сегодня - наследница всех тех мерзостей.../
источник
Переслал: Елена Венгеровская
Переслал: Елена Венгеровская
18
0
|
|
|
| |
