Мобильных телефонов еще не было в природе: профессору звонили домой, а профессора нет! Уехал в Ленинград… Начинали искать в Ленинграде, а он уже тихой сапой ехал на Московский вокзал…
Так и ездил туда-сюда мимо Бологого, пока не стихло.
Увернуться, однако, удавалось не всем…Сахарова исключали из Академии Наук. Позориться никому не хотелось, но – надо… Под страхом кадровых репрессий собрали кворум, прислали куратора из ЦК, и процесс пошел, хотя довольно вяло…
Ну, очень не хотелось позориться!
И вот какой-то членкор, косясь на закаменевшего лицом куратора, робко заметил, что, мол, оно конечно… и Сахаров поступил с советским народом нехорошо… но вот незадача: академик – звание пожизненное, и еще не бывало, чтобы академиков исключали… нет прецедента…На этих словах оживился Нобелевский лауреат академик Капица.
– Как нет? – звонко возразил он. – Есть прецедент!
И куратор из ЦК КПСС облегченно вздохнул. А Капица закончил:
– В тридцать третьем году из прусской Академии наук исключили Альберта Эйнштейна!
Наступила страшная тишина – и Сахаров остался советским академиком.
Еще один довод в защиту Андрея Дмитриевича прозвучал в те дни из уст «атомного» академика Александрова. Какой-то партийный начальник в академических кулуарах заметил про Сахарова:
– Как он может быть членом Академии? Он же давно не работает!
Александров ответил:
– Знаете, у меня есть член, он тоже давно не работает. Но я держу его при себе за былые заслуги!
Осуждению Сахарова надлежало быть всенародным, и вместо утренней репетиции во МХАТе назначили открытое партсобрание.
Парторг Ангелина Степанова, стоя на трибуне, маралась о решения партии и правительства – коллектив кочумал, пережидая неизбежное. Кто посовестливее, отводил глаза; кто поподлее, подыгрывал лицом…
А группа мхатовских "стариков", расположившись в задних рядах, жила своей жизнью, включавшей в себя утреннюю фляжку коньяка. Оттуда доносился оживленный гур-гур, очень обидный для парторга, – потому что мараться приятно со всеми заодно, а делать это в одиночку обидно.
И Степанова не выдержала.
– Товарищи! – прервала она собственные ритуальные проклятия в адрес академика. – Что вы там отсиживаетесь сзади? Михаил Михайлович, – ядовито обратилась она персонально к Яншину. – Может быть, вы хотите выступить, что-нибудь сказать?
Яншин вздохнул и сказал:
– Хочу.
Встал и пошел к трибуне.
.– Минута времени вам! – почуяв недоброе, предупредила Ангелина Степанова.
– Хорошо, – согласился Яншин.
Он вышел, взял поистине мхатовскую паузу, печально оглядел собрание, остановил взгляд на парторге и сказал:
– А ты, Ангелина, как была б-@дь, так и осталась. И поглядев на часы, сообщил:
– Еще сорок секунд осталось…"
(Из книги "Изюм из булки")
1
